Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3 - Дюма Александр - Страница 13

И суперинтендант заглянул в ящик.

Арамис встал.

– Странно, – протянул Фуке.

– Ваша память на этот раз изменяет вам, дорогой друг, поищите в какой-нибудь другой связке.

Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.

– Не упорствуйте и поищите где-нибудь в другом месте, – сказал Арамис.

– Бесполезно, бесполезно, до этих пор я ни разу не ошибался; никто, кроме меня, не касается этих бумаг, никто не открывает этого ящика, к которому, как вы видите, я велел сделать секретный замок, и его шифр знаю лишь я один.

– К какому же выводу вы приходите? – спросил встревоженный Арамис.

– К тому, что квитанция Мазарини украдена. Госпожа де Шеврез права, шевалье: я присвоил казенные деньги; я взял тринадцать миллионов из сундуков государства, я – вор, господин д’Эрбле.

– Не горячитесь, сударь, не волнуйтесь!

– Как же не волноваться, дорогой шевалье? Причин для этого более чем достаточно. Заправский процесс, заправский приговор, и ваш друг суперинтендант последует в Монфокон за своим коллегой Ангераном де Мариньи, за своим предшественником Самблансе.

– О, не так быстро, – улыбнулся Арамис.

– Почему? Почему не так быстро! Что же, по-вашему, сделала герцогиня де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не так ли?

– О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась продавать их господину Кольберу.

– Вот видите!

– Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что в этом уверен, так как поручил проследить за нею. Расставшись со мной, она вернулась к себе, затем вышла через черный ход своего дома и отправилась в дом интенданта на улицу Круа-де-Пти-Шан.

– Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо, жестоко, безжалостно.

Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в своем кресле перед открытыми ящиками. Он положил ему на плечо руку и сказал ласковым тоном:

– Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может идти в сравнение с положением Самблансе или Мариньи.

– Почему же, господи боже?

– Потому что против этих министров был возбужден процесс и приговор приведен в исполнение. А с вами этого случиться не может.

– И опять-таки почему? Ведь казнокрад во все времена – преступник?

– Преступник, имеющий возможность укрыться в убежище, никогда не бывает в опасности.

– Спасаться? Бежать?

– Я говорю не об этом; вы забываете, что такие процессы могут быть возбуждены только парламентом, что ведение их поручается генеральному прокурору и что вы сами являетесь таковым. Итак, если только вы не пожелаете осудить себя самого…

– О! – вдруг воскликнул Фуке, стукнув кулаком по столу.

– Ну что, что еще?

– То, что я больше не прокурор.

Теперь мертвенно побледнел Арамис, и он сжал руки с такою силою, что хрустнули пальцы. Он растерянно посмотрел на Фуке и, отчеканивая каждый слог, произнес:

– Вы больше не прокурор?

– Нет.

– С какого времени?

– Тому уже четыре иль пять часов.

– Берегитесь, – холодно перебил Арамис, – мне кажется, что вы не в себе, дорогой мой. Очнитесь!

– Я говорю, – продолжал Фуке, – что не так давно явился ко мне некто, посланный моими друзьями, и предложил миллион четыреста тысяч за мою должность. И я продал ее.

Арамис замолк. На его лице мелькнуло выражение ужаса, и это подействовало на суперинтенданта сильнее, чем могли бы подействовать все крики и речи на свете.

– Значит, вы очень нуждались в деньгах? – проговорил наконец Арамис.

– Да, тут был замешан долг чести.

И в немногих словах Фуке рассказал Арамису о великодушии г-жи де Бельер и о том способе, каким он посчитал нужным отплатить за это великодушие.

– Очень красивый жест, – сказал Арамис. – Во сколько же он вам обошелся?

– Ровно в миллион четыреста тысяч, вырученных за мою должность.

– Которые вы, не раздумывая, тут же на месте и получили? О, мой неразумный друг!

– Я еще не получил их, но получу завтра.

– Значит, это дело еще не закончено?

– Оно должно быть закончено, так как я выписал ювелиру чек, по которому он должен ровно в двенадцать получить эту сумму из моей кассы, куда она будет внесена между шестью и семью часами утра.

