Постэпидемия - Литвинов Станислав - Страница 57

– До-ка-за-тельств-нет, – в одно слово выговорил Федосеев.

– У меня, возможно, есть.

– Хм… – в глазах «старого доктора» что-то блеснуло.

– Голова скоро треснет, столько я впитал медицинской информации, – Бунин слабо улыбнулся. – Узнал много лишнего. Понял, как узко образован… Но один вывод я сделал, и его не оспоришь: эффект плаце́бо бессилен против коронавирусной инфекции.

– Хм… – повторил Федосеев уже благосклоннее.

– Как вам такое заключение от непрофессионала?

– Смело, – произнес Федосеев с непонятным выражением. Оно показалось Бунину едва ли не злым. Хотя кто его разберет; при Паркинсоне речь монотонная, и Бунин приказал себе не домысливать эмоции собеседника. Хватит сопереживать, ты на службе. Не за эмоциями пришел, только за информацией.

– Вирус тоже как иммунитет, он либо есть, либо нет. Дальше все зависит от сопротивляемости организма и хронических заболеваний. Психология здесь побоку. Она не в состоянии поднять иммунитет.

– Смело, – повторил Федосеев.

– Конечно, психология поможет людям держать карантин и верить, что командование действует осмысленно. Тут эффект плаце́бо неоспорим – если его правомерно так назвать… К счастью, хроников мы в экипажах не имеем, и остается узкая задача – помочь флотским организмам выстоять против заразы. Одна беда – корабли в море, и это еще надолго…

– У нас тоже флот был в море, – сказал Федосеев. – Тоже учения. В точности, как сейчас, все повторяется… Еще вопросы? Мне пора на процедуру.

Теперь Бунин был уверен, что расслышал в голосе ледяной холод. Поймал взгляд Федосеева и почти испугался.

«Господи, – понял он, – ну конечно! Бедняга чертовски зол на меня. Потому что я на службе, а он нет. Федосеев все отдал бы, чтобы сейчас оказаться на моем месте и побежать спасать людей… Черт побери, могучий ты дед, только бы тебе воткнули электроды благополучно, и отпустило бы тебя хоть чуток, мы тогда что-нибудь придумаем…»

– Спасибо, наверное все, – сказал он. – Думаю, справимся. Жаль, наши уже далеко, придется скакать вертолетами с корабля на корабль, а это такая потеря времени…

– У нас тоже были корабли вне зоны дальности вертолетов, – Федосеев слегка оживился. – Прыгать с дозаправками – слишком медленно. И тогда наш начальник разведки Кондратьев… не знали его? Авантюрист и умница. Он предложил свой вариант, экстравагантный, но соблазнительный. Командующий сомневался, а потом решил попробовать, и все получилось.

– И как вы добирались до кораблей? – спросил Бунин с неподдельным интересом.

– Очень просто, – сказал Федосеев. – Мы их бомбили.

Бунин остался на берегу координировать работу. Бросать с самолётов водонепроницаемые мешки с чесноком оказалось не так уж трудно, многие даже попадали точно в корабли, и даже почти ничего там не сломали. Куда сложнее было наладить упаковку чеснока в мешки и выдержать их вес, чтобы авиаторы могли уверенно целиться. Не обошлось без забавных казусов. В один мешок, чтобы догнать до нужной массы, сунули несколько упаковок соли – и угодили прямёхонько в тральщик, на котором уже собирались бить кока, забывшего соль на берегу.

Командующий регулярно дёргал Бунина: как там перехват, что говорят наши зарубежные партнёры? Тем временем партнёры терялись в догадках. На берег ушла шифровка: «Русские бомбят свои корабли неопознанными предметами».

– Пожалел бы ты убогих, – сказал командующий.

Он был в хорошем настроении: доложил наверх о проблемах флота и своём решении – и сразу перестал волноваться. А чего теперь волноваться-то, действительно, работай по плану и радуйся жизни.

– О’кей, мастер, – ответил Бунин.

И попросил авиаторов как бы случайно уронить один мешок поближе к тому наглому американскому корвету, который, слава богу, не задавили.

Эффект превзошёл все ожидания. Сообщение с текстом «Русские бомбят свои корабли мешками с неопознанными растениями» отправилось непосредственно в Лэнгли.

Группа перехвата допустила утечку информации (абсолютно случайно, ну что вы), и русские шумно аплодировали этому сообщению всем флотом. А там и китайцы подключились.

