Великий перелом - Шидловский Дмитрий - Страница 79

— Да я вас за такие слова под арест, под суд! — рявкнул Колчак.

— Да хоть расстреляйте на месте, — устало посмотрел на него Крапивин. — Я же не о финнах с поляками пекусь, а о нас, о русских. Я хочу, чтобы русские офицеры и дворяне, деятели культуры, промышленники не оказались в эмиграции. Чтобы хоть кусок родной земли остался свободен от красной чумы. Для этого нам надо всего лишь согласовать весенне-летнее наступление с поляками. Красные уже двинулись на запад. В декабре они заняли Минск, в январе Вильно и Ковно [11] . Их столкновение с поляками — это лишь вопрос времени. Но если мы не согласуем наши действия, красные смогут воевать против нас по отдельности. Начнут мирные переговоры с Пилсудским и перекинут войска против нас; отбросят нас и примутся за поляков. А вот если мы атакует одновременно да еще убедим Маннергейма ударить с севера, для Советов это будет смерть.

— Так ли уж велики их войска? — презрительно бросил Колчак.

— Суммарная численность белых армий на данный момент не превышает двухсот пятидесяти тысяч. Это включая части Деникина и Юденича. Стоит ли нам презрительно относиться даже к небольшим армиям соседних государств? Польская армия стремительно формируется. Туда идут офицеры, служившие раньше в русской, австрийской и немецкой армиях. Польское население безоговорочно поддерживает восстановление независимости своей страны. Воодушевленный народ под руководством грамотных офицеров — это серьезная сила. Что же касается Маннергейма, то весной прошлого года он очистил свою страну от красных. Я имел честь встречаться с ним до войны. По-моему, это честный офицер, он всегда был беззаветно предан монархии и любил Россию. Обстоятельства сделали его президентом Финляндии, но я убежден, что он не откажет нам в помощи…

— Если мы признаем независимость Финляндии, — прервал его Колчак.

— Очевидно, рано или поздно, нам придется признать свершившийся факт, — развел руками Крапивин. — Так давайте сделаем это сейчас, чтобы превратить Финляндию и Польшу в союзников. Экономическая зависимость от России, которая сформировалась у них, пока они были частью империи, еще долго позволит оказывать на них сильное влияние.

— А потом и вновь присоединить, — добавил Колчак.

— Возможно. Но это уже дела будущих лет. Сейчас давайте выиграем гражданскую войну, ваше превосходительство.

Колчак тяжело опустился в кресло и забарабанил пальцами по столу. Пауза затягивалась.

— Мы планировали решить все внутренние вопросы России только после нашей победы в гражданской войне, — проговорил он наконец.

— Если мы не обозначим свою позицию хотя бы по основным проблемам, то эти вопросы будут решать другие, — возразил Крапивин.

— Признание независимости Польши и Финляндии может заставить отшатнуться от нас многих союзников.

— Только тех, кто не в состоянии реально оценивать ситуацию. Новые же союзники могут оказаться значительно сильнее.

— Ладно. — Адмиральская рука застыла на крышке стола. — Поезжайте в Варшаву, затем в Гельсингфорс. По крайней мере оставлять вас в разведке фронта с такими настроениями я не намерен. Проведите рекогносцировку, начните переговоры. Выясните, каковы требования Пилсудского и Маннергейма в случае признания независимости их государств и что они готовы дать взамен. Возможно, сам факт проведения переговоров заставит их активнее сотрудничать с нами. Конечно, мы не будем торопиться признавать их независимость, но поманить их этим можно. Координация их действий с нашими действительно не помешала бы. Естественно, нашим главным условием является вступление в войну на нашей стороне. Будем думать, может быть, вы и правы. Может быть, — подчеркнул он последние слова.

ГЛАВА 33

Переговоры

В дверь номера постучали. На всякий случай Крапивин изготовил к бою пистолет. Большевистские шпионы работали в Варшаве очень активно, и факт переговоров колчаковского офицера с руководством Польши не мог пройти мимо их внимания. Конечно, Москву беспокоила возможность союза между белыми и поляками. И устраняли причины своей обеспокоенности большевики обычно вместе с теми, кто был им опасен. Еще по прибытии в Варшаву Крапивин заметил за собой плотную слежку и теперь опасался и покушения.

— Войдите! — крикнул он, укрывая пистолет под разложенной на столе газетой.

Дверь открылась, и на пороге появился Янек в польской военной форме.

— Господи, Янек! — воскликнул Крапивин. — Какими судьбами?

— Только сегодня прибыл из Вильно. — Янек прошел в комнату, пожал руку полковнику и уселся напротив него. — Узнал, что вы здесь, и сразу пошел к вам.

— Погоди, а какое у тебя звание? — поинтересовался Крапивин, разглядывая погоны Янека.

— Капитан, — с гордостью ответил тот.

— Ого! Сколько тебе лет?

— Двадцать два.

— Да у тебя, брат, карьера!

— Благодаря вам. Хорошо учили.

— Не преувеличивай. Ты где пропадал? Я тебя с четырнадцатого года не видел.

— Сначала в ссылке сидел…

— Где Сталина пристрелил?

— Откуда вы знаете?

— Твой отец рассказал.

— Жалеете?

— Нет. Пожалуй, ты правильно сделал. Кстати, отца давно видел в последний раз?

— В ноябре. Перед тем как он уехал к Маннергейму.

— Он у Маннергейма?

— Да, советником.

— И как вы встретились?

— Поссорились, как всегда, — печально ответил Янек. — Он все еще хочет, чтобы я защищал интересы России, а у меня свои планы.

— Он тебе рассказывал обо мне?

— Да, сказал, что вы служили в охране российского императора. Потом он потерял вас из виду.

«Ну и слава Богу», — подумал Крапивин.

— Значит, скоро в Финляндии можно ожидать перемен, — заметил он.

— Уже. — Янек довольно улыбнулся. — Сегодня утром финская армия перешла советскую границу. Маннергейм объявил войну советскому правительству.

— Что?! — Крапивин вскочил со своего места.

— Не беспокойтесь. Против России у Маннергейма ничего нет. Он объявил, что вступает в войну по просьбе какого-то Стокгольмского комитета русских эмигрантов и не имеет территориальных претензий. В его заявлении говорится, что единственная цель Финляндии в войне — борьба с мировым коммунизмом.