Лучший друг Бога - Дик Филип Киндред - Страница 38

Двадцать четыре часа спустя с «Серого динозавра» пришло четвертое послание, зафиксированное громадным радиотелескопом на Марсе:

«Нам известно, что вы открыли лагеря и объявили всеобщую амнистию. Этого недостаточно».

«Весьма лаконично», – подумал Уиллис Грэм, изучая отпечатанное послание.

– И у нас не было возможности передать им ответ? – спросил он принесшего эту новость генерала Гефеле.

– Думаю, мы достигаем его, но он не слушает – либо из-за поломки в схемах его приемной аппаратуры, либо просто по причине его нежелания вести с нами переговоры.

– Когда он будет где-нибудь на расстоянии сотни астрономических единиц от нас, – спросил Грэм, – сможете ли вы поразить его кассетной ракетой? Одной из тех, что рассчитаны на... – Он рубанул рукой воздух.

– На поражение, – отозвался генерал Гефеле. – Мы располагаем шестьюдесятью четырьмя типами ракет, которые мы сможем для этой цели использовать; я уже отдал приказ, чтобы суда-носители развернули их во всей области, где мы ожидаем появление того корабля.

– Но вы же не знаете ту «область, где мы ожидаем появление того корабля». Он мог выйти из гиперпространства где угодно.

– Тогда скажем так: все наши боевые средства готовы к применению, как только «Динозавр» будет замечен. Возможно, Провони блефует. Возможно, он вернулся один. Точно так же, как и десять лет назад улетел.

– Нет, – проницательно заметил Грэм. – А его способность оставаться в гиперпространстве с этой старой бадьей 2198 года? Нет, его корабль был перестроен. И с использованием неизвестной нам технологии. – Вдруг его осенила еще одна мысль. – О Господи, он... он вместе с «Динозавром» может быть внутри этого существа; оно могло обернуться вокруг корабля. Тогда корпус, конечно, не распался. Возможно, Провони сейчас напоминает какого-нибудь мелкого паразита внутри этого инопланетного существа, с которым он, впрочем, находится в хороших отношениях. Симбиоз. – Эта мысль показалась ему правдоподобной. Но ведь ни одно существо – ни гуманоидное, ни какое-либо другое – никогда не делало чего-нибудь за просто так; он знал это как одну из жизненных истин – знал не хуже собственного имени. – Вероятно, им нужна вся наша раса – шесть миллиардов Старых Людей, а потом и мы, чтобы сплавиться вместе с ним в какое-нибудь полиэнцефалическое желе. Прикиньте, как вам это понравится?

– Каждый из нас, включая Старых Людей, будет сражаться против этого, – тихо проговорил генерал Гефеле.

– Ну, для меня это звучит совсем не так плохо, – сказал Грэм. – И я гораздо лучше вас представляю себе, на что похож такой мозговой сплав.

«Тебе ведь известно, что мы, телепаты, делаем каждые несколько месяцев, – подумал он. – Мы где-нибудь собираемся и сплетаем наши сознания в одно огромное совокупное сознание, единый мыслительный организм, мыслящий как пять или шесть сотен мужчин и женщин. И это время радости для всех нас. Даже для меня».

Только здесь, в варианте Провони, в сеть будут вплетены все.

Впрочем, эта идея могла принадлежать вовсе не Провони. И все же... Грэм уловил нечто в этих четырех посланиях – использование слова «мы». Похоже, прослеживалась какая-то согласованность между Провони и тем существом. «И достаточно гармоничная, – подумал Грэм. – От посланий, несмотря на лаконичность, так и веет холодом... как говорят эти ребята. И тот, кого Провони везет, – лишь авангард многих тысяч, – ужаснулся он про себя. – Первые жертвы – экипаж “Барсука”. Непременно надо воздвигнуть где-нибудь стелу в их честь. Они не побоялись вступить в поединок с Провони; они преследовали “Динозавр” и приняли геройскую смерть. Может быть, обладая людьми такой отваги, мы могли бы сражаться и в конце концов победить». А вести межзвездную войну невероятно тяжело – он где-то читал об этом. После таких размышлений он почувствовал себя как минимум втрое лучше.

Несколько часов пробиваясь сквозь людские полчища, Николасу Эпплтону удалось в конце концов разыскать здание, где находилась квартира Дэнни Стронга. Он вошел в лифт и поднялся на пятнадцатый этаж.

