Невеста мастера - Дэвис Сьюзан - Страница 21

— Да, не в буквальном смысле, ты, безмозглая! — По впалым щекам Лока протянулись мокрые дорожки, но вряд ли это были слезы, скорее капли дождя — такое у него яростное было выражение лица.

— Хотя как иначе назвать то, как «Латэм и К0» сумела захватить контрольный пакет моей верфи! Ловкость рук? Колдовство?

— Но как это произошло?

— Да обычные методы: подкуп, шантаж акционеров — которые послабее духом. Я отказался продавать им «Одиссея», так они решили за так его прикарманить! А ты будто не знала! — неприятно ощерился он.

— Да нет же! — вскрикнула она почти испуганно, так дико сверкали его сине-ледяные глаза. — То есть, они говорили о каких-то планах, но клянусь, я и не подозревала! Я пришла сказать, тебя предупредить!

— Господи! Да хватит этого вранья, ты… Вы один клубок змей, а я теперь — как клоун! Выходит, я отныне — прислужник Латэмов? Да я уж лучше сейчас отправлю его на дрова!

— Не смей! Это же произведение искусства! — Глаза Констанс расширились от ужаса.

— Да уж понимаю, в твои планы это не входит, принцесса! — Он цепко схватил ее за плечи. — Ну, ты настоящая чемпионка по коварству! Поколдовала тут, затуманила мне мозги…

— Но это же неправда! — Она попыталась высвободиться, но тщетно — он еще ближе притянул ее к себе.

— Неужели? — Его глаза сузились; одной рукой он приподнял ей подбородок, другой смял шляпку, обхватив ее затылок. Она не могла теперь никуда деться от его пронизывающего взгляда. — Какая же ты врунья!

— Но только не в данном случае, — сказала она, задыхаясь.

— А разве не за этим ты сюда явилась, чтобы меня окрутить?

— Нет! — Она в ярости толкнула его в грудь. Это было все равно, что столкнуть гору. — Ты себе льстишь. Я уже тебе об этом говорила — когда мы в первый раз встречались, но ты только себя слушаешь…

— Ну, при чем тут я? Эта твоя задница в этих ребячьих штанах — такое не забудешь и трудно перед этим устоять.

— Свинья! Вбил себе в голову эту грязь — а ведь оснований-то нет!

Он изобразил глубокое удивление:

— Весь этот треп насчет этих чертовых денег, все это «Алекс не узнает ни о чем», вся эта комедия с мольбертом — разве это не для того, чтобы усыпить мою бдительность?

— Конечно, нет! — Она вырвала свой подбородок из его ладони, но он не ослабил своей хватки, наоборот только сильнее прижал ее к себе — она почувствовала пластичное тепло его тела. Вырываться бессмысленно, может, на него подействует холодно-насмешливый тон?

— Как же я, по-твоему, могла это сделать?

— Да очень просто. — Сжав челюсти, он глянул ей в глаза, и слова вырвались из его рта с каким-то скрежетом. — То свои лодыжечки покажешь, то на плече всплакнешь. То эти глазищи свои на меня вылупишь, да еще эти губы, кожа… пока я совсем не свихиваюсь и только об одном могу думать — как бы тебя…

— Пусти меня! — Ее голос сорвался в громкий шепот.

Он слегка улыбнулся, взгляд стал каким-то лениво-расслабленным.

— Да ведь и ты, Конни, а? Ну что мы друг около друга кругом ходим, как кот с кошкой? Интересно — Алекс так в тебе уверен или ему наплевать на твою девичью честь, что он тебя ко мне подослал?

— Ты ошибаешься. — Она покачала головой. — У тебя какая-то мания… — У меня нет к тебе никаких чувств, кроме отвращения, Лок Мак-Кин.

Он прикоснулся пальцем к ее нижней губе и почувствовал, что она дрогнула.

— Зачем же врать, а?

Кровь бросилась ей в голову, она почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

— Лок, пожалуйста…

Злые огоньки в его глазах потухли, но там вспыхнуло что-то иное, еще более опасное.

— А ведь приятно — вот так отомстить твоему деду — вору, да еще и полезно… Да ты еще и напрашиваешься.. .

— Подонок! — Задыхаясь, она вырвалась, почти ничего не видя из-за застилавших глаза слез. Вот и Лок туда же — как дядюшка Сайрус… — Какая же ты сволочь! Я сюда пришла с прощальным подарком, и очень об этом сожалею. Ты это не способен оценить!

Нахмурившись, он посмотрел туда, куда она показала пальцем, и впервые увидел законченную картину с «Одиссеем». Он весь окаменел, потом горько рассмеялся.

