Лучший друг Бога - Дик Филип Киндред - Страница 30

Взглянув на часы, Барнс ответил:

– Да. В ближайшую пару дней непременно. Однако необходимо время, чтобы доставить его...

– Вы же сказали «за полчаса», – напомнил Грэм.

Барнс потянулся к одному из видеофонов на столе Грэма.

– Вы позволите?

– Разумеется, – смиренно ответил Грэм.

Пока Барнс звонил, Ник стоял, погруженный в свои мысли, разглядывая из необъятного окна комбинированной спальни-канцелярии окружавший его город – город, простиравшийся на целые мили – сотни миль.

– Вы прикидываете, – сказал Грэм, – как бы убедить меня в том, что вы имеете преимущественное право на эту девчонку Шарлотту.

Ник кивнул.

– Все верно, – продолжил Грэм. – Но это не имеет никакого значения, поскольку я – это я, а вы – это вы. Нарезчик протектора. Кстати говоря, я ввожу закон, запрещающий это занятие. Так что со следующего понедельника вы безработный.

– Спасибо, – поблагодарил Ник.

– Вы всегда чувствовали себя виноватым, занимаясь этим, – отметил Грэм. – Я зацепил в вашем сознании глубокое чувство вины. Вы беспокоились о людях, управлявших скибами с фальшивым протектором. Приземление. Особенно приземление. Тот первый удар о землю.

– Верно, – согласился Ник.

– Теперь вы снова думаете о Шарлотте, – сказал Грэм, – и изобретаете способ, как бы ее умыкнуть. А в то же время вы в миллионный раз спрашиваете себя, что для вас лучше с точки зрения морали... Вы можете прекратить это и вернуться домой к Клео и Бобби. И договориться, чтобы Бобби еще раз...

– Я снова увижусь с ней, – отрезал Ник.

Глава 17

«Отцы, – подумал Торс Провони. – Да, вот кто они такие, наши друзья с Фроликса-8. Словно мне удалось войти в контакт с Урфатером, изначальным Отцом, сотворившим эйдетический космос. Они огорчены и обеспокоены тем, что в нашем мире что-то идет не так; они заботятся; они способны сопереживать; они знают, что мы чувствуем и как отчаянна наша нужда; они знают, в чем мы нуждаемся.

Интересно, – задумался он, – дошли ли те три моих послания до печатного комплекса на Шестнадцатой авеню, где расположены радио и телевизионные передатчики, а также принимающие устройства Низших Людей? А что, если власти перехватили их?

И если они перехватили их, – спросил он себя, – то что они предпримут?

Скорее всего, какую-нибудь чистку. Но не обязательно. Старина Уиллис Грэм – если он все еще у власти – человек проницательный и знает, из кого – и как – можно выдоить ценную информацию. Телепатические способности позволяют ему это; Грэм может уловить мысли любого, кто окажется поблизости».

Впрочем, надо было еще выяснить, кто оказался поблизости. Радикальные активисты, вроде руководителей корпорации Макмалли? Члены Чрезвычайного Комитета Общественной Безопасности? Директор полиции Ллойд Барнс? Вероятно, Барнс – он был наиболее смышленым и наиболее уравновешенным из всех – по крайней мере из тех, кто вращался в высших кругах правительственного аппарата. Были еще и независимые ученые-исследователи из Новых Людей – вроде этого кошмарного Эймоса Айлда. Айлд! Что, если Грэм советовался с ним? Айлд, вероятно, смог бы разработать какой-нибудь щит, защищающий Землю от проникновения чего угодно. «Помоги мне, Господи, – подумал Провони, – если они подключили к этому Айлда – или, раз уж на то пошло, Тома Ровера или Стентона Финча». К счастью, эти поистине драгоценные Новые Люди тяготели к теоретическим, академичным изысканиям: они стали физиками-теоретиками, статистиками и другими кабинетными учеными. Финч, к примеру, до отлета Провони работал над системой воспроизведения третьей секунды в последовательности создания Вселенной; в конечном счете он хотел, при регулируемых условиях, продвинуться в своей работе еще дальше, до первой секунды, а затем, Боже упаси, «втолкнуть» – чисто теоретически, с математической точки зрения – поток энтропии обратно в тот временной интервал – названный валентным туннелем, – что был до первой секунды.

