Великий перелом - Шидловский Дмитрий - Страница 64

— Да, видать, мы никогда не поймем друг друга, — вздохнул Крапивин.

— Боюсь, что да, — развел руками Павел Осипович. — Сколько с вами спорим — а все как на разных языках. Я вам про человека говорю, про душу его, про мысли. А вы мне — про государство, будто это молох какой-нибудь, которому жертвы надобны. А я думаю, вам, если служить хочется, лучше уж отдельным людям послужить. Иначе государство и в самом деле превратится в монстра, питающегося человеческими жизнями.

— Может, вы и правы, — задумчиво произнес Крапивин. — Да только загостился я у вас, вот это уже истинная правда. Да и семье вашей я в тягость.

— Да Бог с вами, живите. Не в тягость вы совсем.

— Ну что вы! Я уж и поправился вовсе. Что же я, здоровый мужчина, сиднем сидеть буду, когда моя страна кровью умывается? Возвращаться мне пора.

— Воля ваша, идите, — развел руками Павел Осипович. — Правда, сдается мне, что, когда вы вернетесь, крови на Руси меньше не станет. Осмотрю я вас на дорогу. Хотя жена мне рассказала, как вы на заднем дворе кирпич ребром ладони раскололи. Как вам это удалось, ума не приложу. Так что поправились вы, сомнений нет. Ступайте с Богом. В Эстляндии вам и впрямь задерживаться не стоит, пока немцы здесь. Ну а дальше решайте сами. Советское правительство из Петрограда в Москву сбежало еще в феврале, когда немцы грозились взять Питер. А вот под Псковом появился сейчас белый генерал Юденич, который против красных воюет. — Он с надеждой посмотрел на Крапивина. — Так что выбор у вас есть.

— Разберусь, — буркнул Крапивин.

Крапивин шагал по лесной дороге. Уже две с половиной недели прошло с того момента, как он переплыл Нарову и двинулся к Москве. Первое время ему приходилось пробираться по территории, занятой войсками Юденича. Попасться белым в планы Вадима не входило. Его как бывшего офицера могли мобилизовать и заставить воевать против своих. Но сейчас он мог идти уже более открыто, поскольку, по его расчетам, давно вышел с территории, контролируемой Юденичем. Четкой линии фронта здесь не было, а из разговоров со встреченными крестьянами Вадим знал, что белые отряды в здешних местах еще не появлялись.

За спиной у Крапивина болталась немецкая винтовка, которую бывший полковник снял с убитого немецкого солдата. Пока что применять это оружие иначе, чем для охоты, Вадиму не приходилось.

Он не боялся, что его опознают как красного командира. Год назад, перейдя к большевикам, Крапивин сознательно держался в тени. Он готовил себя к подпольной работе и даже после октябрьского переворота по-прежнему оставался тайным помощником вождя, исполнителем наиболее секретных и ответственных миссий.

Да, это он спланировал захват Зимнего дворца и арестовал Керенского, но сразу же уступил лавры Антонову-Овсеенко, захватившему остальных членов Временного правительства. Он готовил разгон Учредительного собрания, но предоставил хаму и дураку Железняку подняться на трибуну и произнести исторические слова: «Караул устал». Сам же Крапивин сосредоточился на том, чтобы ни один депутат буржуазных партий не ушел от ЧК и чтобы контрреволюционные элементы не устроили заговоров против Ленина. Правда, ничего подобного не произошло, если не считать нескольких интеллигентских группочек, которые больше болтали, чем действовали ради свержения большевиков. Произошло несколько демонстраций, в которых, к удивлению Крапивина, участвовало много рабочих. С этими выступлениями достаточно быстро расправились ЧК и революционные матросы. В остальном же Крапивин занимался исключительно вопросами охраны Ленина и членов советского правительства и не участвовал в борьбе с контрреволюцией.

За успех же революции и ход Гражданской войны Крапивин был спокоен. События в точности повторяли те, которые происходили в его мире, а во главе советского правительства стоял Ленин — титан, великий мыслитель, человек, способный свернуть горы.

Еще в апреле семнадцатого Крапивин полностью попал под влияние его личности. Ленин действительно был выдающимся человеком, энергичным, умным, полным стремлений улучшить жизнь трудового народа и построить общество социальной справедливости. Теперь Крапивин совершенно не сомневался, что именно Ленин был той личностью, с которой действительно связывались надежды России на светлое будущее. Недостатки революции лежали на совести безграмотных революционеров. Ведь Ленин был по-настоящему самым человечным человеком. Человечным не в буржуазном смысле. Он не терзался совестью из-за пресловутой слезы ребенка, когда речь шла о счастье целых народов и континентов. Он двигал массы и сокрушал государства ради великой цели — победы справедливости во всем мире. Что могли значить стенания мелкотравчатых буржуев и интеллигенции, лишенных кормушек и незаконных привилегий, когда речь шла о счастье всего народа?

И Крапивин понял, что его основная задача — не допустить в правительство нечистоплотных людей, готовых изгадить любую, даже самую светлую, идею. Он знал, что умные, не амбициозные, но исполнительные люди всегда в цене. Они — основа власти. Им доверяют вожди. Именно они оказываются ключевыми фигурами в тот момент, когда все висит на волоске, когда действие или бездействие всего одного чиновника или командира может перевернуть историю огромной страны. Вот такого момента и ждал Крапивин. Ждал, когда «птенцы ленинского гнезда» останутся без вождя. Вот тогда он, Вадим Крапивин, русский офицер и патриот, выберет тех, кто окажется достойным продолжателем дела Ленина.

Дурацкий случай вырвал Крапивина из среды партийных лидеров. Троцкий увлекся революционной риторикой и сплоховал. Вместо того, чтобы заключить мир на согласованных с Лениным условиях, заявил: «Ни мира, ни войны. Армию распускаем, мир не подписываем». Немцы сразу перешли в наступление. С совершенно разложившейся, не готовой воевать армией остановить их было нечего и думать. Совнарком в срочном порядке формировал боевые отряды из преданных советской власти солдат, матросов и рабочих и бросал их на запад, чтобы как-то остановить продвижение немцев. Один из таких наспех сколоченных отрядов Ленин и попросил возглавить Крапивина… Произошло это случайно. Крапивин, как говорится, подвернулся под руку в тот момент, когда Свердлов докладывал Ильичу о том, что сформирован очередной отряд, а командовать им некому. Как раз в этот момент Вадим вошел в ленинский кабинет с каким-то донесением и услышал ленинскую фразу: