Невеста мастера - Дэвис Сьюзан - Страница 42

— Ох, моя женщина, господи! — бормотал он, еще крепче сжимая ее бедра.

Обрадованная, она начала двигаться — туда-сюда — и погрузилась в бешеный жар совершенно незнакомых ощущений, которые то поднимали ее — высоко-высоко, к самому солнцу, то бросали куда-то вниз — как будто в самые глубокие океанские впадины. Задыхаясь, она хватала воздух ртом, было, похоже, как если бы она тонула — но это не кошмар, а сладкий сон: ведь она может дышать в этой пучине! Вот она вынырнула наверх, к свету — и солнце взорвалось тысячью ярчайших лучей, унося ее в самый центр звездной вселенной…

Констанс рухнула с воплем восторга прямо на мокрое от пота тело Лока, а он, прижимая ее к себе, сделал движение вверх, ей навстречу — одно, второе, третье… Теперь настала его очередь: его тело мощно содрогнулось, весь он, будто взлетел куда-то ввысь…

Казалось, прошла вечность, прежде чем к нему вернулось дыхание и сознание, и первое, что он почувствовал — это дрожь в теле Констанс. Обеспокоенный, с чувством какого-то раскаяния он освободил ее тело из своих объятий, погладил по спине.

— Малышка, ну ведь все же хорошо! — Он поцеловал ее в ухо, откинул с лица прядь ее влажных волос. — Я тебе больно сделал? Я же не хотел…

— Глупый! — упрекнула она его, насытившаяся, расслабленная и с вернувшимся к ней обычным юморком. — Причем тут больно, когда это так здорово! Я вот только думаю… — И она вновь содрогнулась от сдерживаемого смеха.

— О чем?

— Почему об этом ничего нет в учебнике миссис Фаррар?

Они провели в Скаи неделю. Лок так и не закончил ремонт плоскодонки, а Констанс так и не собралась испечь пирог с малиной. Днем они бродили по скалам — где была травка, вечером — босиком — по берегу, и если не занимались любовью, то говорили, говорили… Они продолжали эти разговоры и ночью, утолив голод своих тел, лежа на одной подушке, говорили ночи напролет — об «Аргонавте», о студии для Констанс, о том, как назовут своих будущих детей — новое поколение корабелов. Однажды Констанс даже осмелилась выразить надежду, что можно будет как-то помириться с Алексом, и Лок, явно не разделяя ее оптимизма на этот счет, все же не стал возражать, ограничившись, поцелуем.

После такой недели все казалось возможным — даже мир между Мак-Кинами и Латэмами, даже возвращение в Бостон опять морским путем. Не в пример предыдущему разу это путешествие прошло для Констанс вполне сносно, и она даже испытала легкое чувство сожаления, покидая «Доблесть».

Домик на Девоншир-стрит никогда не казался Констанс более уютным. При всем том, что им было так хорошо друг с другом, Констанс соскучилась по краскам и кистям, а Лок — она это чувствовала — уже беспокоился насчет дел у себя на верфи. Поэтому она поспешила выгнать его из дома под тем предлогом, что ей самой нужно на рынок — а то они умрут голодной смертью.

— Да и с гардеробом своим мне надо разобраться. Хочу тебе понравиться, если, конечно, заглянешь ко мне сегодня вечерком.

Лок взял ее за плечи и крепко поцеловал. — Ну, смотри, чтобы все закончила, когда я приду. У меня есть на вас сегодня планы, миссис Мак-Кин!

— Двигай отсюда, бандит эдакий! — Она засмеялась и решила смягчить свою шутку: — Поскорее возвращайся!

Но вот прошло уже время ужина, стало совсем темно, а Лока все нет и нет. Скрестив ноги, Констанс сидела на ярком шелковом покрывале, одетая в его ярко-алый, тоже шелковый халат, тот самый с драконами. Раньше ей казалось, что эти вещи мало гармонируют с сухо-прагматическим обликом Железного Мака, но теперь ее мнение изменилось: он, оказывается, романтик, мечтатель и вовсе не чужд чисто плотских удовольствий.

Она решила скоротать время, занявшись набросками пейзажей Скаи — по свежей памяти. Но очертания скал и линии берега как-то само собой превращались в контуры его лица; выражение его было порой сурово решительным — таким его знали все, но чаще — улыбающимся, помягчевшим от отдыха и страсти — таким узнала она его за прошлую неделю.

