Страсть искажает все (СИ) - Михалина Юлия - Страница 121

Собравшись с духом и веря, что это единый шанс расставить точки над «і», Одинцова прошла следом. Мужчина уже восседал за столом, где стояла ваза с белоснежными лилиями, и барабанил пальцами по стеклянной столешнице.

Маргарита не выносила лилии! Приторный запах выводил её, а Кирилл любил эти цветы. Но всякий раз подавляла неприязнь, когда домработница, наводя порядок, регулярно ставила в вазу свежей букет. Тихо ненавидела, но терпела. Терпела так же, как остальные чудаковатости и требования Рощина, считая себя обязанной. Так вот она, реальная возможность покончить со всем и, наконец, показать своё «я», открыто и без сомнений заявить об истинных потребностях. Хуже точно не станет.

— Ничего не хочешь рассказать? — Поторопил мужчина, заметив, как она задумчиво замерла на пороге.

— Прости меня, Кирилл. — Прикрыв веки, еле слышно выдохнула.

Повисла неловкая пауза. В другой ситуации засомневалась, слышал её Рощин или нет. Но нынче уверена на сто процентов — слышал. В крайнем случае — прочел по губам и всё понял. Наверняка Калачев не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы выслужиться.

— Прости? — С хрипотцой в голосе отозвался.

— Ты ожидал чего-то другого? — Сложив руки на груди, невозмутимо вздернула бровь.

Глупо полагать, что извинениями ограничиться. Нутром чуяла, что это лишь начало. Кирилл так просто не оставит и не простит. Но и она на сей раз не сдастся и не падет под безжалостным гнетом Кирилла Рощина.

— Желательно. — Приподняв уголки губ в кривой ухмылке, гаркнул Рощин.

— А есть резон? Ты ведь и без меня неплохо проинформирован. Верно?

— Знаю. — Скрипнул зубами. — Но хочу услышать от тебя.

— Подтверждение сказанного Тимуром? Или все-таки опровержение?

— Опровержение? — Стукнув кулаком по столу, взвился Кирилл. — Разве можно найти опровержение прямым доказательствам?! Вот этим доказательствам!

Только теперь обнаружила в его руках увесистую пачку фотографий, которые тут же приземлились на стол.

— Что это? — Сделала шаг в направлении мужчины.

Медленно опустила взор с озлобленного лица на вразнобой брошенные фото. Её фото. И Олега. С аэропорта. Смекнуть откуда они у Кирилла не составило труда. Калачев. Отсюда самоуверенность и наглость в поведении. Вот почему по дороге с аэропорта останавливались у фотосалона. Всё, чтобы предъявить улики с места так называемого преступления.

— Ты не видишь? — Вперившись взглядом в Марго, перешел на громкий шепот. — Посмотри возьми несколько на память. Очень любопытные кадры. Вы оба такие фотогеничные. Жаль, мало эффектов. Уверен, за несколько дней можно было собрать массу великолепных ракурсов.

— Кирилл. — Игнорируя едкие замечания, перевела дыхание и безапелляционно объявила: — Я ухожу от тебя.

— Далеко собралась? — Откинулся к спинке стула. Порывшись в кармане, вытащил зажигалку и постучал по столу.

Данный жест выдавал нервозность. Беснование, исходящее от мужчины, было слишком явным.

— Далеко. — Нерешительно огрызнулась. — Но это тебя уже не касается.

— Нет, моя дорогая, ошибаешься! — Поддаваясь вперед, шикнул. — Меня касается абсолютно всё, с чем ты имеешь дело и что, так или иначе, касается тебя!

— Не в этот раз. — Стойко, с гордостью, выдерживая столкновение характеров.

— Ах, не в этот раз! — Взмахнув руками, Кирилл схватился за голову. Психованно проворчал: — Подзабыла, из какого дерьма тебя вытащил?

— За что очень благодарна. Но Кирилл, я не могу жить так дальше.

Одинцовой бы поумерить пыл. Из признательности войти в его положение. Хотя понимание, что своими заявлениями делает если не больно, то неприятно, было. Но и мужчине стоило сообразить гораздо раньше — суровым контролем и приказами не удержишь возле себя. Здесь нужно нечто большее. По крайней мере, желание самого человека остаться. В идеале любовь, которой отчетливо разумела, здесь и в помине не предвиделось.

— Покувыркалась пару раз с Чернышевским, смелая сразу стала. Напомню, что ты не в том положении! — Рощин подхватился на месте. — Быстренько память освежу!