– Слава богу! – вскричал Арамис и захлопал в ладоши. – Ничто, стало быть, не закончено, раз вам еще не уплачено.

– А ювелир?

– Без четверти двенадцать вы получите от меня миллион четыреста тысяч.

– Погодите! Ведь в шесть утра я должен подписать договор.

– Ручаюсь, что вы его не подпишете.

– Шевалье, я дал слово.

– Вы возьмете его назад, вот и все.

– Что вы сказали! – воскликнул глубоко потрясенный Фуке. – Взять назад слово, которое дал Фуке?

На почти негодующий взгляд министра Арамис ответил взглядом, исполненным гнева.

– Сударь, – сказал он, – мне кажется, что я с достаточным основанием могу быть назван порядочным человеком, не так ли? Под солдатским плащом я пятьсот раз рисковал жизнью, в одежде священника я оказал еще более важные услуги богу, государству, а также друзьям. Честное слово стоит не больше того, чем человек, давший его. Когда он держит его – это чистое золото; оно же – разящая сталь, когда он не желает его держать. В этом случае он защищается этим словом, как оружием чести, ибо если порядочный человек не держит своего честного слова, значит, он в смертельной опасности, значит, он рискует гораздо большим, чем та выгода, которую может извлечь из этого его враг. В таком случае, сударь, обращаются к богу и своему праву.

Фуке опустил голову:

– Я бедный бретонец, простой и упрямый, и мой ум восхищается вашим и страшится его. Я не говорю, что держу свое слово из добродетели. Если хотите, я держу его по привычке. Но простые люди достаточно простодушны, чтоб восхищаться этой привычкой. Это единственная моя добродетель. Оставьте же мне воздаваемую за нее добрую славу.

– Значит, не позже как завтра вы подпишете акт о продаже должности, которая защищает вас от всех ваших врагов?

– Подпишу.

Арамис глубоко вздохнул, осмотрелся вокруг, как тот, кто ищет, что бы ему разбить, и произнес:

– Мы располагаем еще одним средством, и я надеюсь, что вы не откажетесь применить его.

– Конечно, нет, если оно благопристойно… как все, что вы предлагаете, мой дорогой друг.

– Нет ничего более благопристойного, чем побудить вашего покупателя отказаться от сделанной им покупки. Он из числа ваших друзей?

– Разумеется… но…

– Но если это дело вы предоставите мне, я не отчаиваюсь.

– Предоставляю вам быть полным хозяином в нем.

– С кем же вы вели ваши переговоры? Кто он?

– Я не знаю, знаете ли вы членов парламента?

– Большинство. Это какой-нибудь президент?

– Нет, это простой советник.

– Вот как!

– И имя его – Ванель.

Арамис побагровел.

– Ванель! – вскричал он, вставая со своего кресла. – Ванель! Муж Маргариты Ванель?

– Да.

– Вашей бывшей любовницы?

– Вот именно, дорогой друг. Ей захотелось стать гене-ральною прокуроршей. Я должен был предоставить хоть это бедняге Ванелю, и, кроме того, я выигрываю также на том, что доставляю удовольствие его милой жене.

Арамис подошел вплотную к Фуке, взял его за руку и хладнокровно спросил:

– Знаете ли вы имя нового возлюбленного Маргариты Ванель? Его зовут Жан-Батист Кольбер. Он интендант финансов. Он живет на улице Круа-де-Пти-Шан, куда сегодня вечером ездила госпожа де Шеврез с письмами Мазарини, которые она хочет продать.

– Боже мой, боже мой! – прошептал Фуке, вытирая струившийся по лбу пот.

– Теперь вы начинаете понимать?

– Что я погиб, погиб безвозвратно? Да, я это понял!

– Не находите ли вы, что тут придется, пожалуй, соблюдать свое слово несколько менее твердо, чем Регул?

– Нет, – ответил Фуке.

– Упрямые люди, – пробормотал Арамис, – всегда найдут способ заставить восхищаться собою.

Фуке протянул ему руку.

В этот момент на роскошных часах из инкрустированной золотом черепахи, стоявших на полке камина, пробило шесть. В передней скрипнула дверь, и Гурвиль, подойдя к кабинету, сказал: