Хочу быть твоей (СИ) - Николаева Юлия Николаевна - Страница 28

28

Несколько секунд мы смотрим в глаза друг другу, потом я говорю:

— Ты, что, идиот?

Егор вздыхает, выпрямляясь.

— Прости. Наверное, не стоило тебе рассказывать, просто… Я думал, может, ты знаешь, зачем он искал деньги?

И тут до меня доходит. Я действительно знаю. Потому что я практически поставила ему ультиматум, заявив, что он должен найти деньги и переехать в Питер. И что я не собираюсь возвращаться сюда, что у меня карьера, что у меня, черт возьми, ЖИЗНЬ. НАСТОЯЩАЯ. А не прозябание в маленьком захолустном городке. И если он хочет быть со мной, то пусть приезжает. Только я не учла того, что Артем не может приехать просто так. Что он обстоятельный, серьезный. Что для него мы — это семья, в которой он должен быть главой, должен любить, защищать, обеспечивать. Я вспоминаю наши последние разговоры, нужные фразы сами выдергиваются, всплывают в голове. «Хорошо, Вик, я что-нибудь придумаю». «У меня уже есть кое-какие варианты». «Не уверен, что получится, но попробую». «Все очень сложно, Вик, но как только я разберусь, сразу приеду». И последнее: «Уже скоро. Я уверен, что все будет хорошо».

Где я была, когда он все это говорил? Чем слушала? Я думала только себе, о том, как мне устроиться, о пробах, выпускном спектакле…

Егор по-прежнему смотрит на меня. С трудом разлепив губы, говорю:

— Я не знаю.

Кивнув, он проходит к окну, а я чувствую себя последней тварью.

— Мне роль предложили, в кино, — выдыхаю, не глядя в его сторону, но вижу краем глаза, что Егор не оборачивается, — только, чтобы попасть туда, надо было денег отвалить. Много. И я Артему рассказала, просила найти, занять, не знаю… — я провела рукой по лицу. — Сама не знаю, что я от него хотела. А он, видимо, решил, что должен добыть эти деньги во что бы то ни стало.

Я замолкаю. Становится ли мне легче от сказанной правды? Нет. Я словно сама себе озвучиваю приговор в этот момент. Потому что понимаю: я и только я виновата в случившемся.

Егор все-таки оборачивается. Мы смотрим друг на друга, но в моих глазах уже пустота, в одно мгновенье внутри не осталось ничего, только выжженная сухая пустыня. И никогда там ничего уже не появится. Потому что я убила то единственно важное, что было у меня на самом деле.

— Вика… — словно замечая что-то во мне, начинает Егор, но я его перебиваю:

— Как он вообще мог стать наркокурьером? Кто его устроил?

Егор отводит взгляд, а потом говорит:

— Я не знаю, Вик. Я ничего толком не знаю.

Я открыла глаза: потолок. Окурок, дотлев, погас, я лежала, глядя на белое полотно над головой. Егор не смог сказать мне правду в ответ на правду. Рассказать о том, что именно он нашел Артему эту работу. А я, значит, была права насчет мантр и спасительных таблеток? Он тоже пытается жить с чувством вины, и неизвестно, кого из нас больше разнесло в щепки.

Я засмеялась, тихо, качая головой из стороны в сторону. Стресс, нервы, эмоции, — все навалилось в один момент. Я смеялась, тихо, почти неслышно и, наверное, если бы можно было взглянуть со стороны, — немного страшно

Глава 17

Вниз я спустилась около десяти, приняв с утра душ. Не найдя никого в гостиной, протопала в кухню. Тоже пусто. Ну и ладно, выпью пока кофе. Успела разобраться с кофемашиной и взять в руки чашку с бодрящим напитком, когда появился Давид. Одет он был в джинсы, правое плечо перевязано, голый торс немного смутил, возможно, потому что мужчина был в отличной форме и притягивал взгляд. Хотя вряд ли он смог бы надеть ту же рубашку.

— Интересный домашний костюм, — заметила, делая глоток, Давид усмехнулся. Сама не знаю, почему, но мне было с ним легко. Вот с самой первой встречи почувствовала, что он нормальный. Хотя мои чувства меня не раз подводили, но сейчас мы с Давидом в одной лодке, так что надо быть заодно.

— Извини, одеться и не смущать тебя никак не могу.

— Ты меня не смущаешь, — фыркнула я, отставляя чашку.

