Большая пайка - Дубов Юлий Анатольевич - Страница 74

Через полтора года грянул гром. Вика вышла на предзащиту, и оказалось, что в ее диссертацию включены практически все сколько-нибудь существенные результаты сысоевской лаборатории за период, непосредственно предшествовавший уходу Вики в группу. Все было сделано довольно грамотно: к каждой идее, к каждой теореме Вика — или кто уж там ей помогал — пришпилила малосущественный бантик, который ничего не менял по существу, но позволял трактовать полученную декоративную конструкцию как некое обобщение. Такой пакости Виктор не ожидал.

Во-первых, получалось что все, сделанное его коллективом, принадлежит уже не лаборатории, а новоиспеченной группе, неизвестно откуда взявшейся и непонятно чем занимающейся. А во-вторых, трое из его ребят оставались без диссертаций, потому что если Викин фокус пройдет, то защищать им будет нечего.

Не успев ни с кем посоветоваться, Виктор прямо на семинаре пошел в атаку.

Вика, глядя на него ненавидящими глазами, пыталась отбиваться, но без особых успехов. Несмотря на заранее запрограммированное решение о высоком научном уровне диссертации и целесообразности ее представления к защите на специализированном совете, было очевидно, что вытянуть против Виктора соискательнице Корецкой будет очень трудно.

Когда семинар закончился, к Виктору подошел один из Викиных сотрудников.

— Я у вас человек новый, — скромно сказал он, приветливо улыбаясь Виктору.

— Никак не могу привыкнуть к вашим порядкам. У нас на старой работе к дамам душевнее относились, по-рыцарски, что ли.

Виктор, все еще разгоряченный схваткой, хотел было порекомендовать собеседнику вернуться на старую работу, но передумал.

— У нас тоже душевное отношение, — ответил он. — Вы просто еще не привыкли к атмосфере научных дискуссий.

— Ну зачем же вы так, Виктор Павлович? — укоризненно сказал Викин сотрудник. — Атмосфера — атмосферой, дискуссии — дискуссиями, но, наверное, обсуждение можно вести и в другом ключе. Знаете поговорку: кто женщину обидит, того бог накажет.

— Теперь понял? — спросил Платон, когда вечером Виктор рассказал ему о происшедшем. — Если что, то это тебя бог накажет.

— Да пошли они все! — отмахнулся Виктор. — Мне-то они ни черта не сделают.

А эту стерву я просто собственными руками удавлю. Она ведь моих ребят обокрала.

Надо же! Вырастил на свою голову.

О том, что Вика появилась в его лаборатории с подачи Платона, Виктор деликатно умолчал.

— Ну и что ты намерен делать? — поинтересовался Платон.

— Драться, — решительно ответил Виктор. — Эту диссертацию она защитит только через мой труп. Хочешь, поговори с ней, чтобы не доводить до скандала.

— Трудно с ней говорить, — задумчиво сказал Платон. — Всегда было трудно.

У нас же все еще и через постель прошло. Знаешь, что? Ты действуй, только не зарывайся. А если будут проблемы, я подключусь.

Проблема возникла через месяц. Как-то вечером на квартире у Платона появился бледный от ярости Марк.

— Помнишь, полгода назад я тебе рассказывал про одну задачку? — начал он, не успев даже снять плащ. — Там еще пример был про транспортировку нефти.

Помнишь?

Платон с трудом, но восстановил в памяти, что осенью Марк действительно влетел к нему в комнату и, рванувшись с порога к доске, начал рассказывать про какую-то задачу, в которой подразумевался совершенно тривиальный ответ, а впоследствии он оказался далеко не тривиальным. Они еще говорили о том, что из этой задачки может вырасти довольно любопытная теория. Марк тогда сиял, как самовар, — было видно, что вопрос, о чем писать докторскую, для него решен.

— Припоминаю, — признался Платон. — Там еще Ленька был, кажется, Ларри, потом Вика и еще кто-то.

— А теперь посмотри сюда. — Марк швырнул на кухонный стол брошюрку в бумажной обложке. — Труды Минского совещания. Открой семьдесят вторую страницу.

На указанной странице под Викиной фамилией добросовестно излагалась постановка рассказанной когда-то Марком задачи. Только в примере речь шла о транспортировке не конкретной нефти, а какого-то абстрактного продукта.

