Крах всего святого (СИ) - Попов Илья В. - Страница 66

     – Мы бы и сами дошли, но маменька запрещает уходить из лагеря без взрослых, – шмыгнула носом девчонка и утерла нос рукавом. – После последней взбучки я три дня сидеть не могла. А ты вон, какой большой – у тебя даже меч есть, прямо как у настоящих воинов.

     Если у Этьена и оставались какие-то сомнения, то последние слова окончательно склонили чашу весов на сторону девочки. Невольно выпятив грудь, и нарочито небрежно положив руку на рукоять клинка, он для вида дал себя еще немного поуговаривать и, в конце концов, будто бы нехотя согласился к бурной радости всей ватаги. Лагерь они покинули без особых приключений – большинство часовых сторожащих вход открыто дремали, опершись на древки копий, а оставшиеся даже не взглянули в их сторону.

     Всю дорогу Катрин – так, оказалось, звали его новую знакомую – трещала без умолка, и совсем скоро Этьен узнал, что ей одиннадцать лет, младшим братьям – три и два, мама их прачка, отец латает сапоги, платье ей сшила тетка в подарок на именины, а когда Катрин вырастет, то станет служанкой у какой-нибудь красивой знатной дамы и выйдет замуж за мясника или даже оруженосца какого-нибудь прославленного рыцаря.

     – А кто твои родители? – спросила она.

     В ответ Этьен издал лишь невнятное мычание, уткнувшись взглядом в придорожную грязь, но Катрин все не унималась:

     – Ты язык проглотил? Они знатные или с крестьян? Наверняка знатные, раз ты меч носишь будущему королю. Я права? А может…

     – Их больше нет, – быть может, чуть резко ответил Этьен и дернул плечом.

     Нет, не то, чтобы он стеснялся своей семьи, просто… Мать его была красивой и доброй женщиной, помогающей при хозяйстве у деревенской церкви. Днем она следила за скотиной или голубями, а вечера коротала за шитьем, рассказывая сыну истории о храбрых воинах, мудрых королях, далеких землях, волшебниках и сказочных существах, припоминая все сказки, которые услышала за свою жизнь или же придумывая их сама.

     Но всего четыре года назад – Этьен помнил ту небывало снежную зиму, когда сугробы доставали чуть ли не до крыши их дома – матушка его занемогла. Он и сам не понял, как так получилось – как-то утром мама ушла до реки, а вернулась в насквозь мокрой одежде, что по дороге успела оледенеть коркой. Развешивая платье у очага, она со смехом рассказывала, как неуклюже провалилась под треснувший лед, и Этьен хихикал вместе с ней – а вот он уже сам пересказывает матери ее же истории, держа за руку, и то и дело меняя на ее лбу мокрую тряпку. А потом еще долго-долго сидит у постели, слушая ее неровное хриплое дыхание, смотрит на раскрасневшиеся от лихорадки щеки и много позже – перед тем как отойти ко сну – горячо молится богам.

     Увы, но в тот месяц боги не услышали его слова, которые то ли не долетели до небес, то ли затерялись где-то среди буранов – и не успела зима кончиться, как Этьен с узелком на коленях уже сидел в трясущейся повозке, оставляя позади родную деревню, их скромный домик с курятником, и монастырское кладбище со свежей могилой.

     А про отца он и вовсе узнал только от Раймунда, так как мама на всего его вопросы рассказывала лишь то, что был он высок и прекрасен собой, родился в каком-то городке вблизи Валлона и сгинул на войне. Ни мать, ни Раймунд так и не раскрыли его имени, но господин рассказывал, что сражался он умело и храбро, а однажды он и вовсе пообещал, наконец, поведать Этьену всю правду, когда придет время – но, увы, похоже, оно еще не наступило.

     Некоторое время они шли молча, под смех и крики малявок семенивших следом. Лишь изредка Катрин оборачивалась и криком подгоняла их шевелить ногами, если они вдруг вздумали отставать или затевали возню. Наконец она повернула голову и дотронулась до ладони Этьена.

     – Извини, если я тебя обидела.

     – Все в порядке, – пожал плечами Этьен. – Просто…

     – Забудь, – Катрин улыбнулась, и в глазах ее заплясали лукавые огоньки. – Лучше скажи вот что – а вправду, что у Черного Принца под маской волчьи клыки, нос до подбородка и усы как у кота?

     – Что… клыки? Усы? В жизни не слыхивал большей чуши! – от возмущения Этьен едва не поперхнулся. – Слушай больше болтунов всяких. Кто это тебе вообще такое рассказал?

     – Вчера подслушала разговор мужиков из отряда Броди, – шмыгнула носом девочка. – Я иногда им питье разношу за полмедяка.

     – Северин – ренегат и богохульник, не достойный зваться рыцарем, – небрежно бросил мальчик, в точности повторяя слова мастера Фернанда, когда тот услышал, что Броди присоединился к их войску. – А его отряд – шантрапа и разбойники. Держись от них подальше.

     – Что такое «ренегат»?

     – Это… как грабитель или вор, но в сто крат хуже, – уверенно ответил Этьен, хотя и сам смутно догадывался о значении этого слова. Но из уст мастера оно звучало как самая что ни на есть распоследняя брань.

     – А ты тоже станешь рыцарем? – спросила девочка, окидывая его задумчивым взглядом.

     – Да… ну, я надеюсь, – ответил Этьен, подтянув пояс. – Обычно посвящение в рыцари проводят в двадцать один год… но некоторые могут проходить в оруженосцах до самой смерти.

     – Хм… А сейчас тебе сколько?

     – Пятнадцать, – зачем-то соврал Этьен, прибавив себе без малого почти три года.

     – Врешь, – фыркнула Катрин. – У моей тетки среднему сыну четырнадцать, а он поздоровее взрослых будет. У него кулачище, что твой ночной горшок.

     Зардевшись, Этьен принялся горячо уверять Катрин в правоте своих слов, но чем больше он старался доказать ей, что не врет, тем больше она посмеивалась и дразнилась. За спорами они и не заметили, как дошли до нужного пригорка – река расстилалась прямо под ним, похожая на длинную синюю ленту. Над зеркальной гладью летали разноцветные стрекозы, скользили водомерки и изредка слышался плеск рыбы, ловящей неосторожных мошек.

     Не успели они спуститься к берегу, как малыши, радостно вопя, бросились в воду прямо в одежде, отпихивая друг друга и толкаясь. Пока Этьен возился с поясом, силясь отстегнуть ножны, Катрин, выскользнув из платья и сбросив башмаки, уже стояла у самой кромки в одном исподнем.