Да, господин министр - Линн Джонатан - Страница 42

Сегодня побеседовал с Роем, моим шофером, и не на шутку встревожился. После записи на студии я его не видел, так как вчера меня отвезли на сменной машине.

Рой спросил, как прошла запись.

– Отлично! – заявил я. – Разговор шел о перспективах партнерства между правительством и частным сектором в области промышленности. В качестве наглядного примера я привел один в высшей степени интересный проект, который уже сейчас воплощается в жизнь в Мидлендсе.

Мне и в голову не приходило, что Рой имеет хоть малейшее представление об этом. Как выяснилось, я заблуждался.

– Вы имеете в виду «Солихалл», сэр? – к моему удивлению, произнес Рой.

– Да. А вы что-нибудь о нем слышали?

Рой усмехнулся.

– Чему вы усмехаетесь? – для приличия выдержав паузу, спросил я.

– Просто так, сэр.

Точно. Он что-то знает.

– Выкладывайте-ка все, что знаете, Рой!

– Да ничего особенного. В самом деле, ничего, сэр.

В зеркальце я увидел его лицо. Он ухмылялся во весь рот. Мне это не понравилось.

Безусловно, он что-то знает. Но что?… Как бы там ни было, я должен защитить «Солихалл». От кого – от собственного шофера? Какая нелепость! И все же я не удержался:

– Мы считаем, что «Солихалл» открывает блестящие перспективы для сотрудничества между правительством и частными предпринимателями.

Рой снова усмехнулся. Это начинало действовать на нервы.

– Что тут смешного, Рой? Что вам известно о «Солихалле»? – напрямик спросил я.

– А что можно узнать за тридцать ездок из МАДа в контору мистера Брэдли на Фаррингдон-стрит, 44, оттуда в «Солихалл» на Бирмингем-роуд, 129 и обратно?

– Тридцать ездок? – поразился я. – С кем?

– Да с вашим предшественником и сэром Хамфри, с кем же еще? – с ухмылкой ответил Рой.

За эту ухмылку я был готов убить его. И чего он все время ухмыляется?

– Сперва они были очень жизнерадостны, сэр, только и говорили, что о блестящих перспективах для сотрудничества, ну и все в том же духе. А затем… – Рой сделал эффектную паузу, – сразу как-то приуныли. Вы меня понимаете, сэр?

Приуныли? Нет, черт побери, не понимаю!

– Как это приуныли?

– Ну… не то чтобы приуныли… – задумчиво произнес Рой (у меня отлегло от сердца – ненадолго, правда), – а пришли в отчаяние, сэр. Это будет точнее.

– В отчаяние?! – Я, пожалуй, тоже был близок к нему.

– Да, сэр. Вам-то уж должно быть доподлинно известно, почему так вышло…

– Разумеется! – подтвердил я.

Видимо, этот хитрюга Рой не почувствовал в моем голосе уверенности, поскольку снова ухмыльнулся.

– Э-э… вы имеете в виду… э-э… некоторые аспекты?… – осторожно спросил я. Не знаю, насколько мне удалось держаться непринужденно при том смятении, что царило у меня в душе.

– Нет, – твердо ответил Рой. – Какие там аспекты? Когда дело нечисто, оно все нечисто, целиком. И тут уж неважно, откуда вонь идет…

Нечисто? Вонь? Он явно не договаривает.

– А что нечисто?

– Вообще-то я толком не знаю. Мне ведь не докладывают. (Может, все это только слухи, подумал я.) Ясно только одно: что бы там сэр Хамфри ни говорил о Брэдли – этот в полном порядке. Но вам, сэр, наверняка известно не хуже моего. Я же простой шофер.

Да, подумал я с горечью. Как же, известно! Я же, черт побери, простой министр!

Выходные дни провел в тяжелых раздумьях: как выудить из Роя побольше сведений? Известно ли ему еще что-нибудь или он сказал мне все? И потом, он ведь может добыть интересующую меня информацию у других шоферов. Она у них – как валюта: ею обмениваются при каждом удобном случае. А вдруг он даст всем понять, что я ничего не знаю о «Солихалле»? Не навредит ли мне это еще больше?

