Дочь реки (СИ) - Счастная Елена - Страница 17

Гроза проскочила по двору, вдыхая еще витающий в воздухе запах костров, что доносился, кажется, с самого берега Волани. Их много сегодня жгли. И не все погасли, а возле них еще шли гуляния и не стихнут до самого утра. Вокруг было темно. Где-то слышались голоса чепядинок, которые хихикали тихо, раззадоренные мужским вниманием. Нечасто им доводится рядом с гридями так близко сталкиваться. В дружинные избы их не пускают вовсе. Только на гуляниях и случается совсем близко пройти, подолом задеть, ладонью коснуться невзначай.

У всех радости свои, а вот Гроза лучше бы бежала от них прочь. От каждого мужа, что в ее сторону посмотрит. Потому как, если не ей это будет грозить бедой, то ему.

Она заглянула тихонько в ту избу, где Рарог гостевал: она видела однажды, как заходил туда. Внутри оказалось темно. Пахло кожей и деревом. И духом мужским

— неизменно. Но не успела она еще привыкнуть к темноте, чтобы увидеть, есть кто внутри или нет, как прямо перед ней возникла широкая грудь и плечи. Вышивка на вороте — хоть каждую ниточку рассматривай. Она подняла взгляд — вдоль шеи, по чуть курчавой бороде — ив глаза темные уперлась.

— Убить меня пришла, что ли? — хмыкнул Рарог. — Не выйдет, у меня слух чуткий.

— Нужен ты больно, убивать тебя, — она выпрямила спину, чтобы хоть чуть-чуть выше казаться.

Да только сложно это, когда муж едва не на целую голову возвышается. Вспомнила о поясе в руке и протянула ему, ткнула слегка кулаком в живот — и находник охнул притворно, согнувшись. И только потом взгляд опустил на ее руку — нахмурился. Видно, и не заметил даже, что чего-то недостает в его одеже. С такого хмеля — и удивляться нечему.

— Забыл. У Сении, — слова все пропадали куда-то. Словно иссыхали на языке и сыпались обратно в горло песком.

Она всунула пояс в руку Рарога и отступила, едва не обжегшись от одного- единственного касания. Как будто сила особая искрами пронеслась до самого локтя. Он ухватить ее за запястье попытался. Твердые мозоли на его ладони царапнули слегка — и Гроза вмиг вся гусиной кожей покрылась. Так представилось ясно, как этими руками он Сению еще недавно держал. Как будто в горницу в самый миг соития заглянула. Неловко, стыдно — и притягательно так, что душно становится.

— Спасибо, Лиса, — бросил он вслед.

И вздохнул шумно.

Наутро в детинце было так тихо, будто Морана серпом прошлась. Только почти неслышно, словно мыши в подполе, возились чепядинки: какой бы буйной ни была ночь, а работу за них никто не сделает. Гроза встала, верно, раньше многих. Да и спала, правду сказать, нехорошо. Все что-то беспокоило. И мысли в голове все рваные кружились: то о Сении, которая на шаг опасный пошла. То о Рароге, который сегодня уже должен был из детинца вместе с людьми своими уйти — а там уж Макоши одной ведомо, как нити расплетет или спутает сильнее, может, и не увидятся больше никогда. А особенно меньшице лучше вовсе с ним теперь не встречаться. То чудилось все, будто Владивой вот-вот войдет в горницу: на вечере во славу Даджьбога он тоже не раз и не два к меду прикладывался. Голова обычно у него ясная все равно остается, да мало ли как кровь взыграет. Опасалась она этого каждый миг — а может быть, ждала. Только больше всего того, что остановить его не сумеет — не захочет.

И отчего-то отец вспоминался. Как он живет — вдали от Волоцка, откуда князь его хоть и не открыто, а прогнал. Потому как воевода, который не всегда с собственной душой в ладу, ему здесь не слишком-то нужен. Одно облегчение: матери она нынче не видела. Ни во сне, ни перед взором внутренним. Последней встречи с ней Грозе хватило. Встретиться бы наяву: может, и удастся найти путь к ее нечеловеческому сердцу, если есть оно у нее вообще. Может, тина только одна вместо него или коряга сухая: хоть топором руби — ничего не почувствует.

