Хагалаз. Безликая королева (СИ) - Диас Отто - Страница 133

133

— Когда ты бросила мне вызов, я принял его, хоть и не считал тебя соперницей. А теперь ты отказываешь мне в той же услуге? Трусишь, Хизер? Или я для тебя слишком жалок?

— Ни то, ни другое. Я желаю спасти вас, а вы просите убить.

— Воин никогда не просит убить его, и потому я прошу сразиться. Не думай, что я просто встану и буду ждать конца.

— Но итог нам обоим известен.

— Смилуйся над тем, кто прошёл через ад. Я не хочу умереть как собака.

Хизер бросило в жар. К глазам предательски подступили слёзы, но она сдержала их.

— Я буду жить с мыслью, что лишила вас жизни.

— Живи с мыслью, что ты спасла меня от муки. Нам обоим станет легче.

«Мне не станет», — с горечью подумала девушка, но ничего не ответила.

Глава 82 Сурт

Влажные губы с настойчивостью целовали её шею, ключицу, подбородок. Перед глазами раскинулось тёмное небо, усеянное мириадами звёзд далёких и ледяных. В нескольких метрах по правую сторону трещали ветки в полыхающем костре. Руки мужчины залезли девушке под юбку. Он резко откинул её, задев лежащую неподалёку сумку и Энэйн вздрогнула, быстро его оттолкнув.

— Осторожно! Ты можешь разбить!

Этцель в недоумении отстранился. Его взмокшие волосы забавно топорщились, а в глазах потихоньку меркла зародившаяся надежда.

— Что там? Что за ценность ты с собой носишь?

Красноволосая недоверчиво взглянула на него, затем отодвинулась, приоткрыла сумку, и перед глазами мужчины предстало огромное фиолетовое яйцо, кажущееся огненным в тусклом трепещущем свете. До сих пор ему ни разу не доводилось видеть подобного. Любопытство побудило Этцеля потянуть к нему руку, но Энэйн ударила по ней, не позволив взять реликвию. Этцель поджал губы от досады, однако был вынужден смириться.

— Чьё оно?

— Это яйцо птицы сурт. За пределами Дэррад они давно перевелись, да и внутри их осталось немного. Но однажды я видела такую. Её тело соткано из пурпурного огня, крылья огромны и повелевают ветром. В груди каждой особи бьётся три сердца, поэтому сурт живут до тысячи лет.

— Невозможно...

— Возможно! Только вдумайся какой срок! Им не располагают ни маги, ни люди, ни другие существа этого мира, но сурт по праву считаются вымершим видом. Мне рассказывали, что на этих птиц охотились. Существовало поверье, что, если съесть её сердца, срок жизни увеличится в три раза. Поэтому птиц истребили.

Этцель скептически нахмурился.

— И ты хочешь съесть её сердца?

— Нет, конечно. Очевидно, что люди заблуждались. Ты ведь не слышал, чтобы кто-то прожил дольше естественно срока? Съев их, не обретёшь долголетие, но если такое сердце пересадить...

— Невозможно! — Мужчина окончательно отпрянул.

— Невозможно для людей, но Шархадарт занимаются таким постоянно. Сшивают тела, наделают их душой, скрещивают виды. Я научилась кое-чему у них.

— Это вздор!

Энэйн склонила голову в бок.

— Ты перестал мне верить?

— Не перестал, но это совсем не походе на правду. Пересадить сердце! Даже с помощью магии эта задача не выполнима.

— Мой юный несмышлёный друг... — сказала девушка с укором и закрыла сумку. — А как же я? Как же десятки шрамов на моём теле? Меня сшили, Этцель. Я ведь никогда не рождалась.

От этих слов мужчине стало не по себе, но он попытался не выдать нахлынувшего ужаса. Энэйн заметила его пристальный сомневающийся взгляд, и снисходительно улыбнулась.

— Ты собираешься таскать это яйцо, чтобы заполучить сердца? Пройдёт ведь много времени прежде, чем птица вырастет.

— Рождение сурт отличается от рождения других птиц. Плод развивается в яйце до тех пор, пока не станет взрослой особью, и яйцо растёт вместе с ним. Когда настанет время вылупиться, я буду готова.

— К чему?

— К тому, чтобы сделать операцию.

Этцель собирался что-то сказать, но Гелата вдруг проснулась.

