Тристан и Женевьева (Среди роз) - Дрейк Шеннон - Страница 83

– Возможно, – прошептала Женевьева, – мне следует подойти к тебе с твоим подарком, который я пока ношу в себе?

И она медленно начала подходить к нему, соблазнительно покачивая бедрами и так легко ступая по полу, что, казалось, еще немного, и она может пойти прямо по воздуху. А ее волосы, увенчанные драгоценной диадемой, ниспадали на ее плечи, грудь, бедра и укрывали ее подобно волшебному плащу.

Тристан не мог пошевелиться. Никогда прежде Женевьева не проявляла такой инициативы, и открывшееся его взору зрелище заставляло быстрее струиться кровь в его жилах. Сердце его рвалось из груди, но он не смог даже поднять руки. Он просто стоял с изумлением и восторгом глядя на нее.

И судя по всему, ей очень нравилась затеянная ею игра, ибо на ее чувственных губах появилась легкая насмешливая улыбка. Она казалась Евой; с той лишь разницей, что Еве было далеко до совершенства форм Женевьевы. Она остановилась буквально в шаге от Тристана, положив руки на бедра и гордо вскинув подбородок, в ее глазах плясали озорные искорки.

И вот она прижалась к нему всем телом, обхватив его руками за шею, дразня его и чувствуя, как набухает его плоть под одеждой. Но тут же, дав почувствовать ему жар своей груди, отстранилась и крутнулась на месте.

– Ах, мне, наверно, нужен лиф! – заявила Женевьева, схватив руками свои волосы и прикрывая ими грудь, создавая некое подобие лифа, который, впрочем, мало чего скрывал, ее соски насмешливо и соблазнительно торчали наружу. И снова крутнулась, разметав в воздухе волосы, рассыпавшиеся золотым дождем, ниспадающим на ее прелести, от вида которых Тристан чуть не задохнулся от возбуждения.

– Возможно… – начала она, но тут же от неожиданности взвизгнула, ибо Тристан вышел из оцепенения и с победным смехом подхватил ее на руки.

– Возможно, что?

– О, милорд! – воскликнула Женевьева, изображая ужас и отчаяние. – Вы же одеты!

– Ну, это легко исправить.

– Я бы не хотела беспокоить вас…

– Но я не в силах отказать тебе ни в чем, особенно, если речь идет о моем теле и твоем наслаждении.

С этими словами он прыгнул на кровать, и они смеясь и задыхаясь, повалились на нее и начали барахтаться. Ее глаза возбужденно блестели, когда она взяла свои волосы и обвила ими его плечи и шею. Тристан зарылся в них лицом и внезапно начал покрывать быстрыми и страстными поцелуями обнаженное тело Женевьевы. И она уже не могла поддразнивать его, возбужденная, вся – порыв и страсть, она только молила, чтобы он не томил ее слишком долгим ожиданием.

– Ты думаешь, все так просто, красавица? Вывести мужчину из равновесия, свести его с ума и затем отказать ему в удовольствии медленного наслаждения плодами любви? Нет уж!

– Тристан, прояви милосердие!

– Нет, миледи, милосердие не относится к моим достоинствам!

И он вводил ее своими поцелуями почти в состояние беспамятства, когда она не помнила, что она делает, где она, и оставлял ее жаждущую и умоляющую, чтобы начать все сначала. Уже наступил день. Но Тристан все не прекращал свои ласки, не пропуская ни одного участка на ее теле, чтобы не покрыть его поцелуями, он нежно касался руками ее груди, целовал ее в живот и ниже… ниже, доводя ее почти до оргазма, и когда Женевьева стонала, что она больше не может, он только смеялся.

Женевьева обнаружила, что, когда ей кажется, что дальше уже нельзя, когда ей становилось настолько хорошо, что она едва могла сдерживать рвавшийся крик, Тристан продолжал ласкать ее, и ей становилось еще лучше, хотя это казалось невозможным.

Когда Женевьева попросила, чтобы он разделся, Тристан ответил, что она это сможет сделать сама. И к собственному удивлению, Женевьева подчинилась и снимая с него рубашку принялась ласкать его грудь быстрыми движениями языка, опускаясь все ниже и ниже…

Она внимательно следила за его реакцией и подчинялась его любому невысказанному желанию, наслаждаясь вместе с ним, прислушиваясь к его страстному шепоту и к тому, как учащалось его дыхание от нахлынувшего на него возбуждения. И вот его руки привлекли ее к себе, и они слились воедино…

Никогда, никогда прежде не было так как сейчас… Они лежали, обессиленные, тесно прижавшись друг к другу…

Но вот Женевьева вскрикнула и вскочила на постели, услышав стук в дверь и узнав голос Джона. Тристан счастливо рассмеялся.

