Война Иллеарта - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 32

Когда он поднял взгляд, вомарк сказал:

— Я не ожидал увидеть тебя здесь.

Кавинант резко ответил:

— Я тоже не ожидал увидеть здесь тебя.

Но о Трое он думал только косвенно. Мысленно он все еще пытался сцепиться с Кевином.

Как будто читая мысли Кавинанта, вомарк сказал:

— Все вернется к Кевину. Именно он — тот, кто создал Семь Заветов. Именно он вдохновил харучаев стать Стражей Крови. Именно он совершил Ритуал Осквернения. И хотя это было не обязательно — это было неизбежно. Однако он не стал бы делать всего этого, если бы не совершил ранее свою большую ошибку.

— Свою большую ошибку, — пробормотал Кавинант.

— Он принял Фаула в Совет, сделал его Лордом. Он не видел сквозь маскировку Фаула. А потом было слишком поздно. К тому времени, когда Фаул провозгласил себя и вступил в открытую войну, он совершил уже столько неуловимых предательств, что он был непоколебим.

В подобных ситуациях более обычные люди убивают себя. Но Кевин не был обычным человеком, — у него для этого было слишком много власти, хотя это казалось бесполезным. Вместо этого он убил Страну. Выжили только те люди, у которых было время скрыться в изгнании.

Они говорят, что Кевин понимал, что сделал — прямо перед смертью.

Фаул смеялся над ним. Он умер, стеная. Вот почему клятва Мира сейчас так важна. Все дают ее — она так же фундаментальна, как клятва Лордов о Служении Стране. Они все клянутся, что как-нибудь дадут отпор разрушительным эмоциям — таким, как отчаяние Кевина. Они… — Я знаю, — заметил Кавинант. — Я все об этом знаю.

Он вспоминал Триока, человека, который любил Елену в подкаменье Мифиль сорок лет назад. Триок хотел убить Кавинанта, но Этиаран предотвратила это, воспользовавшись силой клятвы Мира.

— Пожалуйста, не говори больше ничего. Мне и так достаточно тяжело.

— Кавинант, — продолжал Трой, как будто он все еще говорил о том же предмете. — Я не понимаю, почему ты не восторгаешься пребыванием здесь. Как может «реальный» мир быть важнее, чем этот?

— Как единственный мир. — Кавинант тяжело встал на ноги. — Давай выберемся отсюда. От этой жары у меня уже голова кружится.

Двигаясь медленно, они покинули амфитеатр. Воздух Ревлстона приветствовал их возвращение с холодным, блеклым удовольствием, и Кавинант глубоко вздохнул, пытаясь успокоить себя. Он хотел уйти от Троя, избежать вопросов, которые, он знал, Трой будет ему задавать. Но вомарк имел решительный вид. Через несколько мгновений он сказал:

— Послушай, Кавинант. Я пытаюсь понять. С тех пор, как мы разговаривали в последний раз, я почти половину своего свободного времени пытался тебя понять. Некоторые полагают, что от тебя можно чего-то ожидать. Но я просто не вижу этого. Короче. Ты прокаженный. Но разве тебе здесь не лучше?

Грустно, отвечая как можно короче, Кавинант сказал:

— Это все — не реально. Я не верю этому. — Наполовину для себя, он добавил:

— Прокаженные, которые уделяют слишком много внимания собственным мечтам или чему-то подобному, не живут долго.

— Господи, — сказал Трой. — Ты говоришь это так, как будто проказа везде. — Он задумался на секунду, затем спросил:

— Как ты можешь быть так уверен, что это не реально?

— Потому что жизнь не такова. Прокаженные не выздоравливают. Люди без глаз неожиданно не начинают видеть. Такие вещи просто не случаются. Мы каким-то образом были преданы нашими чувствами. Наши нужды… Наши собственные нужды в том, чего у нас нет — совращают нас на это видение. Это сумасшествие. Посмотри на себя. Подумай о том, что с тобой случилось. Там, где ты был, пойманный между девятиэтажной высотой и яростным огнем — слепой, беспомощный и должный умереть. Неужели так странно подумать, что ты все же разбился?

— Это, — продолжал он саркастически, — дает повод предположить, что твое существование — вымышленное. У меня на этот счет уже есть мысль.