Первым делом надо деликатно, не теряя достоинства (вернее – больше не теряя), выяснить, что конкретно знает Рой. Говорят, шоферу можно заткнуть рот, пообещав медаль Британской империи. Интересно, а может она развязать ему язык?

Глупые мысли – от отчаяния. Сначала я должен добиться правды от своего постоянного заместителя. Затем – от личного секретаря. И только потом думать о шофере.

Все проблемы, с которыми мне пришлось столкнуться за последние шесть месяцев, неизбежно приводили меня к выводу: до тех пор, пока подбор административного аппарата целиком и полностью во власти самого аппарата, хорошим министром не станешь! Ладно, пусть они подбирают чиновников по своему образу и подобию, с этим уж ничего не поделаешь. Но мы, политические деятели, должны постараться сделать все возможное, чтобы этот аппарат хотя бы не рос, как чудовище Франкенштейна!

Эта таинственная история вокруг «Солихалла» (до которой я все-таки намерен докопаться) еще раз доказала, как мало я осведомлен о работе собственного министерства. Ведь мы, политики, толком не знаем, скрывается от нас какая-либо информация или нет, поскольку скрывается даже сам факт сокрытия. Нам предлагают только определенный набор решений, приемлемых для чиновной элиты, не говоря уж о том, что эти решения нам навязывают, подобно тому, как фокусник предлагает публике «выбрать» нужную карту: «Выбирайте любую карту, выбирайте!» Но почему-то мы всегда выбираем именно ту, которая нужна фокуснику! Как ни странно, нам никогда не удается претворить в жизнь решение, если оно не устраивает аппарат. Не потому ли, что нам некогда самим готовить документы? Ибо в конечном итоге выигрывает тот, кто готовит документ!

Чем больше я думаю об этом, тем яснее понимаю: министерство – как айсберг. Большая часть его сокрыта в глубине – таинственная, неведомая, грозная. А я-то трачу силы, пытаясь навести глянец на торчащую верхушку.

Перед моим министерством стоит великая задача – избавиться от формализма, бюрократизма и волокиты. А чиновники делают все, чтобы МАД оказался как можно дальше от поставленной цели.

К сожалению, большинство наших государственных учреждений добивается целей, прямо противоположных тем, для которых их создавали. Министерство по делам Содружества ухитрилось лишить нас Содружества. Министерство промышленности способствует сокращению производства. Министерство транспорта в свое время привело к развалу нашей системы общественного транспорта. Казначейство с завидным постоянством растрачивает государственные деньги… Перечень можно продолжать до бесконечности.

Главная же беда министерских чиновников в том, что они напрочь лишены моральных основ. Эти так называемые «слуги народа» нисколько не обременены прозой жизни. Закон для них не писан, им нипочем инфляция, не грозит безработица, а награды и почести так и сыплются на них золотым дождем…

Управленческий аппарат никогда не сокращается – уменьшаться может лишь количество планируемых мест. Насколько мне известно, в законе 1975 года об обязательном 5-процентном повышении подоходного налога исключение делалось только для государственных служащих и определенной категории лиц свободных профессий: для первых – потому, что благодаря этому повышается их реальная заработная плата, а для вторых – из-за настоятельного требования парламентского совета, то есть в конечном итоге юристов, непосредственно готовивших это законодательство. Иначе новый закон вообще не был бы подготовлен.

Каков же итог моего почти полугодового пребывания на посту министра? Пожалуй, практическое бессилие перед могущественной и безликой бюрократической машиной. Хотя отрадно уже то, что я это понимаю. Значит, им не удалось приручить меня. В противном случае я бы и сейчас был уверен, что: а) обладаю всей полнотой власти и б) мои подчиненные всего лишь выполняют мои указания.

Итак, надежда не потеряна. Завтра я не уйду из министерства до тех пор, пока не докопаюсь до истоков этой странной таинственности вокруг «Солихалла».

Должен быть хоть какой-нибудь способ узнать, что происходит?!

Сегодня – день прозрения!

Пригласив Хамфри специально, чтобы поговорить о «Солихалле», сообщил ему, что, несмотря на оптимистическое выступление по радио, у меня появились некоторые сомнения.