Он быстро соскочил на пол и, подхватив одеяла, набросил их на кровать, и тут же крикнув Джону, чтобы он входил, забрался обратно в постель. Женевьева вспыхнула, но тот остановился на пороге и, пожелав им счастливого Рождества, напомнил, что уже поздний час, что все гости уже давно одеты и ждут в зале, и им следует быстрее одеваться и спускаться вниз.

Тристан снова рассмеялся и крепче прижал к себе Женевьеву, не взирая на ее смущение, и пообещал, что они скоро будут готовы присоединиться к остальным.

Ни Тристан, ни Женевьева не заметили человека, стоявшего в глубине коридора за спиной Джона и заглядывавшего внутрь. Лицо этого человека исказилось и побледнело от охватившего его гнева, когда он увидел, как Тристан привлек к себе молодую полуобнаженную женщину.

Дверь закрылась, Женевьева вскочила с кровати и прошлепала к сундуку, чтобы выбрать себе платье. Тристан не спеша встал и начал спокойно одеваться с довольной улыбкой на губах. Но после того как он помог Женевьеве застегнуть на спине маленькие пуговицы и затянуть завязки на лифе, он приобнял ее за плечи, повернул к себе и пристально посмотрел в глаза.

– Я бы хотел, чтобы бы ты сделала мне еще один подарок.

Широко раскрытыми от удивления глазами Женевьева молча смотрела на него, по ее лицу пробежала легкая тень.

– Тристан…

– Я должен сегодня уехать, Женевьева, ко Двору вместе с лордом Гиффордом и остальными.

– Что? – Женевьева постаралась не показать своего разочарования и огорчения.

– Я должен вернуться в Лондон, Генрих призывает меня. Я не хочу снова запирать тебя в башне, пообещай мне, что за время моего отсутствия, ты не попытаешься сбежать.

Она быстро опустила глаза и спросила себя, почему она чувствует себя такой несчастной и одинокой от того, что он оставляет ее. Это утро… это совсем особенное утро, когда они были так близки, так…

Между ними происходило то, что не могло, не должно было быть, и Господи, неужели она утратила свою гордость и независимость вместе со своей свободой и честью?

– Женевьева!

– Тристан, это несправедливо!

– Женевьева, я не хочу, чтобы при тебе находилась денно и нощно вооруженная охрана.

Она запрокинула голову и посмотрела на него несчастными глазами. «Если я дам тебе слово, как ты сможешь поверить ему? Я все еще не оправилась от удивления, что ты осмелился спать вместе со мной в одной постели, ведь ты клялся, что никогда не сделаешь этого».

– Возможно, что я ошибаюсь.

– Возможно.

Внезапно он отвернулся от нее, и Женевьева отступила на шаг. Но вот он снова повернулся к ней и протянул ей обнаженный меч рукоятью вперед.

– Возьми! – прорычал Тристан.

Она не могла, не хотела… Женевьева начала потихоньку пятиться от него, но он подходил к ней все ближе, глаза его превратились в бездонные дыры, на шее от напряжения вздулись вены. Вот он схватил ее за запястье и притянул к себе, между ними находился обнаженный клинок меча.

– Возьми его, возьми его теперь же, если ты этого хочешь!

– Тристан, прекрати! – выкрикнула Женевьева, чуть не плача.

– Дай мне слово! – прогремел он, крепко сжимая стальной хваткой ее руку. И Женевьева поняла, что он не понимает, что держит ее.

– Возьми меч, Женевьева, или дай мне слово!

– Даю тебе слово, Тристан, пусти меня! Пожалуйста…

– Перед Всемогущим Господом, Женевьева, поклянись!

– Клянусь перед Всемогущим Господом, перед всеми святыми! А теперь, пожалуйста, пусти меня, не смотри на меня так…

Тристан отпустил ее и отвернулся, засовывая меч обратно в ножны. Он молчал, наклонив голову. Затем повернулся к ней и протянул руку, умоляя взглядом, чтобы она приняла ее.