Я мог создать тебя подсознательно для того, чтобы иметь кого-нибудь для споров. Кого-нибудь, кто будет доказывать мне, что я не прав. — Проклятие! — закричал Трой. Резко повернувшись, он схватил правую руку Кавинанта и поднял ее на уровне глаз между ними. Выгнув вперед вызывающе голову, он напряженно сказал:

— Смотри на меня. Почувствуй мою хватку. Я здесь. Это факт. Я реален.

На секунду Кавинант пожал руку Троя. Затем он сказал:

— Я чувствую тебя. И я вижу тебя. Я даже слышу тебя. Но это не опровергает мою мысль. Я не верю этому. Теперь разреши уйти мне.

— Почему?

Солнечные очки Троя мрачно сверкали, но Кавинант смотрел в них, пока они не отвернулись. Постепенно вомарк ослабил силу хватки. Кавинант отдернул руку и пошел дальше с легкой дрожью в дыхании. Через несколько шагов он сказал:

— Потому что я могу чувствовать это. А этого я не могу допустить, поскольку я — прокаженный. Теперь послушай меня. Слушай как следует. Я собираюсь попытаться объяснить это так, чтобы ты мог понять.

Просто забудь, что ты знаешь, что нет никакого пути, которым ты мог бы прийти сюда. Это невозможно — но просто забудь это на время.

Слушай. Я прокаженный. Проказа не смертельна, но она может убить косвенно. Я могу оставаться живым… любой прокаженный может оставаться живым только будучи все время внимательным, каждую минуту следя чтобы не пораниться — и позаботиться о ранах, если уж они появятся. Единственная вещь — слушай меня, слушай — единственная вещь, которую прокаженный не может себе позволить — это вольное странствие мыслей. Если он хочет выжить. Как только он перестает быть внимательным и начинает думать о том, как он мог бы устроить себе более хорошую жизнь, или начинает вспоминать о том, какая у него до этого была жизнь, или о том, что он сделает, если вылечится или даже если просто люди перестанут преследовать прокаженных, — он кидал слова в Троя как глыбы камней, тогда уже можно считать, что он мертвый.

Это — Страна — самоубийство для меня. Это бегство от реальности, и я не могу позволить себе даже думать о таком бегстве, а тем более участвовать в нем. Возможно слепой человек может избежать риска, но прокаженный — нет. Если я здесь сдамся, то это будет последний месяц моей жизни там, где это действительно важно. Потому что я все равно возвращусь туда. Я говорю понятно?

— Да, — сказал Трой. — Да, я не дурак. Но задумайся об этом на минуту. Если это случится — если это все-таки окажется правдой, что Страна реальна — тогда ты отказываешься от своей последней надежды. И это…

— Я знаю.

— И это не все. Здесь есть кое-что, о чем ты не упомянул. Одна вещь, которая не соответствует твоей теории иллюзии — это власть, твоя власть. Белое Золото. Дикая Магия. Это проклятое кольцо изменяет все. Здесь ты не жертва. Это не было создано для тебя. Ты все же ответственен. — Нет, — выдохнул Кавинант.

— Подожди минутку! Ты не можешь просто отрицать это. Ты ответственен за свой сон, Кавинант. Как и любой другой. Нет. Никто не может управлять своими снами. Кавинант попытался наполнить себя ледяным недоверием, но сердце его заморозило другим холодом.

Трой усилил свой аргумент.

— Есть достаточно доказательств, что Белое Золото именно то, что говорят о нем Лорды. Как была сломлена защита Второго Завета? Как с твоей помощью вызвали Огненных Львов горы Грома? Белое Золото — вот как. У тебя уже есть ключ ко всему.

— Нет. — Кавинант постарался придать своему отказу некоторую силу. — Нет, это не так. То, что Белое Золото делает в Стране, не имеет ко мне никакого отношения. Это не я, я не управлял этим, не заставлял действовать, не влиял на это. У меня нет власти. И, не зависимо от того, что я знаю или могу сделать с этим, эта Дикая Магия может завтра или через пять секунд обернуться против нас и все разрушить. Она может короновать Фаула повелителем вселенной, хочу я этого или нет. Это не имеет ничего общего со мной.

— Так ли это? — сказал Трой раздраженно. — Ведь пока у тебя нет никакой власти, никто не может тебя винить.

Тон Троя дал Кавинанту нечто, на чем можно было сконцентрировать свою злобу.