Нарисуй мне любовь (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 50

50

— Значит, у тебя, — усмехнулась Наталья, — по глазам вижу, поняла, о чем речь. Мне нужна картина.

— Сделка накладывается? — не удержалась я.

— Не дерзи, одна уже такая была, с характером, и закончила весьма скверно.

Мы встретились взглядами.

— Расскажи, — попросила я вдруг пересохшими губами, — расскажи про Москвину, и я отдам картину.

— Думаешь, у тебя есть выбор? — усмехнулась Николаева.

— Есть. Я могу ничего не рассказать, хоть что со мной делай.

Женщина, хищно раздув ноздри, немного помолчала.

— Действительно, на Верку похожа, — усмехнулась вдруг, а у меня сердце екнуло, — как я сразу-то не поняла? Вижу, лицо знакомое… Но такое даже в голову прийти не могло. Папашка подсобил, когда застыл, как привидение, — она снова посмотрела на меня с вниманием, я смотрела в ответ, что ещё оставалось? Пыталась выглядеть бесстрастно, но куда там, сердце бешено билось, стук отдавался в висках, и было страшно.

— Что ж, хочешь правду — слушай, — сказала между тем женщина, — значит, раскопала все… Маринка проболталась? — она бросила на меня пытливый взгляд, я никак не среагировала, думая о том, что надо попробовать развязать руки. Тогда появится шанс. А Наталья продолжала. — Она, больше некому. Значит, знаешь, что мы с Витькой тебя выкрали… Хочешь подробности?

Я все же нахмурилась, понимая: если Наталья решила откровенничать, значит, ловить точно нечего. В живых она меня не оставит. Что припасено на этот раз? Тоже наркотики? Это вошло у неё в привычку, кажется. Тут женщина заговорила, и я вся обратилась в слух. — Никакой Абрамов мне не отец, он на моей матери женился, когда она залетела не пойми от кого. Сам был гол, как сокол, нищий студент, в которого мамаша была влюблена. Дед был не дурак: предложил отцу денег, если тот женится. Вот Абрамов и поспешил к венцу… Ни мать, ни тем более я ему нужны не были. Зато были нужны деньги. Я росла среди их ссор и разговоров об отцовых любовницах. Мать орала, выгоняла, потом остывала, умоляла вернуться. И он возвращался, потому что повязан был делами с дедом. В конце восьмидесятых тот умер, и мамаша затихла, понимала: бросит нас отец, и все, останемся без копейки. Прожили ещё несколько лет, пока не появилась Верка.

Наталья замолкла, а я тяжело выдохнула через нос. Иногда кажется, если человек сделал столько зла, он только на него и способен. Но за этим злом зачастую всегда что-то стоит. И сейчас я видела не взрослую женщину, а маленькую девочку, которой не хватило родительской любви, слабую, нуждающуюся в защите, а вместо это получающую только пустоту. И мне на мгновенье стало жаль её, а потом все вернулось на круги своя. Есть совершенное зло, и она должна за него ответить, только это, к сожалению, уже ничего не изменит.

— Я поняла, что что-то не так почти сразу, — заговорила Наталья, глядя в точку на стене, — он изменился. Стал счастливым, — тут женщина усмехнулась, — это было невозможно не заметить. И я испугалась, что он бросит нас. Не представляла, как дальше жить. Конечно, он бы нас обеспечивал, но матери всегда надо было много денег и к жизни она не приспособлена, а у меня институт на носу. И я выследила отца. Это было трудно, очень трудно, он так шифровался, словно Верку ФСБ разыскивает. Но мне удалось, и я набилась к ней в друзья. Она, конечно, красивая, но дура, и с гонором была, я сразу поняла, как к ней подход найти. Хотела на неё по-хорошему воздействовать, уговаривала, чтобы она семью не рушила. Она, конечно, не знала, кто я. Но когда Верка забеременела, стало ясно: дело труба. Отец собрался к ней уйти, а мы с матерью куда? Живите, как хотите? На ничтожные подачки? — Наталья ещё немного помолчала, а я догадалась: сейчас будет самая тяжелая часть. — Я до последнего уговаривала, прыгала вокруг неё. А Верка сказала: люблю его, и все, будет моим. В тот вечер я к ней приехала, и тут внезапно воды отошли, она испугалась, я стала ей помогать собираться, а потом… Не знаю, наверное, подумала, это шанс. И ударила её в живот. Била, пока она сознание не потеряла. Упала, а я только тогда поняла, что натворила. Вижу, кровотечение началось, сама испугалась, сумку её забрала и бежать. Там телефон был. Боялась, что она очнётся и отцу позвонит… Но Верка живучая оказалась, выползла на улицу, какой-то мужик её на машине повёз в роддом. Я недалеко паслась, сумку её выкинула в помойку, а сама за Веркой. Вообще-то я не хотела, чтобы все так вышло, у меня был другой план.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наталья снова замолчала, я лежала, стараясь не издавать ни звука. Понимала: она впервые это рассказывает, хочет вылить из себя эту правду, выжить, выжечь. Но мне уже не было её жаль. Потому что она зашла слишком далеко.

