Клоака - Доктороу Эдгар Лоуренс - Страница 11

Но у меня есть еще одно объяснение, почему Мартин не поверил в то, что сказал ему доктор Гримшоу. Истинной целью визита Мартина к пастору было желание посмотреть тому в глаза и решить, лжец он или честный человек. И для этого были свои основания. Преподобный Гримшоу отпевал отца Мартина. Стены церкви Святого Иакова держались на деньгах Пембертона-старшего. Все старые семейства покинули приход, и только один прежний слуга остался ему верен. У Мартина было острое зрение, а сценой послужил банальнейший нью-йоркский омнибус. Потрясает повседневная обыденность этого невероятного происшествия. Мартин обнаружил отца среди живых. Он дважды видел своего погребенного старика разъезжающим по улицам Манхэттена в муниципальных экипажах. В то время я еще не знал о первом случае. Но даже зная об одном случае, можно было понять, что сумасшествие явилось бы самым безболезненным объяснением поведения моего лучшего независимого журналиста… В конце концов… думать, что он ненормальный, было намного спокойнее, чем считать его человеком в своем уме… Ничто из того, что сказал Гримшоу Мартину, не смогло развеять уверенность последнего в реальности имевших место видений, а это значит, что возможность послужить Христу осталась втуне, да и от исцеляющей силы пасторской проповеди тоже было мало толку.

Скорее, молодому Пембертону следовало обратиться к бродячим проповедникам, на коих так ополчился преподобный Гримшоу и которые оккупировали лестницу, ведущую в церковь Святого Иакова. Эти люди, скорее всего, сразу бы поняли Мартина. Они возложили бы руки на юного Пембертона и, поставив его на колени на манхэттенской мостовой, заставили бы его петь хвалу Господу за то, что он позволил Мартину лицезреть Сатану и распознать его, несмотря на то что тот рядился в любимый образ… И, пожалуй, эти проповедники были бы не далеки от истины. Но сидевший в своем пасторском жилище, расположенном в тени новых высоких домов и фабрик, Чарлз Гримшоу жаждал новых письменных свидетельств истинности Святого Писания. Пастор был совершенно прав, что шумерский рассказ о потопе в мифе о Гильгамеше будет представлять интерес для читателей «Телеграм». Мы часто заполняли подвалы такими сведениями; впрочем, так поступали все. Например, миссис Элвуд, английская путешественница, описывала, как в Эль-Косейре, стоя на рассвете на берегу Красного моря, она видела солнце, встающее из-за горизонта. Самое потрясающее в ее рассказе было то, что солнце имело в тот миг не обычную круглую форму, а вырастало из-за моря в виде башни. Мы немедленно поместили ее рассказ на первой странице, как доказательство существования огненного столпа, который сорок лет водил израильтян по пустыне. Но наши читатели не были очень уж грамотными верующими и не могли служить образцом для подражания. Да и сам метод… Неужели Гримшоу не понимал, что привлечение древних источников для доказательства истинности Писания может привести к катастрофическим, поистине страшным… заблуждениям?

Я не имел ничего против доброго богослова. Но он безнадежно устарел, как, впрочем, и все мы, а его религия больше не имела никакой реальной власти… она могла только организовать и упорядочить его собственную жизнь, его поведение и привести в некоторую удобоваримую систему его мироощущение. В семидесятые годы процветала френология. Это была полнейшая чепуха, но в плане систематизации мироощущения она являлась почти тем же самым, что религия. Из конфигурации черепов выводились три основных темперамента: у Мартина было хрупкое телосложение, но очень сильно развит мозговой череп — он обладал ментальным, сиречь умственным темпераментом. Гримшоу был менее типичным представителем того же темперамента. Остальные типы суть следующие: двигательный темперамент — длинные кости конечностей, череп уравновешен — ну вылитый нынешний президент, кстати, к тому же суровому типу относится и моя ирландско-шотландская внешность. И третий — жизненный темперамент — вульгарный, мясистый тип, похожий на Гарри Уилрайта. Конечно, чистых типов не существовало, большинство людей представляли собой безнадежные помеси, к тому же было неясно, к какой френологической расе следует относить женщин… Это была абсолютная чушь, не имевшая ни малейшей научной ценности, но очень удобная для обычного человеческого мышления, вроде астрологии или организации времени в шестидневки, за которыми обязательно должно следовать воскресенье. Могу подкинуть еще один материалец для первой страницы: в 1871 году археологи открыли священный могильник у подножия горы Монте-Чирчео на берегу Тирренского моря. Там нашли черепа неандертальца в окружении костей оленей, лошадей, гиен и медведей. Что интересно, мозговой череп был аккуратно отделен от лицевого и черепом пользовались как сосудом, куда наливали напитки. Теперь мы точно можем сказать, сколь древним является божество… оно такое же старое, как культ мертвых палеолитического человека, жившего незадолго до последнего всемирного оледенения.

