Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 37

37

Ещё немного повертевшись, я уснула, а проснулась около восьми утра от звонка телефона. Спросонья сняла трубку, не понимая, кто звонит.

— Умерла, — услышала печальный голос Инны Викторовны, — умерла Ирочка.

— Как? Когда?

— Около шести утра. Сейчас тут бегаем, все устраиваем, вот тебе позвонила.

— Я подъеду, — положив трубку, свесила ноги с кровати, Рогожин сонно тёр глаза, волосы растрепанны, вид заспанный.

— Умерла, — сказала я, он, вздохнув, кивнул.

— Давай собираться.

Через сорок минут мы были на квартире. Инна Викторовна вся в чёрном встретила нас с заплаканными глазами. Проводив в кухню, стала тихим голосом рассказывать:

— Да она не мучилась даже. Аня говорит, зашевелилась во сне, потом вздохнула и все. Она подошла, а Ирочка и не дышит уже. Слава Богу, смерть лёгкую ей дал, — женщина перекрестилась, — сейчас занимаюсь похоронами, больше некому. Ира деньги копила на это дело, теперь надо со всеми договориться…

Рогожин, вытащив бумажник, кинул на стол несколько крупных купюр.

— Сделайте хорошо, — сказал изумленной Инне Викторовне. Взяв деньги, она посмотрела на меня.

— Видишь, как Бог тебя привёл, словно попрощаться. Жалко, не смогла она с тобой познакомиться, отрадней было бы умирать… Но хоть ты её увидела. На похороны останетесь?

Я покачала головой, Инна Викторовна снова кивнула.

— Понимаю. Я за вас свечку поставлю в церкви и помолюсь. Пусть хоть твоя жизнь сложится.

Последние слова Инны Викторовны то и дело всплывали в голове, пока мы ехали домой. Раньше я думала, жизнь моя уже сложилась, но теперь об этом судить сложно. Все изменилось, и в первую очередь изменилась я. И даже если бы мне предложили повернуть время вспять, не уверена, что согласилась бы.

Бросив взгляд на Илью, я отвернулась к окну. Он хмуро смотрел на дорогу, разговор не клеился. Вскоре я заснула, проснулась ближе к дому от телефонного звонка. Звонили Илье. Достав телефон, он недовольно нахмурился, но трубку снял.

— Да, мам, привет, я за рулём… — я невольно прислушалась, по-прежнему глядя в окно. — Уезжал из города по делам… Буду дома минут через тридцать, перезвоню… Что? Мам, сейчас не самое лучшее… Мама!.. Черт, — последнее слово он сказал, уже откинув телефон в сторону. Достав сигареты, закурил, приоткрыв окно. Выдохнув дым, заметил:

— Мама будет ждать возле дома.

— И? — не поняла я. Рогожин вздохнул.

— Я сдуру ляпнул тёте Люде, что мы с тобой живём вместе. Она, естественно, наболтала матери, что я уже практически веду тебя под венец, и мама решительно настроена с тобой познакомиться.

— Давай я погуляю какое-то время, а ты ей скажи, что мы расстались.

Илья усмехнулся.

— Вот уж не надо таких жертв. Ты, главное, ей не болтай, что мы не вместе, в остальном проблемы нет. Сама понимаешь, объяснять реальное положение дел не хочется.

— Ну когда-нибудь придётся сказать, что между нами ничего нет.

— Скажу. Но сейчас не самый подходящий момент.

Почему-то разговор оставил неприятный осадок. Вроде все просто и понятно, но…

— Я хочу завтра съехать, — кажется, сказала это резче, чем собиралась. Рогожин, покосившись, спросил:

— Обиделась?

— На что?

— Не знаю, на что. Но по лицу заметно, что что-то надумала, раз съезжать собралась.

— Ничего такого. Просто пора налаживать свою жизнь.

Он кивнул, вроде бы соглашаясь, я снова уставилась в окно. Вот и поговорили. Паршивый день. И смерть Москвиной… бабушки. Нет, не могу её так называть. С этим уже ничего не поделаешь. По крайней мере, я знаю правду о себе, это уже что-то.

Когда мы подъехали к дому, мать Ильи была там. Сидела на скамейке среди клумб, на наше появление поднялась. Выйдя из машины, я невольно стала её рассматривать. Красивая женщина, даже несмотря на годы. И знает это. Ухаживает за собой, одежда, косметика, украшения, а главное, восприятие себя, вон как идёт, как царица. Да уж, я, наверное, сейчас совсем золушкой смотрюсь.

