Враг моего отца (СИ) - Владимирова Анна - Страница 10

До аэропорта мы доехали молча. Уже перед контролем он вручил мне паспорт, и только тут я опомнилась, что не отдавала ему свой «загран» — времени не было, да он и не напоминал. В новом паспорте у меня была новая фамилия и шенгенская виза. Я уставилась на новый документ:

— Как ты быстро…

— Пошли. — Но я не сдвинулась с места, и Славе пришлось вернуться: — Куваева, ты передумала?

— Мстислав, вы гоните… в смысле, коней. Дайте вдохнуть.

Подняла взгляд на раздраженного мужчину. В черном пальто, черном костюме и с черными глазами он меньше всего походил на того, кто позволил бы вдохнуть. Скорее, выдохнуть в последний раз.

— Куваева, ты меня бесишь, — вдруг заявил привычным тоном.

— Зато неравнодушен, — ляпнула глупое.

— Для тебя лучше, чтобы я был равнодушен.

— А я уже как раз вдохнула, — закивала часто. — Кристина Фойгель — ничего так звучит… Сам придумал?

— Я снова становлюсь неравнодушен, — прорычал он, хватая меня под руку. — И прекрати скакать с «вы» на «ты».

— Я уже просто запуталась в наших ролях, — бежала за ним к пропускному пункту. — Ты то мой мужчина, то Мстислав Какойтович…

— Я думал, у актрис хорошая память, — и он подтолкнул меня к детекторам металла.

— Она хорошая, потому что я не запоминаю то, что ненужно, — ворчала, забирая свои вещи из пластиковой коробки.

— Я Мстислав Сергеевич, — смотрел он на меня зло в упор.

Я только сейчас заметила, что его не досматривали на контроле. Он клал какой-то пропуск на стол и проходил. А потом буравил меня взглядом, пока я вдевала пояс в петли джинсов и распихивала мелочи по карманам. Уже в зале вылета усадил меня перед терминалом, а сам куда-то ушел, но вскоре вернулся с двумя стаканчиками с кофе и бутылочками воды:

— У меня вечный сушняк в самолете, — уселся рядом. — Держи.

— Спасибо, — протянула я руку к кофе, не спуская с него взгляда. — Ты заботливый, Мстислав Сергеевич. — Дождалась, пока он посмотрит на меня. — И не такой, каким хочешь казаться.

Он снова долго смотрел на меня в своей напрягающей манере, прежде чем наклониться ближе:

— Ты ошибаешься, Кристина, — заговорил, глядя в глаза. — Я — последняя сволочь. И разрушил не одну жизнь, чтобы подняться из того дерьма, в котором мы с братом оказались благодаря Рамилю Куваеву. Поэтому не обольщайся на мой счет. Я забочусь о качестве тех проблем, которые собираюсь доставить твоему отцу, раз у тебя самой мозг не дает заднюю…

— Да, он у меня молодец. — Я упрямо сжала губы.

— Я бы поспорил.

— И это удивительно, ты вряд ли привык спорить, скорее, молча делать по-своему.

— Не надо меня изучать. — А вот искорки во взгляде говорили обратное — надо. Он очень этого хочет.

— Мне скучно.

— Ах, тебе скучно… — Его тон мне не понравился. — Давай повеселимся.

Неуловимым движением Багратов выдернул мобильный из моей руки и, не успела я среагировать, прижал меня к себе. Заработала передняя камера, и вскоре на дисплее появилось мое с ним фото. Когда он успел поцеловать меня в висок — даже не заметила. Наверное, шокированная нервная система уже даже не фиксировала нарушение моих границ, встречая каждое мучительным «Проезжай».

— Выкладывай в Инстаграмм, — приказал он. — А то народ переполошится, когда появятся статейки о твоем отказе от съемок…

Как я сдержалась, чтобы не запустить в него мобильником — не знаю, но смысл дошел, хоть и с опозданием:

— Статейки?

— Конечно. Поэтому тебе нужна легенда. Проще всего, если она совпадет с враньем твоему отцу, — холодно чеканил он. — Он купится на то, что ты ради мужика отказалась от съемки?

— Ради такого, как ты — конечно! — прорычала и отвернулась, пытаясь взять себя в руки.

Раздражало то, что и сарказм не удался. Отец да, купится, потому что я и правда бы побежала за тем, кто вытерпит мои припадки.