***

Алфростом, имя которого Гелата услышала накануне, оказался мужчина, что привёл их в дом. Он же был и его хозяином. Маг с подозрительным трепетом относился к прибывшим гостям, словно Этцель представился самим королём, а его сын — наследным принцем. Выйдя утром во двор, девушка застала Элофа и Алфроста за тренировочным боем на мечах и наблюдала за ними, пока оба не решили прерваться. Юноша направился к колодцу, и Гелата последовала за ним, чувствуя, что их знакомство началось не с той ноты, и что этот промах стоит исправить. Завидев её приближение, юноша нарочито закатил глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Этцель сказал, ты собираешься участвовать в турнире.

— Угу, — отозвался он, отхлёбывая прохладной воды из ковша.

— Насколько мне известно, магам это не дозволено. В тюрьмах всех тщательно проверяют.

— А я и не маг.

— Но твой отец маг. Как минимум, ты полукровка, если твоя мать была человеком.

Элоф задержал на Гелате пристальный недовольный взгляд. «Я его задела? Может, тема про мать под запретом?»

— Мой отец начал подавлять во мне сущность мага ещё до рождения, а между тем заставлял прогрессировать зверя, часть, что досталась в наследство от Мисоры. Так звали женщину, которая меня родила, но я даже лица её не помню. Скажем так... Этцель не простой маг. Он может делать то, что не под силу остальным. А ещё сильнее та, что научила его этой мудрости. И я верю, что вместе мы сможем заполучить власть, которой достойны. Потому что править должен самый сильный, а разве людские короли сильны?

Гелата пожала плечами.

— Сильны по меркам людей.

— Но правят не только людьми.

— И ты готов пожертвовать собой ради того, чтобы воцарилась «справедливость сильных»?

К удивлению девушки, Элоф ответил без промедлений.

— Я для этого был рождён. У каждого должно быть предназначение, иначе его жизнь бесполезна. Моё в том, чтобы стать оболочкой Энэйн, чтобы постичь тайное знание. Для меня это честь, и я приложу все усилия, чтобы выйти из турнира победителем.

— А если ты проиграешь?

— Это невозможно.

Гелата невольно усмехнулась. Элоф говорил совсем как Этцель в её сне. Та же интонация. Та же непоколебимость в голосе. «Интересно, Энэйн удалось переубедить его? Если отец склонен ошибаться, то может, и его сын?»

— А вдруг? Допустим, среди людей найдётся воин сильнее тебя. Что тогда? Кто станет оболочкой Энэйн, если ты умрёшь?

Лицо Элофа помрачнело, и он презрительно сощурился, будто приготовился к схватке с обидчиком.

— Не умру, не посмею. На проклятой арене не будет никого сильнее меня. От Мисоры я унаследовал обострённые чувства, ловкость и скорость. Всю свою жизнь я посвятил обучению искусствам боя. Мой враг не успеет опомниться, как я уничтожу его. Я сниму голову Лонгрена с плеч и брошу в народ, после чего люди будут обязаны покориться. Ты увидишь, как враждующие кланы магов, наконец, объединятся под эгидой Энэйн. Эпохе людей придёт конец.

Гелата поджала губы. Она и сама всего лишь человек, так что воспринимать речи о том, что род её скоро будет покорён, было непросто. Что станет с ней после ритуала? Даже если она выживет, что потом? Куда денутся люди, утратив власть и землю? Куда пойдёт она, без гроша за душой и чьей-либо поддержки?

Алфрост позвал Элофа, и тот, не прощаясь, покинул девушку для продолжения прерванной тренировки. Она понаблюдала за ним ещё некоторое время. Юноша сражался хорошо. Противник ни разу не смог загнать его в невыгодное положение. «Может, свобода, о которой я мечтаю, так и не наступит? Будут ли свободны люди после того, как наш король падёт?» Мрачные мысли теперь не давали покоя, но к собственному удивлению, Гелата обнаружила, что улыбается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 83 Общий стол

После ритуала Периций проводил Наоми в её покои. Он принёс ей таз с водой, чтобы та могла отмыть кровь. Её платье было сожжено, а от трупа девушки избавились без посредничества Наоми. После той ночи королева слегла в лихорадке и целую неделю провела в постели, терзаемая свинцовыми видениями, задыхающаяся и бледная, как сама смерть. За ней ухаживали слуги и сам Периций, что приносил различные микстуры и отвары, уверяя девушку, что она в порядке и просто должна взять себя в руки. Однако Наоми долго не могла прийти в себя. Лонгрен ни разу не навестил её за это время, отчего девушке становилось ещё хуже. «Знал бы он, что я сделала ради него», — думала она, проливая в подушку слезы, когда слуги покидали комнату.