— Ах, вот что мне оставили Латэмы — рисованную копию…

Констанс никак не думала, что ее подарок только добавит соли на его рану, и только сейчас ей это пришло в голову.

— Извини! Я только думала… — Она беспомощно посмотрела на него.

Он медленно снял с себя мокрое пальто, сорвал шарф, расстегнул жилетку и повернулся к ней. В голосе его была угроза.

— Извинить? Тебе меня жалко? Чудесно. Вот это для меня сейчас самое необходимое от вашей семейки.

С каким презрением он отнесся к ее сочувствию и к ее подарку! Она почувствовала, что ярость вновь овладевает ею.

— Мне тебя жалко, Лок Мак-Кин! Ты неспособен понять, что такое человеческие отношения. Да, с тобой поступили ужасно, но ты, конечно, никогда не признаешься, что тебе нужно сочувствие — боишься, что это не по-мужски!

Он швырнул жилетку на кресло и стал расстегивать рубашку — лицо его все более темнело, последнюю пуговицу он просто вырвал с корнем.

— Прибереги эти свои проповеди для дураков! Жизнь меня кое-чему научила…

— Да, знаю! Железный Мак! Жесткий! Несгибаемый! Весь в мщении и ненависти! И забыл про то, что есть и другие чувства!

Его рубашка распахнулась, обнажив загорелую грудь, заросшую курчавыми волосками. Лок глядел на нее, глаза горели опасным огнем.

— Есть, есть и другие…

— Только показать не хочешь?

— С какой стати? Ты же из Латэмов…

— А тебе никогда в голову не приходило, что уже достаточно жертв в этой бессмысленной вендетте? — Она подумала о двух миниатюрных портретиках в своем медальоне, и в ее лице смешались злость и жалость. — Неужели я одна способна понять? А у тебя нет смелости ни понять, ни покончить с этим, но для вас всех война — это ваш мир!

Ее слова подействовали на него. Он уставился на нее взглядом, в котором странным образом смешались смущение и недоверие — недоверие? Терпение ее лопнуло, и она в бешенстве заорала:

— Слепцы, мстительные глупцы! Все, все! Я ухожу, и катитесь вы все к дьяволу!

Высоко подняв голову, Констанс устремилась к двери, но Лок схватил ее за руку. Челюсть его вздрагивала, и он напряженным голосом проговорил:

— Ну, ты прямо как царь Соломон! Знаешь ответы на все вопросы?

— По крайней мере, я не такая гордая, чтобы отказываться принимать человеческое тепло, — отрезала она, — или самой дарить его.

— Тогда одари им меня, дорогуша! — выговорил он низким, яростным басом. — Мне это сейчас нужно больше, чем кому бы то ни было на этой земле!

Увлекая ее в свои объятия, Лок закрыл ей рот своим бешеным поцелуем — она едва успела вскрикнуть, — и буквально продавил ее тело насквозь; его пальцы прошлись по лентам ее шляпы — и вот она уже отброшена в сторону, а он гладит ее по шее, подбородку, за ухом. Она почувствовала слабость в ногах, колени как-то сами собой подогнулись. Он был ненасытен, а она не могла отказать ему — они забыли обо всем, кроме друг друга.

Он расстегнул ей пальто, отбросил его в сторону; его руки — теперь уже не такие жесткие, а нежные, ласкающие — гладили ее плечи, прошлись по жестким ребрам ее корсета под тонким бордовым габардином ее платья и остановились на мягких выпуклостях ее грудей; его пальцы прикоснулись к ее соскам. Даже через ткань это прикосновение вызвало в ней почти невыносимый прилив удовольствия, внизу живота как будто что-то загорелось.

Констанс громко застонала: это был протест против его опытных, умелых рук, настойчивого жара его рук и против себя самой — за то, что она так на все это реагирует. Он взял ее руку и провел ею по своей обнаженной груди; она почувствовала, как он затрепетал весь, когда ее пальцы, пройдясь по завиткам его волос, остановились на маленьком пятачке его соска. Как она, оказывается, может его возбудить — тут совсем потеряешь голову!

Оторвав от нее губы, он тоже застонал от удовольствия, поднял ее как пушинку, перенес в соседнюю комнату и — вот она, его постель с шелковым покрывалом. Она вздрогнула — покрывало было холодное, а его тело таким горячим! Он уже сорвал с себя рубашку, и теперь поспешно расстегивал пуговки ее платья. Его язык беспощадно терзал ее шею и остановился на нежной впадинке в самом ее низу. Ой, какое же это, оказывается, чувствительное место!