Констанс отгоняла от себя мысль о том, что он ее любит. Нет, еще нет. Такому мужчине трудно признаться в этом даже самому себе, не говоря уже о том, чтобы он сказал это ей, но когда-нибудь это непременно случится. Лок о ней заботится, она ему не безразлична. Даже когда она его доводила до крайности — а она-таки делала это — как, впрочем, и он по отношению к ней, все равно, в нем была такая мягкость, нежность. Нет, конечно, их отношения не могли и не могут остаться простой деловой договоренностью.

Все эти ее мечты о Париже — это и впрямь ребячество, они бледнеют и отступают перед тем, что у нее уже есть Лок Мак-Кин, его присутствие, его любовь — пусть в будущем, но все равно… Действительно, а может быть, она не такая уж и преступница? Будущее, которого она так боялась, теперь выступало перед ней полное надежд и ожиданий.

Внизу послышался скрип ключа в двери; она отбросила альбом и выбежала на темную лестничную клетку.

— Лок, это ты?

— Да. — Он швырнул ключ на мраморный столик в передней, повесил на вешалку пальто.

— Ты так поздно. Что-нибудь случилось? — Она спустилась по лестнице, остановившись на средине марша — вид экзотический, какой-то даже языческий… Лок шагнул навстречу и тоже остановился, лицо его было непроницаемым.

— Да нет, все в порядке. Просто меня задержали на верфи. Извини.

— Хочешь поесть?! Я купила сыру…

— Нет, я не голодный. Иди спать. Выпью немного, пожалуй.

Слова были обычные, но что-то явно не так. Она сделала еще шаг ему навстречу. — Ты мне чего-то не договариваешь. Что?

Он устало вздохнул.

— Ну, Констанс…

— Серьезно. Жена должна делить с мужем все.

Лок внимательно посмотрел на нее. Ох, как задорно торчат ее соски сквозь тонкую ткань халата! А в глазах — твердость и решительность… Ну, если она так хочет — пожалуйста. Он вынул из кармана пачку писем и протянул Констанс.

— Твой дедуля явно не смирился с поражением, принцесса.

— Алекс? — Она взяла бумаги, нахмурилась. — Что он задумал на этот раз?

— Меня вызывают в суд на послезавтра. Констанс попыталась вчитаться: какая-то юридическая тарабарщина. — Что это значит?

— Они хотят оспорить решение о наследстве.

— Отсудить обратно «Одиссея»?

Он нежно дотронулся до ее озабоченного лица.

— Не волнуйся. Закон на нашей стороне. Это Алекс просто ради скандала. Я все улажу. Тебе незачем даже появляться там.

— Я обязательно приду! — Ее лицо прорезала решительная складка. — Мои интересы тут тоже затронуты. Я дам показания, или как там это называется…

— Я просто не хочу ставить тебя в двусмысленное положение — они же твои родственники.

Выражение ее лица смягчилось.

— Ты дал мне так много. Я с тобой, Лок. Навсегда. Вместе. Ты не понимаешь разве?

— Наверное, я еще к этому как-то не привык. — Он шагнул к ней, и его рука обняла ее талию.

— Привыкайте, мистер Мак-Кин! — Она обняла его за шею и улыбнулась.

Ну что на это можно было ответить? Лок поцеловал ее, а руки его сами собой проникли под ее шелковое платье. Боже, какое счастье — там больше ничего нет, только ее нагое, горячее тело! Она столь же решительно расправилась с его одеждой, — какая она стала смелая, куда только делись ее девичья стыдливость и стеснительность?!

Они выдержали только до лестничной клетки, она повисла не нем, сплетя ноги у него за спиной, полы ее халата обвевали ее бедра, когда Лок то прижимал ее к стене, то откидывался назад. Телесное и духовное слилось в один кипящий сплав — и вот взрыв! Какой-то сладчайше-замедленный, во время, которого ни один из них не мог с точностью сказать, что это спазм наслаждения, чей это вопль удовлетворенной плоти — его или ее?

Двумя днями позже, одетая в свою лучшую летнюю шляпку и платье цвета лаванды, Констанс сидела рядом со своим мужем в мрачноватом зале бостонского суда. Слухи о новой вспышке конфликта между Латэмами и Мак-Кинами широко распространились по городу, и народу набилось в зал — яблоку негде упасть. Репортеры, любопытствующие, черт бы их побрал! За столиком за загородкой сидел адвокат Лока, мистер Карлейль, серьезный молодой человек, со щечками как у суслика. Он перебирал бумаги — в который уж раз. Адвокаты Латэма представили исковое заявление Латэма-старшего. Председательствовал судья Симпсон Хейнс — мужчина с внушительной фигурой, которая за стоявшим на возвышении столом красного дерева выглядела вообще величественной.