Консул Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 51

— Слышу, — потупившись, ответила Пелагея.

— А теперь пошли со мной. Если уж ты напросилась в поход, нужно срочно решать непредвиденные задачи. Проклятье! Тысяча чертей! Кучу непредвиденных задач! — Произнес Ярослав и развернувшись, решительным шагом вышел из комнаты. Пелагея же, не медля ни секунды, бросилась за ним. Терять свой шанс она была не намеренна. Разве что продолжала потирать шею и бросать на мужа странные взгляды…

[1] Аланы, как и скифы с сарматами относились к индоевропейским народам, иранской группы. Их самоназвание является чуть искаженным вариантом слова «arya» — типичном самоназванием для всех древних ариев и иранцев. К слову Персия — это строго греческое название Персии. Самоназвание персов — тоже arya, а Иран — это искаженный вариант этого слова. То есть, задолго до «Третьего Рейха» уже имелись ребята, не стеснявшиеся называть себя «арийцами», а свою страну — державой ариев.

[2] Имеется в виду Северный Кавказ и Северное Причерноморье.

[3] Кроме конной сотни Ярослава под командованием Добрыни.

Глава 6

866 год, 12 августа, Днепровские пороги

Пять день уже шло форсирование порогов.

Было сложно.

Печенеги ушли.

На западе, у Днестра и Дуная с новой силой вспыхнула старая война между печенегами и венграми. Из-за чего, для повышения концентрации западные орды постарались подтянуться поближе. Чтобы задействовать племенные ополчения. Ведь вопрос стоял не о жизни, а о смерти. Их смерти. Ведь с юга венгров прижали болгары, с запада — моравы, а с севера горы, совершенно непригодные для их жизни. Там, на западе сцепились насмерть две степные культуры, два степных народа, промеж которых мира не будет…

На востоке, у Дона, хазары и восточные орды печенегов также, как и на западе стянули остатки своих сил. Чтобы если хорезмцы, огузы, половцы и аланы переправятся через реку — встретить их достойно. И если не победить, то умереть с честью. Во всяком случае, на это рассчитывал каган.

Ярослав же из-за этой страсти своего союзника был вынужден мучиться на порогах с какой-то горсткой помощников. Это по весне прошлого года, когда печенеги сюда подошли целой ордой с кучей скота, было все просто и легко. Сейчас же здесь им помогал всего один род. Большой, но род, а не орда, что состояла из многих таких образований.

Консулу Нового Рима очень не нравилась обстановка.

Он не доверял доведенным до отчаяния ордам и их правителям. Ведь если раньше у печенегов что-то более-менее складывалось хотя бы на западе, то теперь и там их ждала лишь боль и смерть. Ведь венгры, доведенные до отчаяния той ситуацией, в которую они попали, получили очень существенную поддержку от византийцев. Из-за чего Ярослав особенно бесился. Ибо Византия в очередной раз показала себя не самым надежным союзником. Даже в том деле, который касался ее собственного выживания.

Да, на первый взгляд ее поступок выглядел правильным. Столкнуть две крупные группы кочевников, чтобы они взаимно истребили друг друга. Но этим Византия ослабляла тех степняков, что выступали щитом для них самих. Тех, кто мог бы давить на халифат через Кавказ и, возможно, Среднюю Азию. Византия в очередной раз стремилась к мелкому тактическому успеху в битве, что приближало ее поражению в войне. Очередной войне. И, вместо верного и хорошо прикормленного боевого бурундука, что сторожил бы степь от бесконечных вторжений с востока, Византия подставляла свое «нежное вымя» очередной страшной угрозе…

Впрочем, несмотря на то, что у нашего героя в душе бушевал пожар ярости, внешне он держался, оставаясь спокойным. Ну а как иначе? Командир всему голова. И его эмоции могли в одночасье разрушить ту дисциплину и порядок, что выковывались в легионе столько лет. В его легионе. И на которых зиждилось будущее его маленькой державы. Будущее его детей.

Вот Ярослав и держался.