Руки затекли, но я не дергалась, потому что боялась отвлечь женщину. А я хотела знать все. Имела на это право. Наталья же вернулась к рассказу.

— Изначально я хотела сделать им больно, забрать ребёнка, чтобы тот, как и я, не знал родительской любви. Когда есть деньги, все намного проще. Я договорилась с санитаром, что тот пропустит Витьку в отделение, якобы роженица его девушка. Придумала историю, но санитару было глубоко плевать, за те-то деньги, что я ему отвалила. Когда Верка родила, он был на месте, открыл все нужные двери, и Витька тебя утащил. Я не особенно верила в успех, но все получилось. А днём Верка умерла. Папаша себе места не находил, я тоже, могли же и на меня выйти… Но все заглохло неожиданным образом. Он её не нашёл, как, почему, я не знаю. Она просто исчезла. Это потом. А в тот день… Я не знала, что делать с ребёнком, проснулся, орет… Еле утрясла, чтобы замолчал. В общем, бросила в одном из дворов, а кто-то, видать, сжалился и к детскому дому отнёс. Только я уже об этом не знала. Тут ещё Витька со своим приступом совести… Верка умерла, ребёнок, скорее всего, тоже, зима же была… А он в полицию собрался… Надо было самой в роддом идти, да боялась, что узнают…

— Ты убила его, — сорвалось с губ. Не вопрос даже, утверждение. Не знаю, почему, но именно этот факт поразил меня. Потому что если верить сказанному, в ситуации с Верой она действовала импульсивно, как и со мной. А вот Витя… Витя это спланированное убийство. Настоящее.

— У меня не было выбора. Если бы он пошёл сдаваться, меня бы засадили. И папаша бы первый этому посодействовал.

— С Гарри тоже не было выбора? — не выдержала я.

— Ох уж этот Гарри, — раздраженно ответила Наталья, — корчил не пойми кого, все у него идеалы какие-то, а в итоге согласился делать то, что велят. Когда узнал, сколько за это будут платить.

— И что он делал?

Наталья посверлила меня взглядом.

— Рисовал копии картин, их продавали как копии, а на деле вывозили за границу оригиналы.

Вот значит, как… Ох, Гарри, лучше бы ты не изменял своим идеалам.

— Ты его убила? — спросила прямо. Наталья фыркнула, поднимаясь.

— Больно надо. Я вообще была только посредником, а занимался всем, угадай кто? Наш дорогой папаша, — я уставилась на неё во все глаза, — да-да, дорогая моя. У него все завязки с юристами, антикварами, таможней. Денег с этого бизнеса ему в карман текло немало. И когда Игорь решил ни с того, ни с сего соскочить, он был недоволен. Я пыталась воздействовать, но Ставровский упёрся, как баран. А у него висел невыполненный заказ, между прочим, о котором все было оговорено. Игорь сказал, что картина готова, и что он расторгает наши отношения. Я передала это отцу, и тот посчитал, что проще будет от парня избавиться и забрать картину. Только на студии её не оказалось. Картину искали и не нашли. Я была уверена, ты ни при чем, но все же решила проверить, и вот, пожалуйста. Мне нужна картина, где она?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Женщина нависла надо мной. А я понимала: Наталья меня убьёт. Узнает, что надо, и убьёт. Не сейчас, так позже. Слишком много мне известно, слишком много поставлено на кон. Пути обратно нет.

— Картина у Рогожина, вашего соседа, — ляпнула первое, что пришло в голову. Николаева выругалась.

— Он в курсе?

— Нет, — ответила, помедлив, — я просто оставила картину у него.