После того, как Мартин, подобно смерчу, пронесся по дому достойного пастора и столь же шумно исчез, преподобный Гримшоу взял перо и написал письмо вдове Пембертон в ее имение в Пьермонт, на Гудзоне, в котором проинформировал о расстроенном состоянии ума ее пасынка, которое, вероятно, возникло не без влияния чувства вины, что в свою очередь повлекло за собой развитие некоторых ложных видений, очень похожих на плод больного воображения, а проще говоря, на галлюцинации. Он предложил вдове связаться с ним, когда она по какому-нибудь случаю будет в Нью-Йорке, или же пастор Гримшоу изъявил готовность посетить вдову в ее имении в Рейвенвуде, чтобы она не усомнилась в том, что служители Христа не оставят ее своим попечением, а равно и все семейство Пембертонов. Это был разумный шаг, но, к сожалению, он остался единственным и не имел продолжения. Преподобный видел Мартина в тот же день, что и я, в том же состоянии духа, в крови и в грязи. Тем не менее преподобный не сделал попытки разыскать Мартина и с тех пор не видел его ни разу, что его нисколько не беспокоило. Так какова же была природа его веры и в чем состояла его пастырская забота? Сара Пембертон не удосужилась ответить на его письмо. Это, видимо, озадачило пастора, но его удивления не хватило для того, чтобы возобновить усилия. Возможно, он просто устал и от усталости стал вести себя как заурядный мирянин? Может быть, грубость и покровительственно-снисходительный тон молодого человека казались настолько невыносимыми, что не заслуживали христианского прощения? Или то была преданность отцу за прошлые заслуги, но такой защиты я не могу понять. Подобное поведение вызывает в сознании образ собаки, которая воет на могиле умершего хозяина и отгоняет от нее посторонних.

Было уже темно, когда я покинул дом священника. Гримшоу проводил меня до ограды и постоял со мной во дворе церкви, откуда было видно приходское кладбище. Старые могильные камни отбрасывали тень на непримятую траву, уличные фонари лили на кладбище призрачный свет.

— Где могила мистера Пембертона?

— О, она не здесь. Если бы его похоронили здесь, около церкви, то мы не смогли бы ограничиться простой могилой. Учитывая, сколько сделал для церкви этот человек, для него надо было бы построить мавзолей, как поступали в древние времена. Я предлагал ему устроить здесь фамильный склеп, но он отказался. Он сказал, что не достоин такой чести.

— Это сказал Огастас Пембертон?

Гримшоу улыбнулся своей неповторимой улыбкой. Это была богобоязненная, благословляющая улыбка, уносящая пастора в некие горние края, где нет горя и печали, нет радости, смеха и плача. Раб господа был превыше всех радостей и горестей земных.

— Люди, которые не знали покойного, очень удивляются, услышав о таком смирении Огастаса Пембертона. Я, конечно, понимаю, что отнюдь не всегда — я не могу погрешить против истины, не правда ли? — он склонялся к самопожертвованию, на которое был, без сомнения, способен и которое подчас проявлял. Но это действительно так. Нет, здесь его нет. По его просьбе он похоронен в Фордхеме, на Вудлонском кладбище.