А чтобы нервы его меньше подтачивались от излишних переживаний, старался сосредоточиться на работе. То есть, не просто развернуться форсирование порогов, но и про охранение не забывать. Конечно, печенеги сгрудились на западе и вряд ли пропустят венгров. Но чем черт не шутит…

И он пошутил…

Раздался звук сигнального рожка. И Ярослав подскочил словно ужаленный. К этому времени он уже отработал много разных способов передачи сигналов. И намного продвинулся в этом плане. Поэтому ЭТОТ означал только одно…

Вскочив консул Нового Рима окинул взором горизонт. Чертыхнулся. И схватив свою подзорную трубу, начал всматриваться. Первую и единственную в мире подзорную трубу…

После Египетского похода Ярослав понял, что давно пора обзаводится такими приборами. Ломать глаза и пытаясь сосчитать корабли у горизонта — задача неблагодарная. Да чего уж там — не то, что сосчитать, но даже понять — куда они идут — та еще задачка, если издалека. Поэтому Ярослав еще в Александрии, при разграблении города, оставил себе хорошие крупные куски горного хрусталя. Не идеальные, но очень и очень чистые. То есть, вполне пригодные для создания линз.

Ювелиры же, взятые им в плен, а потом и в рабство, изготовили ему две геометрически эквивалентные плоско-выпуклые линзы. Ярослав с ними поэкспериментировал и весной 866 года, получил в свою руки пусть и дрянную, но подзорную трубу. Во всяком случае, больше ни у кого, ничего подобного не было. Да, она не получилась у него складной. Пока. Во всяком случае ювелиры трудились над новой, более совершенной поделкой. Но она была. И вскинув ее сейчас, консул Нового Рима чертыхнулся.

Из-за гребня степи выезжали венгры. И их было много. Причем, что примечательно — не племенное ополчение, а именно степные дружинники. Хуже того — все они оказались очень недурно снаряжены и вооружены, по местным меркам. Во всяком случае, Ярослав не поверил бы, что венгры, которых последнее столетие постоянно долбили в хвост и в гриву, постоянно выталкивая из степи, были бы так упакованы. Даже для степной дружины — это было слишком. Ведь не лучшие же годы. А тут у каждого всадника была легкая кольчуга и открытый шлем. При каждом всаднике было легкое копье, сабля, круглый щит степного типа и лук с колчаном стрел. Причем стрел было по десятку или даже больше. Сосчитать их было невозможно. Ярослав ориентировался на то, что каждый колчан нес «букет из перьев».

Понятно, что вооружение и снаряжение этих конных дружинников не было стандартизировано. Его состав и характер диктовался условиями степи… средой обитания. И при некой общности состава очень сильно разнилось по своим параметрам. Хуже того — часть всадников несла византийские ламеллярные клибанионы[1]. От чего у Ярослава аж скулы свело. Да, это могли быть трофеи… но венгры не воевали с Византией. Давно не воевали.

— К бою! — Повсюду вдоль раздавались крики.

Хорошо, что Ярослав догадался не растягивать свои корабли и держать их максимально скученно. Из-за чего вокруг самого страшного из порогов — Лоханского, сгрудился весь невеликий флот Руси.

Часть кораблей за ним, часть перед ним.

Видимо венгры наблюдали. Они ждали, пока Ярослав форсирует первый порог и окажется в ловушке — не туда и не сюда.

Печенеги, что помогали им форсировать реку, спешно уходили вдоль реки на юг. Молча. И им никто не мешал. Были ли они замешаны или нет — не ясно. Но Ярослав их не осуждал. Эти люди не являлись воинами. Простые пастухи. Притом немало утомленные бесконечной войной…

Минуты не прошло, как все корабли и экипажи оказались подготовлены к бою. Даже сагиттарии, что успели натянуть тетиву на свои луки и, поставив магазины, снарядить их.

Понятное дело, что нехватка тяглового скота, вынуждала максимально разгружать корабли. Из-за чего почти весь легион находился на берегу. Поэтому вот эта толпа конных венгерских дружинников угрожала пехоте, не имевшей никаких шансов укрыться на кораблях.

Однако никакой паники не наблюдалось.

Командно-штабные игры, которые Ярослав проводил регулярно для своих центурионов и оптиматов сыграли свою роль. И теперь как старший южного участка, так и северного действовали спокойно, уверенно и грамотно. Даже без его непосредственного участия.