— Отлично, — послышалось равнодушное. — Выкладывай фото.

— Не указывай мне, что делать! — огрызнулась и поднесла стаканчик с кофе к губам. — Я сама разберусь.

— Кристина, мне этот детский сад нахер не дался, но я держу слово и даю тебе возможность спасти бизнес Рамиля. — Злой голос не дал шанса игнорировать его источник. Я медленно повернула голову, чтобы напороться на режущий, под стать словам, взгляд. — Я больше не буду об этом напоминать.

В этот момент на рейс до Лиссабона объявили посадку.

=13

— У тебя максимум двадцать минут, — постановил Мстислав и поднялся, подхватывая свой кейс и пальто.

Пожалуй, убедил, Багратов, ты — полное дерьмо! В момент, когда последний шаг отделял меня от новой жизни, стало по-настоящему страшно. Чтобы не сбежать, я замуровалась на первом от окна сиденье в бизнес-классе и полезла в Инстаграмм.

«Бывает так, что вся жизнь меняется всего лишь за день, и приходится делать сложный выбор… Хочется верить, что этот выбор будет правильным. Ваша К.К.». И приложила наше черно-белое фото. Мои широко распахнутые глаза, его жесткие пальцы на моем подбородке и касание губ к виску — все это вообще не сочеталось и выглядело дико. И по телу запоздалой волной прошла дрожь, будто оно спохватилось, что нужно среагировать.

В салоне стояла предполетная суета — резкий стук сумок о полки, заевшее «Добрый вечер, проходите, ваше место…», плач детей и разномастный говор. Позади уселся англичанин, слева — пара немцев…

— Ты, кстати, говоришь по-английски? — вдруг наклонился ко мне Слава, и я впервые уловила запах нижней ноты его парфюма, густо замешанной на естественном запахе мужчины. Наверное, оставшейся еще со вчерашнего дня.

— Угу, — сглотнула, едва не облизавшись — так загорчило на языке. Приятно, смесью кофе и цедры грейпфрута… черт!

— Хорошо говоришь?

— Свободно, — прокашлялась. — Я практиковалась в Штатах и играла в постановке Шекспира в оригинале перед местными профессорами.

Его брови на секунду удивленно взметнулись, хотя я не ставила цели его поразить. Ну разве что каким-нибудь тупым предметом в сердце — это да.

— Отлично, потому что вся работа будет на английском.

— Мстислав Сергеич, — усмехнулась зло, — хороший вы агент — ничего не знаете обо мне. А если бы я не знала английского?

— В том жанре, — усмехнулся он дьявольски, — не обязательно разговаривать…

Меня просто до краев наполнило отвращением к этому мерзавцу. Зря я сказала ему, что он не такой, каким хочет казаться. Теперь он наизнанку выворачивался, пытаясь это опровергнуть. Да и пытался ли?

Картинку за окном корежило от бившего в иллюминатор мокрого снега. Где-то внизу копошились с техникой люди, а я думала, как, должно быть, жалко это все — мои попытки найти тепло там, где его нет. Черт возьми, я же не ищу уже давно, что это тогда за издевательство? На, Кристина, посмотри внимательно — верить в этом мире никому нельзя? Все — обман? Как эта жалкая картинка на стекле, залитая то красным, то синим цветом от огней обслуживающего транспорта, и ни черта не напоминавшая реальный мир.

— Держи, — хмуро приказал Слава и протянул мне бокал. — Белое полусладкое.

— И как ты его оцениваешь? Ты же винодел…

— Я не делаю белого вина, и не люблю его.

— Почему? Что с ним не так? — Я злилась. Заводила разговоры, чтобы найти зацепку и дернуть его. — Может, тебе просто не по зубам?

Он бросил на меня внимательный взгляд:

— Может быть. С ним сложнее. Я один раз выкинул кучу сырья и больше не пробовал. Это неплохое должно быть. Вернее, это самое лучше, что смогли доставить…

Ну вот зачем он это говорит? Как может человек сочетать в себе равнодушие и такое… внимание? Или это его кредо по жизни — все идеально, иначе не вписывается в картинку мира? А ко мне вообще не имеет отношения?

— Зачем ты это делаешь? — заводилась я.

— Что именно?

— Ты заказал бутылку белого вина, потому что видел, какое доставал для меня из холодильника отец.

— Допустим.

— Ты же не хочешь мне понравиться, зачем такие сложности?