Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён - Страница 113

113

– А что это даст?

– Ну, например, полторы тысячи пашто или фарси решили пойти на вас. Они сразу кинуться в твою любимую конную атаку, сестра? Или перед этим что‑то купят? И как‑то всё же будут готовиться?

– Будут покупать. Будут готовится. – Уверенно фокусирует взгляд на мне Алтынай. – Кундузы, раз (чересседельные сумки ). Быстро на тысячу воинов не сшить, будут не меньше половины покупать готовых. А без них они просто не увезут ничего из набега…

– Ещё что?

– Подковы. Во‑первых, перекуют заново и заводных, и верховых лошадей. А это работы кузнецам не на один день. И собственные кузнецы рода, идущего в набег, не справятся быстро; какая‑то часть воинов поедет перековываться на базары и ярмарки. Ещё, какой‑то запас новых подков они возьмут с собой. Это примерно одна десятая от всего количества лошадиных ног, идущих в набег.

– Ничего себе, у вас тут целая система разведпризнаков, – смеюсь. – Продолжай.

– Кое‑что из лечебных трав. Это вообще закупается только оптом, и только перед набегом: стоит дорого. Без набега не нужно. Хранить тяжело, лечебные свойства теряются.

– Вот по этим покупкам ты и можешь заранее определять их подготовку. Но для того, чтобы торговец подковами тебе всё рассказал, ты должна с ним заранее подружиться. И у него ни в голове, ни в сердце не должно быть места никакому иному решению, кроме как срочно отправить посыльного к тебе и к ближайшим твоим людям. Как только первая сотня пуштунов купит у него первые сорок подков.

– Сто двадцать, – как‑то механически произносит Алтынай.

– Что «сто двадцать»?

– Сто двадцать подков. У сотни пуштун сто коней верховых. Но будет ещё по паре заводных. Минимум. Если они идут в набег на нас: не телегами же убегать с грузом… – автоматически поясняет она, затем поднимает глаза на меня. – Правильно ли я тебя поняла? Хорошо ли, а в нашем случае необходимо ли, чтобы таких торговцев было много? А знания, поступаемые от них, были сведены, как ты говоришь, в одну систему  и стекались в одно место? К одному человеку? Который способен дать точную оценку и сделать правильные выводы?

В ответ молча хлопаю в ладоши три раза.

– Если пушту начинают закупать чересседельные сумки, как я сама думаю, это военные приготовления? Или мирные? – продолжает разговаривать сама с собой Алтынай. – И против кого, против своих же или родни‑фарси? Или всё таки против соседей‑туркан? Конечно, второе вероятнее… И если торговец, продающий пуштунам чересседельные сумки, тут же отправит гонца к уже своим  друзьям‑туркан, подготовка пуштунов не останется тайной. И нападение не будет неожиданным. Кстати, ещё кожаные ремни будут покупать… Дрова для огня, – уверенно продолжает Алтынай, набрасывая список на земле абсолютно без моей помощи. – В правильном для нас случае, каждый из продавцов должен отправить нам сообщение. Тогда мы будем видеть всю сумму их приготовлений.

Таким образом, Алтынай разговаривает сама с собой ещё какое‑то время, старательно записывая всё сама вслед за собой. А я дублирую это же по‑своему, не перебивая её и не вмешиваясь.

Потому что прекрасно понимаю, что «поток сознания» аналитика‑разработчика мероприятий в момент, когда его осенило, перебивать ни в коем случае нельзя. Пока тот не иссякнет сам.

Так мы общаемся ещё какое‑то время, причём беседа поглощает нас обоих полностью.

А потом полуприкрытый полог юрты вдруг распахивается и в юрту вваливается едва стоящий на ногах Еркен.

Поначалу, глянув, как он шатается, думаю, что что‑то случилось, но уже буквально через секунду вижу, что он просто мертвецки пьян.

__________

Дочь хана весь вечер не выходит из юрты, обсуждая с лысым азара что‑то важное. И наверняка касающееся всего коша или даже всех туркан: она ни за кумысом не посылала, ни чай не грела, ни вообще каких‑то канонов гостеприимства в это раз не соблюдала.

