Записки Черного Властелина - Дихнов Александр - Страница 49

По забавному совпадению, которое не имеет никакого значения, обе мантикоры откинулись практически одновременно. Но даже не зная о том, что волшебник уже освободился, никто из молодежи ничего толкового не делал. Да и не мог, наверное. Фин, подвернувшая ногу при исполнении серии кульбитов, и Эрик, которому хвост под финал сломал несколько ребер, сидели на земле, теша себя надеждой, что Бьорн рано или поздно появится, а залитый кровью Бугай и благополучно отсидевшаяся в лесу Элли стояли рядом с Джерри. Тот лежал на спине с закрытыми глазами, еле-еле дышал и, казалось, был готов отправиться вслед за мантикорами, но ни Элли, ни Бугай не знали, чем помочь, и даже боялись к нему прикоснуться. Правильно, надо заметить, боялись.

Не мудрено, что бодрое приближение Бьорна вызвало в массах ощущение чуда, сходное тому, которое испытывают эскимосы, когда после полярной ночи на небе появляются первые намеки на солнце. Но восторженные предвкушения быстро трансформировались в свою противоположность, когда Бьорн вдруг стал проявлять дурную склонность к некрофилии… Выразителем народного гнева явилась Фин, рявкнувшая:

– Волшебник Дарн-о'Тор! Вы, может, не заметили, но тут и кое-кто живой остался!

Бьорн прекратил хождение вокруг мантикоры и, сознавая справедливость упрека, даже признал это вслух:

– Да, да. Извините, принцесса. Сейчас я вами займусь.

– Не мной. Им! – Фин повелительным жестом указала на Джерри, и волшебник проследовал к телу, не став даже указывать, что и сам намеревался поступить именно так.

К сожалению, на этот раз никаких чудес замечено не было. Чародей с минуту постоял на коленях рядом с трактирщиком, поводил над ним руками, отчего состояние Джерри не претерпело ни малейших изменений, а потом поднялся и мрачно пробормотал:

– И как только его угораздило?..

– Как это понимать, волшебник? – Опершись на топор, Фин вскарабкалась на ноги и заковыляла вперед. – Почему вы ничего не делаете?!

– Потому что не могу, принцесса. И не кричите, я такими вещами не шучу. – Бьорн зачем-то обвел взглядом всех по очереди, а затем спокойно, как на уроке, разъяснил: – Яд мантикоры – крайне дрянная штука. Он не убивает мгновенно, только парализует, но он очень силен. Слишком силен. Я не могу полностью нейтрализовать его действие, лишь замедлить. Без моей помощи он проживет час, с ней – до вечера. В лучшем случае, при очень высокой сопротивляемости организма, до завтрашнего утра.

– Сделайте все, что в ваших силах! – тон Фин не терпел возражений, но Бьорн покачал головой:

– И что потом? Это задержит нас и осложнит положение и без того достаточно…

– Неужели, волшебник, – от презрения, звучавшего в голосе гномихи, деревья могли облететь посреди лета, – в мире не существует способа нейтрализовать яд мантикоры?

– Существует. В мире безусловно найдется все, в том числе и противоядие к любому яду. Но мы не в мире, а в весьма конкретной его точке, где нет ни необходимых снадобий, ни лаборатории. И до вечера они здесь не появятся.

На несколько секунд повисла напряженная тишина, нарушил которую Бьорн, решительно заявив:

– Думаю, мне лучше заняться Бугаем, пока он совсем кровью не истек.

Как тут же выяснилось, предыдущее молчание вовсе не являлось знаком всеобщего согласия, каковым счел его старый маг.

– Нет. Лечите его, – возразил Бугай, а Элли почти умоляющим тоном подхватила:

– Ну, господин волшебник, не может же Джерри просто вот так умереть.

– Что значит «не может просто вот так умереть»? – Бьорн почувствовал, что происходящее становится тяжеловато даже для его видевшей виды нервной системы. – Я не могу. Не могу его спасти, разве это еще не понятно?!

Под суровым взглядом чародея Элли покраснела и отступила назад. Но не замолчала:

– Должен быть другой выход. В легендах всегда есть выход, там никто в самом начале не умирает.

– Тогда найди этот выход и скажи мне: каков он и где!

«У тебя на бороде!» – про себя огрызнулась Элли и решила стоять до последнего – то есть нести первое, что в голову взбредет, пока ей силой не заткнут рот.

– Если у вас нет с собой лекарств, то, может, где-нибудь поблизости есть…

– Что есть? Лавка аптекаря? Покажи дорогу!