— Кирилл, я поступила не совсем честно. Тебе больно и обидно из-за моего поведения, но…

— Мне больно? — Вновь ударил кулаком по столу и, упершись ладонями в стекло: — Ты в своем уме? Часом на этой своей Сицилии не перегрелась башкой на солнышке? Неблагодарная тварь!

— Кирилл, пожалуйста, успокойся. — Лихорадочно сглотнув, отступила, понимая, что припозднилась с просьбами о спокойствии. Мужчина был на взводе. Куда и подевалась бравада уравновешенности. — Твои оскорбления и крики ничего не дадут. Давай поговорим нормально.

— Да ты повела себя как настоящая шлюха! — Обогнув стол — конечный барьер и условную защиту, отделяющую их, наступал Рощин. — Разве с тобой, вообще, можно разговаривать? Хотя, о чем я? Шлюха она и есть шлюха!

— Вот именно — шлюха! Всегда такой была! Ты с самого начала знал, на что идешь! Раз я шлюха, почему за меня держишься? — Чтобы вспыхнуть окончательно Рите хватило с лихвой злободневного напоминания о былом. — Отпусти и позволь начать новую жизнь. И сам тоже начни.

— Ты бы помалкивала и не командовала! — Оказавшись в десятке сантиметров, грубо ухватил девушку за предплечье, потянув к себе. — Ты моя и я сам буду решать, что с тобой делать!

— Сумасшедший! — На миг остолбенела, с ужасом уставившись в пылающие праведным гневом лицо мужчины, выкрикнула Одинцова.

— Да, сумасшедший! Но мне по*ер на твои возмущения! — Пытаясь достучаться до её сознания, встряхивал сильнее и сильнее. — Тебя не получит ни Чернышевский, не кто-либо другой! Заруби себе на носу! Не для того играл в благородство шесть лет назад, чтобы показывала свой норов.

— Вот как! — Затрепыхавшись пуще прежнего, как пойманная птичка. — Тебе нужна покорная рабыня? Тогда не по адресу обратился! Я отслужила свой срок! Все! Мне надоела такая жизнь! — Кирилл на мгновение опешил от столь прямолинейных возражений и Маргарита, пользуясь случаем, вырвалась из сковывающих рук. — Я не хочу постоянно быть у тебя на привязи! Не хочу быть собачкой: захотел — приспустил поводок, захотел — притянул к ноге! Я хочу свободы! Я ненавижу, когда мне указывают! А еще… — Метнувшись к столу и вытащив из вазы букет, бросилась на Рощина, размахивая перед лицом. — Я ненавижу чертовы лилии! Всегда ненавидела! Но терпела потому, что их любишь ты! С меня довольно!

Перестав себя контролировать, раз за разом хлестко обрушилась с цветами к мужскому лицу. Где-то на задворках сознания остатки разума вопили прекратить истерику. Но внутри всё настолько пылало, что сдержать эмоции в узде оказалось неимоверно сложно. Совершенно невозможно.

— Я устала притворяться!.. — Красивые, но холодные по своей натуре лилии разлетались от ударов в стороны. — Я устала делать вид, что всё хорошо! Устала играть роль послушной девки на побегушках! Я хочу нормальной жизни! НОРМАЛЬНОЙ!

Нормальной жизни и чуть-чуть счастья. Да, была неправа когда сбежала. Но, она не железная! Сидеть точно на поводке и терпеть стабильные упреки за прошлое — то прошлое, за которое сама себя не раз прокляла, не в силах.

— Поостынь, су*а! — Изворачиваясь, осадил Кирилл, отрезвляя и выбивая из рук жалкие палки, недавно бывшие благородным букетом. — Надоело ей! А в деньгах валяться тебе не надоело? Икру ложками жрать не надоело? Барахло брендовое носить не надоело? — Рванул платье на груди, переходя на угрожающий шепот. — Целое состояние на себе носить, — Потеребив золотой браслет. — Тоже не надоело? Ты хоть знаешь, что и дня без меня не протянешь?! Не пройдет и пары недель, как приползешь проситься обратно! Шикарной жизни захочется. Или думаешь, у твоего Чернышевского хватит бабла тебя одаривать за способности в постели, как одариваю я?!

— В этом вся и разница между тобой и Олегом! — Пренебрежительно фыркнув, выплюнула: — Ты всё измеряешь деньгами!

— Чего? — Исказился гримасой брезгливости.

Застыла почти гробовая тишина. Такая, что хоть ножом режь — слышен каждый шорох и стук сердца, не говоря о тяжелом дыхании. Тотчас стало неестественно молчать после экспрессивного выяснения отношений. Того и гляди, разразятся громы-молнии, свесившиеся над головами. Но уже в разы сильнее, нежели прежде.