Ханскому стойбищу не нужно объяснять, чем занят хан. Или его ближайшие родственники, если они целый вечер разговаривают, что‑то пишут щепками на земляной части пола юрты и перестают ходить за кумысом и чаем. Если они не режут барана, не просят готовой сорпы у соседей и вообще забывают о еде и питье.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Судя по умным и деликатным решениям и поступкам дочери хана за последнее время, она гораздо больше готова заменить своего отца, чем показывала раньше. И, видимо, опять почувствовала что‑то, срочно требующее её внимания.

Иначе никак не объяснить их напряжённый разговор, сопровождающийся подсчётами, спорами и письменами, которыми они укрывают землю, стирая и что‑то нанося заново.

С азара, который оказался воистину гостем, посланным Всевышним.

То, что он для девочки сделает всё, уже видят все (кроме, похоже, него самого). Хотя и потихоньку над этим посмеиваются: из сетей, раскидываемых девушкой‑дулат, ещё никто никогда не уходил… А зверь на то и зверь, чтоб ловчих сетей не замечать вообще…

Неожиданно из своей юрты вываливается пьяный Еркен. Мутным взглядом смотрит по сторонам и, взмахнув зажатой в руке камчой, направляется в ханскую юрту.

Этого никто не ожидает настолько, что перехватить его просто не успевают. От южных юрт к ханской уже бегут вернувшиеся с рыбалки парни, когда из ханской юрты выходит лысый азара, несущий едва трепыхающегося Еркена на плече как бревно. Сам Еркен при этом уже перевит своей же камчой, затянутой сзади на какой‑то хитрый узел, не позволяющий шевелить руками.

– Раушан‑апай, куда его? – хмуро спрашивает азара, подходя к старухе. – Как сделать, чтоб он к Алтынай в таком состоянии не ломился?

– Извини, уважаемый, – только и говорит Раушан. – Мы не успели… Ребята, сюда!

Через пару секунд Еркен, поддерживаемый с разных сторон, воцаряется на ближайшую кобылу и, ведомый группой ребят, исчезает в направлении реки.

Прохладная вечерняя вода, как ничто другое, способствует удалению паров кумыса из головы.

Но на этом перипетии вечера не заканчиваются. Буквально через четверть чеса после того, как Еркена увозят на реку, из его юрты появляются парой его родственники. Тоже хмельные, и тоже устремляющиеся в юрту хана.

Раушан успевает только руками всплеснуть: сейчас снова нужно быстро звать мужчин.

Но в этот раз, незваные «гости» ханского шатра «возвращаются» сразу же: первый вообще вылетает из ханской юрты спиной вперёд, как будто его в живот лягнул ногой конь.

Второго, удерживая его голову за шею подмышкой, выводит азара, пинком пониже пояса спуская затем вниз с холма. Где тот и исчезает, кувыркаясь и смешно размахивая в воздухе руками и ногами.

– Всё правильно, – Раушан, несмотря на возраст, мгновенно оказывается рядом с азара и кладёт ладонь тому на бицепс. – Всё правильно, сынок. Спасибо, и не держи зла… Это всё хмель. Завтра по всему стойбищу кумыс соберу и Еркену в юрту больше ни глотка не дам.

– Спасибо, апай. А то вроде все вокруг донельзя правоверные, время тоже никак не модерн, а как будто домой попал… – бормочет азара непонятные вещи в ответ.

– Не держи зла, сынок, – Раушан мягко гладит бицепс здоровяка. – А что, у вас, оседлых шиитов, разве пьют хмельное?

– Разреши, я не буду отвечать, – хмыкает азара и, явно погрузившись в какие‑то свои мысли, негромко смеётся несколько мгновений.

Глава 18

– Вот же скотина, – бормочу, размышляя, как убрать заблёванный Еркеном пол, по счастью, только у самого выхода из юрты. – С одной стороны, заставить бы его самого это всё убирать. Утром, как протрезвеет…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дальше не продолжаю, но Алтынай уже смеётся:

– Скотин было три, не одна. И да, заставить убирать их самих было бы хорошо. Но не ждать же утра? Рядом с этим… – она брезгливо косится глазами влево и вниз.

– Да это понятно…