— Точно, мы же любовники, — снова усмехнулся он, проходя к кофемашине. Я наблюдала, как Давид, стоя спиной ко мне, жмет на кнопки. Вот ведь странная штука жизнь: последнее время окружают мужчины старше меня, но я почему-то совсем не замечаю этой разницы в возрасте. Может, правду говорят, что взрослых не существует? Я-то точно застряла где-то в переходном возрасте. Вздернув брови на свои же мысли, заметила, что Давид разглядывает меня, попивая кофе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что? — спросила его.

— Ты похожа на очень взрослую маленькую женщину.

Я даже присвистнула.

— Поясни.

Давид сел рядом, глядя мне в глаза, а я смутилась, потому что он все-таки мужчина, а я женщина, хоть и маленькая, и очень взрослая. Вот ведь завернул. Грузин проклятый, сейчас еще притчу расскажет.

— С виду ты девчонка, совсем юная, — сказал он, — но здесь, — дотронулся пальцем до моей груди, — произошел сбой. Ты слишком взрослая для своих лет, Вика Царева.

Отстранившись, Давид откинулся на стуле, продолжая пить кофе. Я молчала, глядя в кружку.

— По-моему, взрослые люди не творят ту хрень, что я, — сказала все-таки.

— Поэтому и говорю, что ты маленькая.

— Наверное, я еще и тупая, потому что ничего не поняла.

— Все ты поняла, — усмехнувшись, он встал и пошел из кухни, — будь готова через час, выезжаем.

Он ушел, я немного посидела. Смысл последних слов дошел не сразу, а когда дошел, поскакала следом.

— Как уезжаем? — спросила мужчину, он сидел в кресле, в соседнем расположился Грачев, я ему кивнула.

— А ты думала, мы тут зимовать остаемся?

— Нет, но… Ты узнал, кто на тебя покушался?

Давид вздохнул.

— Это тебя не касается. Да, вот еще что: пусть слухи о том, что ты моя любовница, ходят и дальше.

— Зачем?

— Ради твоей же безопасности. Пусть окружающие думают, что ты мне очень дорога, раз уж я свою жену из ресторана выставил, а тебя нет.

Он поднялся, направляясь в коридор, а я продолжила:

— Предположим. Но почему ты свою жену бортанул ради меня?

Мужчины остановились, Грачев усмехнулся, качая головой:

— Слова-то какие знает.

Давид тоже усмехнулся, а мне сказал:

— Может, ты мне и правда так дорога? Подумай на досуге.

И они ушли. Я только глазами хлопала, это что сейчас было? Нет, мое хорошее отношение к Давиду надо уменьшить. Совершенно точно, что он темнит. Только вот в чем? На этот вопрос ответа не было.

Давид высадил меня в центре, я попросила. Получив ценные указания вроде «не шатайся без дела», улыбнулась, на прощанье хлопнув дверцей. Дождавшись, пока машина уедет, направилась к остановке, а вскоре ехала в сторону дома Дронова. Понимала, что должна с ним поговорить, иначе это так и будет на меня давить. Я шла к его дому, курила и вспоминала те дни, только сейчас замечая некоторые несостыковки.

После похорон я сразу уезжаю в Питер. Если бы было можно, я бы катапультировалась с планеты, потому что жить дальше невыносимо. Раньше я всегда чувствовала, что рядом со мной есть Артем, даже когда мы были за почти тысячу километров друг от друга, а теперь я не чувствую вообще ничего. В голове нет мыслей, в сердце — чувств. Кроме осознания того, что я убила Артема — нет ничего. Я возвращаюсь в Питер другой. Ничего не хочу, мысли о карьере актрисы вызывают приступ тошноты. Я хочу просто забыться, выжечь из себя… себя. И бросаюсь в пучину алкоголя, наркотиков и развлечений, надеясь, что однажды утром не проснусь. В Питере это так доступно, так нормально. И я не замечаю, как пролетает год. Возвращаюсь на годовщину смерти и привычно зависаю. Меня хватает на два месяца. Я снова сбегаю в Питер, встречаю Влада. Мое замутненное сознание соглашается на жизнь содержанки. Потом я не раз себя проклинаю, потому что чувствую: я испортила жизнь не только себе, но и Владу. Я понимаю, что переоценила себя, что не могу больше жить с ним и, когда он меня отпускает, возвращаюсь домой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Только через месяц я узнаю о том, что Егор торгует марихуаной, все от того же Дениса. Прибегаю к Дронову, кричу на него, обзываю полным идиотом.