Баллада о змеях и певчих птицах - Коллинз Сьюзен - Страница 1

1

Сьюзен Коллинз

Баллада о змеях и певчих птицах

Suzanne Collins

Ballad of Songbirds and Snakes

© Suzanne Collins, 2020

Школа перевода В. Баканова, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

* * *

Посвящается Нортону и Джин Джастер

Совершенно очевидно, что без единой власти, способной держать людей в страхе, они пребывают в состоянии, которое зовется войной, а именно в состоянии войны всех против всех.

Томас Гоббс, «Левиафан», 1651 г.

Естественное состояние есть закон природы, который гласит: все люди свободны и равны, и никто не вправе распоряжаться ни жизнью, ни свободой, ни имуществом другого человека.

Джон Локк, «Два трактата о правлении», 1689 г.

Человек рождается свободным, а между тем всю жизнь он в оковах.

Жан-Жак Руссо, «Об общественном договоре», 1762 г.Сладость знания сродни экстазу;И наш настырный разум,Стремясь прелестные творения познать,Готов и убивать их, и кромсать.Уильям Вордсворт, «На попятную», «Лирические баллады», 1798 г.

Я думал о добродетелях, которые он выказывал в начале своего существования, и о том, как все добрые чувства в нем угасли благодаря отвращению и презрению со стороны его покровителей.

Мэри Шелли, «Франкенштейн», 1818 г.

Часть I. Ментор

Глава 1

Кориолан опустил пригоршню капусты в кастрюлю с кипящей водой и поклялся, что в один прекрасный день в рот не возьмет эту гадость. Увы, пока надо терпеть. Чтобы во время церемонии Жатвы в животе не урчало от голода, придется съесть большую миску бледной бурды и выпить всю жижу до капли. Очередная мера из длинного списка ухищрений, с помощью которых он пытался скрыть, что семья Сноу, несмотря на проживание в пентхаусе одного из самых роскошных домов Капитолия, совсем обнищала. В свои восемнадцать лет наследник некогда великого дома был беден, как оборванец из дистрикта, и перебивался с хлеба на воду.

Его беспокоила рубашка, которую он собирался надеть на церемонию Жатвы. Строгие темные брюки, купленные на черном рынке в прошлом году, еще вполне годились, но люди смотрят в первую очередь на рубашку. К счастью, для повседневных нужд Академия предоставляла ученикам форму, однако на сегодняшнюю церемонию им велели одеться нарядно и в то же время торжественно. Тигрис обещала что-нибудь придумать, и Кориолан ей верил. Кузина искусно обращалась с иголкой и ниткой и до недавнего времени неизменно его выручала. Впрочем, на этот раз ждать чуда не приходилось.

Отцовская рубашка из недр шкафа вся была в пятнах, за давностью лет пожелтела и лишилась половины пуговиц, к тому же один манжет прожгли сигаретой. Такую не продашь и тем более не наденешь на церемонию. На рассвете Кориолан зашел в комнату кузины и не обнаружил ни ее, ни рубашки. Это не к добру. Неужели Тигрис отказалась от мысли привести рубашку в порядок и помчалась на черный рынок за подходящей обновкой? Ведь расплатиться ей совершенно нечем! Точнее, нечем, кроме себя самой, а Сноу пока еще не пали столь низко. Или уже пали, пока Кориолан сидит сиднем и варит свою капусту?

Кориолан представил, как идет торг. Красотой Тигрис не отличалась – сама тощая, нос длинный, с заостренным кончиком, – зато ей присуща некая свежесть и ранимость, которые располагают к насилию. Если девушка решит продать себя, то покупатель непременно найдется. При мысли об этом Кориолана замутило, он ощутил беспомощность и отвращение к самому себе.

Из глубины апартаментов зазвучал гимн Капитолия, «Алмаз Панема». Мадам-Бабушка выводила слова дрожащим сопрано, и голос разносился гулким эхом.

Алмаз Панема,Город великий,Ты блистаешь на все времена.

Как всегда, старуха отчаянно фальшивила и не успевала за музыкой. В первый год войны она включала запись в дни государственных праздников, чтобы развивать у пятилетнего Кориолана и восьмилетней Тигрис патриотические чувства. Ежедневное исполнение гимна началось с того черного дня, когда мятежные дистрикты осадили Капитолий, перекрыв снабжение на два последних года войны. «Помните, – твердила она детям, – наш город осажден, но мы не сдались!» Бомбы сыпались с неба дождем, а Мадам-Бабушка, распахнув окно, во все горло распевала гимн. На свой лад она тоже боролась с повстанцами.

Смиренно встаемПред тобой на колени…

Некоторые ноты ей взять не удавалось…

И клянемся в любви навсегда!

Кориолан поморщился. Уже десять лет как мятеж подавлен, а Мадам-Бабушка никак не успокоится. Оставалось целых два куплета.

Алмаз Панема,Ты Фемиды оплот,Мудрость мраморный лоб твой венчает.

Кориолан задумался, приглушила бы звуки мебель, останься ее больше. Впрочем, вопрос был чисто теоретический. Пентхаус, израненный шрамами безжалостных атак, напоминал Капитолий в миниатюре. По высоким стенам змеились трещины, лепной потолок щерился дырами, уродливые черные полосы изоленты скрепляли разбитые стекла в арочных окнах, из которых открывался вид на столицу. За годы войны и десятилетие после нее семейству Сноу пришлось продать или обменять на еду бо́льшую часть своего имущества, в результате чего многие комнаты совершенно опустели и стояли запертыми. Хуже того, в последнюю зиму осады грянули страшные холода, и на растопку пошла не только изящная резная мебель, но и огромная библиотека. Кориолан со слезами на глазах наблюдал, как превращаются в пепел книжки с яркими картинками, те самые, над которыми он склонялся когда-то вместе с матерью. Впрочем, лучше быть грустным, чем мертвым.

Кориолану приходилось бывать в гостях у друзей, и он знал, что большинство семей уже приводят свои дома в порядок, однако Сноу не могли себе позволить даже пару ярдов льна на новую рубашку. Он думал об одноклассниках, роющихся в битком набитых шкафах или надевающих пошитые у портного новые костюмы, и гадал, сколько еще удастся сохранять видимость благополучия.

Пресёк ты бесчинстваИ дал нам единство.Тебе на верность мы все присягаем.

Что делать, если Тигрис не удастся привести рубашку в порядок? Симулировать грипп и сказаться больным? Сочтут слюнтяем. Явиться в школьной рубашке? Сочтут нахалом. С трудом втиснуться в старую красную рубашку, из которой он уже пару лет как вырос? Сочтут нищебродом. Какой вариант выбрать? Ни один не годится.

Наверное, Тигрис отправилась за помощью к своей наставнице, Фабриции Дребедень – женщине столь же нелепой, как и ее имя, зато весьма искусной в подражании модным тенденциям. Ее не смущало ни сочетание перьев с кожей, ни пластмассы с плюшем, и она всегда умудрялась совмещать их в нужных пропорциях. В школе Тигрис училась посредственно, поэтому поступать в Университет не стала и после окончания Академии решила осуществить свою давнюю мечту и податься в дизайнеры. Предполагалось, что ее берут на должность подмастерья, но Фабриция скорее использовала ее как рабыню: заставляла делать массаж ног и прочищать стоки, забитые клочками ее длинных пурпурных волос. Впрочем, Тигрис так радовалась причастности к миру моды и была так благодарна Фабриции, что никогда не жаловалась и не желала слышать в адрес своей патронессы ни малейшей критики.