Умывшись и едва разодрав гребнем витые локоны, чтобы собрать их в косу, Гроза отправилась в соседнюю горницу — к Беляне. Сегодня они вместе с чепядинками собирались пойти травы пособирать. После Дажьбожьего дня великая сила в них: и в листьях брусничных, что только-только из-под земли пробились. И в кореньях. Сама Гроза умелой травницей себя не считала, а вот Беляна уж так это дело любила, что невольно приходилось ей потакать. К тому же нога, как княжна сказала, у нее почти совсем прошла: Шорох не зря был самым умелым знахарем в Волоцке да и окрест него тоже.

— Чего такая смурная, Гроза? — встретила ее княжна веселым щебетом.

Даже слишком звонким — в такую-то рань.

— Да что-то долго мне сегодня сон не шел, — Гроза тяжко опустилась на лавку у стены, наблюдая за суетой Беляны, которая так по хоромине носилась, будто не за травами собиралась, а в такую дорогу дальнюю, что не одну пару лычаков стопчешь. То останавливалась, задумавшись, то вновь принималась вещи перебирать. То хваталась за ленты, то принималась руки совать в рукава свиты. А Гроза держала на коленях туесок для трав, постукивая по нему пальцами, и почти погружалась в дрему от этого мельтешения. Словно птичка в силках бьется.

Перехватили они в поварне каши — под строгим взором Волуши, которая нынче тоже легла только под утро — прихватили с собой хлеба да молока. Но без Драгицы ускользнуть им из детинца не удалось: наставница княженки их едва не за косы поймала у самых ворот — и с ними отправилась, заставив шумных чепядинок изрядно притихнуть. Беляна сникла заметно, но наперсницу гнать не стала. Куда без нее пойдешь — и правда.

Сумерки поутру были еще плотные, хоть нынче дождь совсем прошел — и небо оттого сияло прозрачной желтой каймой на с востока, холодея и холодея к самой вышине. Недобрый час сумеречный, когда ночь еще не отступила совсем, а заря только-только зародилась на небоскате. Да пока дойдут, Око уж поднимется над окоемом.

В посаде тоже было почти безлюдно. Навстречу редко кто попадался. Молчал еще торг недалеко от ворот, хоть и там уже зарождалась жизнь. Звучали отдаленные голоса и басовитые оклики стражи на стенах.

Женщины вышли из Волоцка — через мост — и пошли в недалекий лесок. Там, на солнечной опушке вблизи реки можно было пособирать добрых трав, которые и в отварах ароматных хороши будут и при хвори какой помогут. Только-только они поднялись из земли, еще храня всю ее силу, но и напитались уже теплом Ярилиным, который нынче в самое буйство входит.

Беляна молчала, перебирая пальцами ремешок туеска на плече. Уж какая была взбудораженная в своей горнице, а теперь вдруг как будто потухла.

— Ты чего опечалилась? — Гроза тихонько толкнула ее под локоть, косясь на Драгицу: чтобы не подслушивала.

— Скоро снова в дорогу, — вздохнула княжна. Будто только об этом вспомнила. Потеребила кончик перекинутой через плечо косы и закинула ее за спину.

— Неужто так уж тебе Уннар этот не мил? Я же видела его, как бывали они в Волоцке. И воин сильный, и наследником своему отцу будет. Да и собой тоже…

— Перестань! — едва не всхлипнула Беляна и пихнула ее ладошкой в плечо. — Нарочно, что ли?

— Не нарочно, — Гроза усмехнулась горько. Тяжело смотреть на подругу, которая от замужества скорого только мается больше. — Только Любора своего ты уж сколько лун не видела. Да и он не слишком рьяно попытался тебя у Владивоя отвоевать.

— Отец против. Сама знаешь. У него в мыслях все по-другому. А матушка не заступилась за меня совсем, — голос Беляны становился все тише, хоть и злее. — А ты… Ты тоже могла словечко замолвить за меня. Батюшка ведь слушает тебя. И… Ты могла ведь!

— Да где ж он меня слушает! — не выдержала Гроза. — Я для него все равно что ты.

— Не смеши, — глаза княжны сощурились ехидно.

Но больше она ничего добавлять к тому не стала. А у Грозы будто в горле тина прогорклая осела. Что ж это творится? Зачем до такого довела, что даже и дочь Владивоя то и дело говорит о том, что знает о них все. Она огляделась, повинуясь острому желанию бежать. Немедленно уносить ноги подальше от Волоцка. От Владивоя, от глаз его дурманных и голоса. За что Недоля опять ее сюда привела тогда, как она хотела уже уйти?