Рассадник добра - Дмитриева Светлана - Страница 59

Машка сползла с неудобного сиденья и с трудом разогнулась. Затекшие ноги отказывались повиноваться. Стоять на них было еще можно, а вот ходить — вряд ли.

— Ну и что я здесь делаю? — требовательно спросила Машка у пустынного зала.

Подождала немного, но ни одна сволочь не прибежала давать объяснения и спасать ее. Тогда, застонав, Машка сделала один шаг вперед, затем другой, и дело пошло на лад. Ноги прекратили забастовку, кровь быстрее побежала по жилам, и, словно мозгу нужно было именно это, возникли воспоминания. Вначале хаотичные и тусклые, постепенно они сложились в цельную картинку, и Машка облегченно вздохнула. Для современного человека память и самоидентификация значат очень много. Как говорится, частенько ты то, чем себя считаешь, и это весьма неудобно, когда ты не представляешь, кто ты такой. Амнезия — штука неприятная. Об этом почти во всех телесериалах говорят и даже в некоторых фантастических романах и фильмах. Порадовавшись, что ей удалось избежать этой мыльносериальной опасности, Машка почти сразу же снова нахмурилась. Она совершенно не могла вспомнить, как сюда попала, откуда взялись сапоги и засаленная, но еще приличная дубленка, в которую она была обряжена неизвестным доброхотом. Раньше у нее никогда не было дубленки — дорого.

Дверь, ведущая наружу, к путям, была заботливо приперта парой кирпичей, чтобы психованный ветер, бесновавшийся за стенами, не мог распахнуть ее. Какого-либо запора на двери не было, а вместо задвижки красовалась дыра. Ногой Машка отпихнула кирпичи и высунула нос на улицу. Перрон и рельсы наличествовали, но от этого легче не становилось. Выбоины в асфальте перрона и ржа, постепенно подъедающая останки рельсов, говорили о том, что дорогой давно уже никто не пользуется. Машка вздохнула и подняла голову. Небо было цвета клюквенного киселя. Одно это заставляло сомневаться в том, что она находится на Земле. Машка ничуть не удивилась: если существуют параллельные миры, напичканные магией, то почему бы не быть туннелям во времени и космическим перелетам? Ну освоили здесь космос, достигли планет, начали по привычке поднимать целину и по ходу дела снова все разворовали — что же в этом фантастического? Самая что ни на есть реальность!

Машка покачала головой и скоренько убралась обратно за дверь, подальше от пронизывающего ветра. Приперев ее кирпичами снова, она обернулась и нос к носу столкнулась с полуголым мужиком. Ей вполне хватило ума не завизжать, пока мужчина не проявлял агрессивных намерений. Кто его знает, может, тут так принято ходить. Мода такая.

— Ой, — тихонько сказала она. — Я ошибаюсь или вас тут раньше не стояло?

— Конечно, я появился только что! — тоном оскорбленной невинности подтвердил мужчина. — Вообще-то обычно я сюда не захожу, но сегодня пришлось...

Прозвучало это так, будто Машка попала в жуткий клоповник, признаваться в посещении которого приличному человеку попросту неудобно. Стоп, а человеку ли? Машка внимательно пригляделась к мужчине. Увы, нимба над его головой не просматривалось, крылышек тоже, но это еще ни о чем не говорило. Может, это какой-нибудь языческий бог. Как там Айшма его называла — Херон? Вспомнились неуютный храм, зелье, людоедский покойник... «Так я ж померла!» — внезапно поняла Машка. Все вставало на свои места. Вероятно, перед ней стоит Херон, Владыка мертвых, по какой-то причине каждый раз выставляющий ее из своего царства, а она, Машка, теперь научилась помирать осмысленно. «Хотелось бы знать, это дает какие-нибудь интересные возможности?» — подумала она и попыталась пожелать дубленку почище. Зажмурившись крепко-крепко, она тщательно представляла себе эту чистенькую дорогую дубленочку, отороченную песцом. Дубленку с вышитыми карманами и с еще неоторванным ценником. Открыв глаза, она поняла, что невезучесть последовала за ней и в смерть. Или осознание собственной гибели на возможность выдумать себе новую дубленку совсем не влияло. Мужчина, подозреваемый в божественном происхождении, с интересом наблюдал за ее упражнениями, все мрачнея и мрачнея лицом.