Но все, разумеется, на бумаге.

Закончив свою работу, Финч смог бы математически рассчитать, какая ситуация должна была бы возникнуть, чтобы Большой Взрыв Вселенной состоялся. Финч мог оперировать такими понятиями, как «отрицательное время» или «мнимотекущее время»... Теперь его работа была, вероятно, завершена, и Финч смог всецело отдаться своему хобби: коллекционированию редких табакерок восемнадцатого века.

Теперь Том Ровер. Предметом его работы была энтропия; свой проект он основывал на том произвольном допущении, что в конечном счете достаточно полный распад и достаточно случайное распределение эргов по всей Вселенной приведут к антиэнтропийному откату в обратную сторону благодаря столкновениям простых, неделимых частиц энергии или материи между собой, в результате чего будут возникать более сложные агрегаты. Частота возникновения этих все усложняющихся агрегатов будет обратно пропорциональна их сложности. Однако уже начавшийся процесс невозможно будет повернуть назад, пока последние сложные агрегаты не сформируют единственный – и уникальный по своей сложности – агрегат, включающий в себя все молекулы Вселенной. Это будет Бог, но Он разрушится, и с Его разрушением высвободится огромная масса энтропии... как в различных законах термодинамики. Таким образом, Ровер продемонстрировал, что текущая эпоха последовала сразу за разрушением абсолютно всеобъемлющего уникального агрегата, именуемого Богом, и что теперешние тенденции к движению от индивидуальности и сложности были уже предопределены. Так будет продолжаться, пока не будет достигнуто первоначальное равномерное распределение потраченной теплоты, после чего, через большой промежуток времени, антиэнтропийная сила по законам случайности – в беспорядочном движении – вновь проявит себя.

И вот Эймос Айлд. Он отличался от них: он создавал нечто конкретное, вместо того чтобы просто описывать это в теоретических, математических понятиях. Правительство могло бы хорошо его использовать, если бы только это пришло в голову Грэму. «Да, он наверняка думал об этом», – решил Провони. Поскольку в результате введения Айлда в высшие правительственные круги работа над Большим Ухом замедлилась бы, а то и вовсе прекратилась бы. Грэму, безусловно, потребовалось бы время, чтобы все обмозговать, но в конце концов он принял бы это решение.

«Так что, надо полагать, – подумал Провони, – нам придется столкнуться с Эймосом Айлдом. Ярчайшим из светил, какими располагают Новые Люди, – а следовательно, и самым опасным для нас».

– Морго, – позвал он.

– Да, Торс Провони.

– Можешь ли ты соорудить из себя – или из частей этого корабля – приемник, с помощью которого мы могли бы прослушивать тридцатиметровый диапазон земных передатчиков? Я имею в виду обычные передатчики, используемые в коммерческих целях.

– Нельзя ли узнать, зачем?

– Они передают официальные сводки новостей на двух точках тридцатиметрового диапазона. Ежечасно.

– Ты хочешь знать, что происходит на Земле с государственной точки зрения?

– Нет, – возразил он не без сарказма. – Мне желательно знать цены на яйца в штате Мэн.

«Я начинаю терять самообладание», – подумал Провони.

– Извини, – сказал он.

– Ничего, не заплачу, – успокоил его фроликсанин.

Торс Провони запрокинул голову и расхохотался.

– «Ничего, не заплачу» – и это от девяностотонной желеобразной массы протоплазменной слизи, которая поглотила весь корабль в своем жидком теле, которая, как бочка, окружает меня со всех сторон. И она заявляет: «Ничего, не заплачу».

Подобное словоупотребление наверняка ошарашит Новых Людей, когда «Серый динозавр» приземлится. В конце концов, Морго использовал его же лексикон и его излюбленные выражения – порой весьма далекие от литературных.

– Я могу вытянуть шестнадцатиметровый диапазон, – немного погодя сказал Морго. – Этого хватит? По-моему, там приличная нагрузка.

– Но не та, что мне нужна, – возразил Провони.

– А сорокаметровый диапазон?