— Все! — Марк налил себе воды из крана и залпом выпил. — Пока я вылизывал статью, она быстренько подсуетилась. Теперь во всех моих работах ссылка номер один будет на эту суку. Когда мне принесли брошюру, я сразу побежал к ней.

Сидит — важная, ученая, говорит сквозь зубы. Сунул ей тезисы в нос. «Милочка, — говорю, — что ж ты делаешь?» А она мне отвечает: «Все нормально, у меня этот материал еще год назад был в отчете. Отчет же, как известно, приравнивается к публикации. Еще вопросы есть?» Я ей говорю: «А ну, покажи отчет». Она мне:

«Отчет секретный, если у тебя есть допуск, можешь посмотреть в первом отделе».

Понятное дело, там уже лежит то, что надо, да и допуска у меня нет. Я ей говорю: «У меня свидетели есть, что я при тебе все это рассказывал». А ей хоть бы что — пожалуйста, говорит, сколько угодно. И хоть бы покраснела.

— Краснеть она давно разучилась, — сказал Платон. — Я все понял. Она будет защищаться на закрытом совете, куда Витьке ходу нет. А из этого, — он показал на брошюру, — склепает докторскую. И тоже защитит на закрытом. Вот что значит правильно выйти замуж. Так что…

— А мне-то что делать? — У Марка в уголках рта выступила пена. — Я ей голову откручу. Мне плевать, кто у нее муж, я просто письмо напишу в совет. И со всех, кто тогда был, соберу подписи.

— Марик, — сказал Платон, продолжая о чем-то думать, — запомни раз и навсегда. Просто на носу заруби. С этой компанией письма не помогут.

Тут зазвонил телефон. Платон схватил трубку, послушал, сказал:

«Давай, жду,» — и, положив трубку на рычаг, повернулся к Марку.

— Сейчас Витя подъедет. У него тоже что-то случилось. Есть будешь?

Через четверть часа приехал Виктор. Выглядел он ненамного лучше Марка.

Года два назад ему прислали на стажировку очень способного мальчика из Алма-Аты — Мишу Байбатырова. Мальчик отработал год, после чего ему по всем правилам полагалось поступать в аспирантуру. Но Сысоеву аспирантов не полагалось, а отдавать парня в чужие руки он не хотел. Поэтому Виктор быстренько обменялся письмами с институтом, откуда приехал Мишка, и оставил его на стажировку на второй год. А две недели назад повторил эту комбинацию. Диссертация у Мишки была практически готова, и Виктор собирался на днях зайти к ВП — поговорить о возможности московской прописки за счет академического лимита. Но сегодня его вызвал к себе Викин муж, положил на стол папку с Мишкиными документами и сначала тихо и вежливо расспросил о том, как стажер попал в Институт и чем он занимается, а потом так же тихо сообщил Виктору, что проживать в Москве — даже с временной пропиской — в течение двух с лишним лет стажер Байбатыров не имеет никакого права, что это нарушение всех существующих правил и что он покрывать такое безобразие не будет, а дает три дня — чтобы духу этого стажера в Москве не было. В завершение беседы замдиректора сообщил Сысоеву, что все связанные с ним, Виктором, бумажки лежат в некой папке, которая стоит кое-где на полке. И если Виктор будет продолжать своевольничать, то есть притаскивать в Москву черт знает кого и неизвестно откуда, то он, замдиректора, своими собственными руками переставит эту папку с одной полки на другую. Пусть тогда Виктор пеняет на себя.

— Скажи спасибо Марику, — объяснил Платон. — Ты Вике уже не мешаешь, она будет защищать кандидатскую на закрытом совете. А сегодня Марик выяснил, что она у него сперла эпохальный научный результат, и устроил скандал. Вот муженек и засуетился. Попомни мои слова — не сегодня-завтра они будут Марику козью морду делать. Если он не угомонится. А с тебя начали, потому что успели подготовиться. Ларри знает?

Ларри, как выяснилось, ничего не знал.

— Надо посоветоваться, — сообщил Платон удрученным товарищам. — Что-нибудь придумаем. Ларри, наверное, еще в Институте. Я с ним завтра потолкую.

Пожалуй, впервые Платону не удалось договориться с Ларри. То есть Ларри соглашался, что ребятам надо срочно помочь, но категорически возражал против того, чтобы Платон хоть каким-то боком касался этой истории.