– Ну, посмотреть-то можно…

– Куда посмотреть?

– Ну, вокруг…

«Ты совсем дура или как?» – хотел было поинтересоваться волшебник, но неожиданно осекся. Он признавал в душе, что Элли совсем не дура, а коли так, то к чему это она?

– Ты это к чему?

Резкая смена тона почему-то смутила Элли. Она зарделась пуще прежнего, потупила очи и невнятно залепетала:

– Да к тому, что надо подняться и посмотреть. Вы ведь это можете. Как накануне меня на ветку поднимали…

– Чего-чего? Еще раз.

Элли несколько секунд молчала, а потом вздохнула, взглянула Бьорну в глаза и отчеканила:

– Надо поднять кого-нибудь выше деревьев, чтобы он посмотрел: нет ли поблизости жилья.

– А-а… Точно. Как это я сам не догадался? – Чародей не скрывал сарказма, досадуя на себя за очередной неправильный диагноз – предложение Элли не было дурацким, его мог внести лишь врожденный дебил… – Валяй, смотри!

Раздражение волшебника вылилось в то, что Элли взмыла вверх с ускорением, которое не позволило издать даже испуганный писк. Впрочем, она еще не долетела до верхушки кроны, как Бьорн устыдился. Тут такие дела творятся, человек умирает, а он зло на девчонке срывает. Нехорошо, негуманно. Пусть высматривать признаки жилья поверх бескрайнего леса – полный абсурд, но ведь можно спокойно это объяснить…

Пока Бьорн так думал и готовился ослабить левитационное поле, Элли уже вознеслась на достаточную для обзора высоту, где вдруг замахала руками, указывая куда-то на северо-запад. Бьорн столь долго наблюдал эту картину, что Фин пришлось ему напомнить:

– Может быть, теперь вы ее опустите, волшебник? И хорошо бы аккуратно.

Скиталец внял последнему пожеланию лишь отчасти – ровно настолько, чтобы Элли не разбилась при посадке, но заставил себя задать вопрос мирным тоном:

– Что ты увидела?

– Дым. Там дым.

– Какой дым?

– Ну-у… Обычный, серый.

– Обычный, значит, серый дым. Ясным днем посреди лета…

Ко всеобщему удивлению взрыва за этими словами не последовало – волшебник только мрачно покачал головой, а через несколько секунд сказал, как будто уступая после затяжного спора:

– Хорошо, мы пойдем к этому дыму. Но все равно сначала я займусь Бугаем и вами, принцесса. Потому что, пока я буду работать с Джерри, вы сделаете носилки!

Глава девятая

Спустя несколько часов, когда солнце уже вовсю двигалось к закату, Бьорн Скиталец достиг вершин в мрачности своего настроения. Она (мрачность, в смысле) была такова, что, казалось, окутывала его темным облаком, соприкосновение с которым грозило неосторожному неприятностями, вполне сопоставимыми со встречей с еще одной мантикорой. Неосторожных не наблюдалось – в потенциале таковым мог стать Эрик, но он вместе с Бугаем пер на себе тяжелые носилки и был способен открыть рот, только чтобы глотнуть побольше воздуха, – однако даже это Бьорна раздражало. Он, конечно, признавал, что пожирать детей (в том числе, морально) недостойно его статуса белейшего из всех белых магов, но все равно подзакусил бы парой-тройкой. Потом было бы легче…

Да, в отличие от остальных Скиталец знал, куда они идут. Поначалу к нему в душу закралось подозрение, но надежда на эфемерность последнего была столь ничтожна, что в случае очередного нелепого стечения обстоятельств и ошибки старый маг пообещал себе сложить полномочия. До этого не дошло – согласно первоначальному диагнозу по мере продвижения в направлении дыма Бьорн должен был что-нибудь почувствовать. И он чувствовал, более того, двигался к источнику, твердо зная, что ждет там лично его. Это была главная неприятность, которая только может подстерегать матерого волшебника, – уязвленное самолюбие.

Последние сомнения в этом у Бьорна отпали, как только он завидел цель. Она представляла собой аккуратный двухэтажный домик, деревянный, с крыльцом, резными наличниками на окнах, крышей с коньком и новенькой трубой, дым из который больше не шел. В общем, этот дом, стоявший на лесной прогалинке, отличался от обычного ухоженного деревенского дома только отсутствием традиционной завалинки и приусадебного участка (в просторечии – огорода), а посему, с точки зрения Бьорна, выглядел совсем скверно. Покосившаяся избушка еще давала какие-то шансы, а так сразу видно, что дело дрянь.