Илья её заинтересовал куда меньше, чем я. Поцеловав сына, она принялась меня рассматривать. Я же чудо диковинное, девушка, с которой живет её сынок. Ах, да, первая девушка, с которой он живет. Улыбнувшись, женщина протянула мне руку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Елена Михайловна, — представилась, я ответила, улыбнувшись.

— Идём домой, — подтолкнул нас Илья к двери, и мы втроём направились по дорожке. Охранник от нашего появления обалдел, провожая удивлённым взглядом, который даже не прятал. Почему-то сей факт прибавил настроения, улыбку сдержала, но стало веселее. Словно отпустило напряжение, появившееся после встречи с Мариной, когда она рассказала мне страшную историю из юности. И я ухватилась за хорошее настроение, как за спасение.

Мы разместились в гостиной, сели с матерью Ильи друг напротив друга, пока он делал кофе, глазели одна на другую. Наконец, женщина спросила:

— Чем вы занимаетесь, Алиса?

Ладно, врать я умею, Рогожин, не кидай взгляды такие.

— Работаю в галерее искусств.

— Ого, — она удивилась и тут же задала вопрос под дых, сама того не ведая, — это же у вас будет выставка погибшего художника?

— У нас, — кивнула в ответ, Илья поставил чашку кофе матери, потом мне, бросив быстрый взгляд, так и захотелось показать ему язык. Надо же, а он ведь нервничает, волнуется, что я не понравлюсь его матери? Или ляпну что-то не то?

— Люди искусства частенько оказываются наркоманами или алкоголиками, — вздохнула Елена Михайловна, — никогда не понимала, почему так происходит?

— Наверное, у них мозг работает немного иначе, — пожала я плечами, — они все воспринимают по-другому, и потому реакции на окружающий мир не вписываются в наше привычное понимание действительности. А для них это норма, и наш мир как раз аномалия, к которой надо приспособиться. Наркотики — способ уйти от реальности, которую им сложно принять. По крайней мере, я так думаю.

Вот это меня прорвало. Поняв, что заговорилась, смутившись, быстро закончила, мать Ильи улыбнулась.

— Вы умеете рассуждать, это хорошо, — заметила мне, — а ещё вы красавица.

Тут я покраснела, потому что не знала, что на такое надо отвечать. Буркнув спасибо, уткнулась в чашку под насмешливым взглядом Ильи. Он за время моего монолога принёс коробку конфет, купленных мамой, сам он, кажется, сладкое не особенно любил, и чашку кофе себе. Усевшись во главе стола, слушал меня с интересом. Когда я смешалась, перевёл тему, спросив мать:

— Как там отец?

— Хорошо. Все по-старому, ты совсем забыл к нам дорогу, не звонишь, не заезжаешь.

— Работы много, мам.

— Конечно, — она так на меня посмотрела, что я опять уткнулась в чашку. Взгляд из серии "знаем мы вашу работу". Женщина моё смущение заметила, потому, наверное, снова сменила тему:

— Алиса, вы местная?

— Да, — кивнула я, — а вы?

Дурацкий вопрос, зачем я его задала? Но надо же было что-то спросить в ответ? Черт, никогда не думала, что общаться с родителями парня (хоть и ненастоящего) так трудно.

— Нет, я из деревни, — засмеялась она, — славное местечко под названием "Березняки", такое славное, что я сбежала оттуда, как только представился шанс.

— В городе, конечно, больше возможностей, — улыбнулась я, — я бы не смогла жить в деревне.

— Каждому своё, — тактично заметил Илья, и Елена Михайловна снова переключилась на него, начав выспрашивать о работе.

Через полчаса женщина стала собираться домой, пока она вышла в туалет, Илья принялся мыть посуду, я встала, облокотившись на стойку, и спросила:

— Ну как, я справилась с ответственным заданием?

Рогожин покосился с усмешкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вполне. Только с чего краснела, как школьница?

— Ну знаешь, я раньше не знакомилась ни с чьими матерями, это как экзамен прямо.

— Считай, мама поставила тебе пятёрку, — вытерев руки, Илья замер с другой стороны стойки.

— А через пару недель ты будешь рассказывать, что прошла любовь?