Там он постучал в дверь. Тишина. А потом раздался ее голос, голос Чарли:

– Кого там несет?

– Это я, – сказал он. – Я знал, что ты придешь сюда.

«Если Уиллису Грэму хотелось, чтобы мы не встретились, – подумал он, – ему не следовало отпускать нас обоих».

Дверь отворилась. За ней стояла Чарли в полосатой черно-красной рубахе, дутых шароварах, домашних сандалиях... а на лице ее уже был изрядный слой грима, включая непомерной длины ресницы. Эти ресницы произвели на Ника впечатление, хоть он и знал, что они фальшивые.

– Ну чего? – спросила Чарли.

Часть третья

Глава 20

Рядом с Шарлоттой Бойер появился Дэнни Стронг.

– Привет, Эпплтон, – сказал он без выражения.

– Привет, – осторожно отозвался Ник; он отчетливо помнил, как Дэнни – да и Шарлотта – были охвачены бешенством. И на сей раз тут не было Эрла Дзеты, чтобы помочь ему выбраться, когда эти ребята начнут сотрясать стены.

Впрочем, Дэнни казался спокоен. Разве не было правдой то, что Ник знал об алкогольных кутежах? Синусоидальное колебание от мертвецкого опьянения до обычной дневной учтивости... и как раз сейчас Дэнни оказался на дне синусоиды.

– Как ты узнал, что я сюда вернусь? – спросила Чарли. – Как ты узнал, что я вернусь к Дэнни и что мы помиримся?

– Мне больше негде было искать, – угрюмо ответил он. «Конечно, она вернулась к Дэнни, – подумал Ник. – Все, что было, все мои попытки помочь ей – напрасны. И она, по-видимому, с самого начала это знала. Я оказался пешкой, использованной Шарлоттой, чтобы наказать Дэнни. Что ж, – подумал он, – если борьба окончена, если она вернулась сюда... мне тут делать нечего», – решил он. И сказал: – Ну, я рад, что теперь у вас все в порядке.

– Слышь, – спросил у него Дэнни, – а ты знаешь про амнистию? И что лагеря открывают? Э-гей! – Его несколько обрюзгшее лицо надулось от возбуждения; выпученные глаза так и заплясали, когда он шлепнул Чарли по попке. – А Провони почти уже...

– А ты не хочешь войти в квартиру? – спросила Чарли у Ника, обнимая Дэнни за пояс.

– Пожалуй, нет, – ответил Ник.

– Слушай, приятель, – обратился к нему Дэнни, приседая на корточки – выполняя, по всей видимости, какие-то упражнения из атлетической гимнастики, – я не так уж часто бываю таким, каким ты меня видел. Много всего нужно, чтобы я сбрендил. А когда я вычислил, что здесь не все чисто... тут оно и получилось. – Он прошел обратно в комнату и расположился на диване. – Присаживайся. – Понизив голос, он добавил: – У меня тут баночка гаммовского пива – мы разопьем ее на троих.

«Спиртное, – подумал Ник. – Я выпью с ними, а потом безумие вселится во всех нас».

А с другой стороны – была одна-единственная банка. Так ли уж опьянели бы они, распив ее на троих?

– Я зайду на минутку, – сказал он, хотя на самом деле им, конечно, двигало не присутствие пива, а присутствие Чарли. Ему хотелось смотреть на нее как можно дольше. В том, что она вернулась к Дэнни, был привкус горечи; сделав это, она по сути отвергла его, Николаса Эпплтона. Ник испытывал чувство, почти незнакомое ему раньше: ревность. Ревность – и обиду на Чарли за то, что она своим поступком предала его; ведь он, в конце концов, отказался от жены и ребенка – отрекся от них, уйдя из своей квартиры вслед за Чарли. Они собирались остаться вместе... это выяснилось в типографии на Шестнадцатой авеню. А теперь, из-за того, что типография была разгромлена и подверглась облаве, Чарли вернулась назад, как нагулявшаяся кошка, – к тому, что она знала и понимала, хоть это и могло быть отвратительно.

Разглядывая ее лицо, он заметил в нем какую-то перемену. Теперь оно казалось застывшим, словно грим был наложен на какую-то стеклянную или металлическую поверхность – во всяком случае, на что-то неживое. Так все и было: внешне дружелюбная и улыбчивая, Шарлотта казалась теперь хрупкой и твердой, как стекло; потому-то она и использовала столько косметики – чтобы скрыть эти черты, этот недостаток человечности.