— И долго это будет продолжаться? — спросил он.

— Что? — не поняла Машка.

— Долго мне придется быть твоим постоянным хранителем? — более развернуто поинтересовался мужчина. — Казалось бы, живешь в лучшем из миров, чуешь опасность издалека. Неужели так трудно не быть дурой и не умирать так часто? Прочие же не умирают!

— И много этих прочих? — тут же заинтересовалась Машка.

— Ха! — отозвался бог. — Да все население этого лучшего из миров!

— Какого конкретно? — осведомилась Машка. — Этого или того?

— Мир один, — назидательно сказал бог. — Не может быть того или этого мира. Только здесь немножко неубрано.

Как ни странно, при этих словах он покраснел, словно бардак на том свете творился по его личной вине и именно он был ответственным за уборку.

— Вообще-то обычно здесь гораздо лучше, — будто оправдываясь перед Машкой, добавил он. — Если бы я знал, что и после того, как я научил твое сердце предупреждать тебя об опасности, ты будешь так часто погибать, я бы прибрался.

— Ничего-ничего, — сочувственно сказала Машка, — меня не шокирует. У меня в комнате иногда и похуже бывало.

— Это плохо, — серьезно заметил бог. — Вот оттуда твои бесшабашность и неосмотрительность и растут. Куда твоя мать-то смотрит?!

— А черт ее знает, я не спрашивала, — отозвалась Машка. — У нее свои дела, у меня — свои. Нормальная среднестатистическая семья.

— Загадочными словами тут всего не уладишь... — пробормотал мужчина и добавил решительно: — А, кстати, ты способная девочка. Даже не ожидал, что ты научишься видеть скрытое. Всего-то за несколько попыток.

— Какое такое скрытое? — удивилась Машка.

— Если я не ошибаюсь, раньше, умирая, ты видела только меня и маленькую часть реальности мирового отстойника, — сказал он. — Теперь же ты видишь все.

— Точно, — согласилась она. — Так мы в отстойнике? Фу, какая гадость!

— Здесь отстаиваются души и мысли, — пояснил мужчина. — Судя по всему, тебе все-таки нужна магия.

— Конечно! — обрадовалась Машка. — Давно мечтала научиться фаерболы кидать и превращаться... А еще невидимой становиться.

— И магия тебе нужна внешняя, — продолжил он. — Чтобы не давала соваться туда, куда соваться не следует. Если я так часто буду отвлекаться на разбор твоих поступков и возвращение тебя к жизни, мироздание рухнет.

«Точно — бог!» — не особенно вникая в рассуждения собеседника, обрадовалась Машка.

— И, кстати, я вовсе не Херон, как ты полагаешь, — добавил он, дохнул на Машку чем-то дурманным и сладким и принялся невежливо расплываться.

— А кто? — еле ворочая губами, растерянно спросила Машка.

Но уже растворившийся в реальности мужчина ей не ответил.

Голова стала тяжелой, словно наковальня, и, как по наковальне, застучали по ней молотки, выковывая отвратительное и опасное острие боли. Машка провалилась в болезненный, горячечный сон, где смешные оранжевые головастики щекотали хвостами извилины ее мозга. Мозг спазматически сокращался и вновь распухал, и все старался выскочить из черепной коробки, дабы избежать щекотки наглых приставал. Как Машка ухитрялась это видеть, она и сама толком не понимала. Сон был длинным и противным. Глаза болели — видимо, поднялась температура.

— Госпожа! — неожиданно услышала Машка. — Она очнулась! Идите сюда!

Машка напряглась и совершила подвиг, разлепив тяжелые, распухшие веки. Лимонным соком в глаза брызнул яркий солнечный свет. Машка пискнула жалобно — на большее ее не хватило, но писк этот был услышан и на удивление верно интерпретирован.

— Закройте окно! — раздался повелительный голос Айшмы. — Девочке пока вреден солнечный свет.

— Ох, так лучше, — выдавила Машка.

— Я знаю, — отрезала Айшма недружелюбно. — Ты и правда очнулась. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — призналась Машка.

— А кем ты себя чувствуешь? — продолжила допрос безжалостная экономка.

— В каком смысле? — удивилась Машка.