Русские бомбят свои корабли мешками с какой-то фигнёй – ну да, мы такие, а вам слабо?

Потом все дружно затаили дыхание и развесили уши, но штаб-квартира ЦРУ как в рот воды набрала.

И только на следующий день, когда на N-ском флоте уже и думать забыли про ЦРУ, группа перехвата доложила: парни из Лэнгли нашли профессора-ботаника, который объяснил, что «неопознанное растение» – ничего страшного, и у коренных американцев была очень похожая травка, которую те использовали для лечения простудных заболеваний. Обобщив данные, ЦРУ делает вывод, что на русских кораблях вспышка ОРВИ. Продолжаем работать.

– Понятно. Только впустую мешок потратили, а могли бы съесть, – буркнул командующий разочарованно. – Надо завязывать с этим ложным гуманизмом.

Кажется, на тот момент о вспышке коронавируса на американском флоте уже не знал в остальном мире только глухой – из тех, кому положено знать, конечно. Все спецслужбы, временно отбросив противоречия, вели интенсивный обмен данными; правительства собирали оперативные штабы; медицину исподволь готовили к мобилизации; войска РХБЗ потихоньку расползались по заданным районам.

Китайцы вежливо отказались от чесночных бомбардировок, сказав, что у них есть свои бабушкины средства с недоказанной эффективностью, ничуть не хуже русских. Товарищу Ли на нашем флагмане мерили температуру с интервалом в три часа. Старший капитан переносил экзекуцию с выдержкой, присущей военному моряку. Одно лишь его мучило. Как временно состоящий на довольствии N-ского флота, дважды в день товарищ Ли получал по дольке чеснока на кусочке черного хлеба.

Каждый раз он отправлял Бунину фотографию, на которой очень выразительно глядел прямо ему в глаза поверх этого бутербродика: закуска есть, а где стакан?

Сначала Бунин нервно сглатывал, потом вроде привык и начал просто вздыхать.

Потенциальную пандемию удалось слаженными действиями разбить на несколько эпидемических очагов и довольно быстро задушить. Журналисты окрестили вирус «лёгкой короной», хотя ничего лёгкого в нём не было, и кому довелось переболеть этой гадостью, вспоминали о ней с содроганием. Просто надо вовремя работать на опережение, закрывать границы, держать карантин – тогда есть шансы отделаться легко.

Общественность так и не узнала, что в донесениях военных и разведслужб вирус проходил под загадочным именем «ковид-117» (и мы вам этого тоже не говорили, если вы понимаете).

Россия официально ввела заградительные меры первой на планете (хотя, по слухам, её втихую чуть-чуть опередил Китай) и прожила свою эпидемию так спокойно, насколько это вообще возможно с учётом масштабов страны и протяжённости границ. Больше было разговоров и беготни за гречкой с туалетной бумагой, чем самой эпидемии.

Что касается N-ского флота и пунктов его дислокации, там никто не заболел вовсе. Сыграли роль чёткие мероприятия по изоляции, высокая дисциплина и так далее, как обычно. Флот спокойно дождался появления вакцины, ну и вот.

Правда, по городу ходили слухи, что когда всё кончилось, адмирал и с ним некий старенький отставной полковник были приглашены в Москву. И будто бы это как-то связано с чем-то. И вроде мы не просто чеснок жевали по расписанию, утверждённому начальником медслужбы, а участвовали в секретном эксперименте… Но любой город базирования флота всегда территория военно-морских легенд, там вам такого наплетут, что уши отвиснут под тяжестью лапши. Одна лапша будет русская народная, другую грамотно сварила контрразведка, а третья вообще рикошетом вернулась с того берега – как, например, история Армии Вторжения, которая ещё ждёт своего исследователя и потянет на диссертацию о затейливых путях распространения мифов.

Контр-адмирал Бунин, отмечая с полковником Цогоевым двойной военно-морской праздник (окончание карантина и неналожение на себя взыскания по итогам учений), почти уговорил друга взяться за эту диссертацию. «…У тебя же специализация „психиатрия и неврология“? Сто процентов твоя тема! Ну сам подумай, русские не верят в Армию Вторжения, а американцы верят: что за бред?!» И обещал подбросить материалов из группы перехвата. Но Цогоев ответил, что такие источники сделают тему «закрытой», а судьба засекреченного кандидата наук ему не улыбается.