Линия аллигатора - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 16

– Когда именно он погиб? – сенатор был достаточно проницательным человеком, умеющим мыслить логически. Он также рассудил, что два несчастных случая подряд, сначала с его дочерью, а потом с экспертом, давшим явно неверное заключение по факту гибели Элизабет, не могут быть случайностью. Хотя в жизни бывало и не такое.

Дронго понял вопрос Роудса, но покачал головой:

– Пока нет никаких данных, указывающих на связь между заключением эксперта и его собственной смертью. Да и прошло после этого несколько месяцев. Нет, пока никакого связующего звена нет.

Он не стал дополнять, что эксперт погиб через несколько дней после очередного приезда самого Роудса и что такие совпадения уже не просто невероятны, но и невозможны. Не стоило тревожить сенатора до того момента, пока он не найдет что-либо конкретное.

Водитель несколько раз посмотрел в зеркало заднего обзора.

– Кажется, за нашей машиной ведут наблюдение, – осторожно сказал Дронго по-английски, обращаясь к Сигрид.

Она резко обернулась:

– С чего вы взяли?

– Уже два раза нас обгоняла одна и та же машина. Вон тот синий «Форд». А вместо него за нами дважды пристраивалась темная «Волга». Это типичный трюк наблюдателей.

– Да, – сказал водитель, понимавший английский язык, – они следят именно за нами. Но ничего страшного. Иногда за нами следят машины ФСБ, которые, в свою очередь, и подстраховывают нас. Они знают, что это машина американского посла.

– А я думал, что «холодная война» давно закончилась, – пробормотал сенатор.

– Боюсь, что это не связано с такими глобальными проблемами, – пробормотал Дронго.

– Да, – снова подтвердил водитель, – они иногда просто следят за нашей машиной. Сейчас у них не так много автомобилей и не так много бензина. Поэтому нам легко удается заметить наблюдение. Мы к этому уже привыкли.

– Это, наверное, входит в понятие традиционного гостеприимства, – саркастически заметил сенатор.

Дронго обернулся.

– Это мы проверим, – предложил он, – остановите машину, – попросил он водителя, – я выйду.

– Вы не едете с нами? – удивился сенатор.

– Нет, я просто хочу проверить, чем вызван такой интерес к нашим особам. У вас есть приглашение?

– Нет, конечно. Но я могу предупредить охрану, если вы немного задержитесь. Попрошу посла, чтобы вас пропустили.

– Будет очень любезно с вашей стороны, – кивнул Дронго.

Сигрид взглянула на него.

– Может, мне выйти вместе с вами?

– Думаю, в этом нет необходимости.

Машина остановилась, и он быстро вышел, хлопнув дверцей.

На этот раз преследователи быстро перестроились. «Форд» следовал за машиной посла, а «Волга» затормозила в ста метрах от Дронго.

Он быстро пошел по направлению к метро, отметив, что из «Волги» выскочили сразу двое наблюдателей и поспешили за ним. Он успел войти в павильон метро и, пройдя за аптечный киоск, остановиться. Почти сразу мимо пробежали эти двое, спеша попасть на эскалатор. Никаких сомнений не оставалось: за ними следили. При этом один из мужчин показал дежурной красную книжечку-удостоверение, так как у обоих не оказалось жетонов для входа в метро. На этом Дронго и строил свой расчет. Стоять в очереди, теряя драгоценное время, они не могли. Чисто рефлекторно, чтобы догнать на эскалаторе сбежавшего Дронго, они показали удостоверение, проскакивая мимо дежурной.

Проводив их взглядом, Дронго удовлетворенно кивнул. Теперь он знал точно, что за ними следят люди службы безопасности. Выйдя через другую дверь, спокойно зашагал по направлению к посольству, намереваясь остановить попутную машину на следующей улице. В посольство он прибыл с получасовым опозданием, но предупрежденные охранники сразу пропустили его, уже не спрашивая документов.

На приеме в Спасо-Хаусе, где находилась резиденция американского посла, было достаточно много народа. Оказалось, что сенатора увел сам хозяин приема, чтобы познакомить с посетившими посольство официальными лицами. Дронго, увидев знакомого журналиста, главного редактора популярной газеты, подошел к нему.

Лишь когда он закончил свой разговор с журналистом, к нему подошла Сигрид.

– Куда вы пропали? – шутливо спросил Дронго. – Неужели уходили отсюда?

– Нет, – улыбнулась она, – в другом крыле здания супруга посла проводила благотворительную лотерею.

– И вы приняли в ней участие?

– Да. Я была вместе с одним очень милым человеком. Вот он, идет сюда.

К ним приближался высокий подтянутый человек. Обращал на себя внимание его большой лоб, почти седая голова, крупный нос. Подойдя к ним, он, улыбаясь, сказал Сигрид:

– Мы с вами выиграли вместе вот этого медвежонка, – и протянул игрушку женщине.

– Спасибо, – поблагодарила она, – позвольте вас познакомить. Это наш друг, помогающий сенатору Роудсу в его делах. Он юрист по профессии и хорошо знает местное законодательство. – И, чуть поколебавшись, добавила: – И его зовут... – она мгновенно придумала какую-то несуществующую фамилию, – а это наш добрый друг, мистер Холт.

Дронго бросил быстрый взгляд на Сигрид и пожал протянутую руку.

– Я вас раньше не видел, – заметил Холт.

– Просто я не любитель бывать в столь шумных компаниях, – пробормотал Дронго. – И часто езжу в командировки.

– Понятно. А вы специализируетесь по гражданскому праву или международному?

– Скорее по международному, – чуть улыбнулся Дронго, и в этот момент Холта позвали. Извинившись, он отошел.

– Вы могли бы меня предупредить, – заметил Дронго. – Вы с ним лично знакомы?

– Почти нет. Мы познакомились только перед тем, как вылетели к вам. Он не знает, что я представляю его родное ведомство.

– Не уверен, что это правильно. В условиях нынешней России для успешных действий нужны скоординированные усилия, а у Холта наверняка здесь уже есть нужные связи и люди. Если наше расследование будет идти такими темпами, нам все равно придется обратиться к нему за помощью.

– Мы можем сделать это в крайнем случае.

– И все равно подобная постановка дела неправомерна, – упрямо закончил Дронго. – Я проверил: за нами следят сотрудники ФСБ. Мне не нравятся подобные совпадения, повторяющиеся слишком часто. Сначала смерть Элизабет, потом гибель Короткова, случившаяся сразу после визита в Москву сенатора Роудса. И, наконец, наблюдение за нашей машиной после визита в прокуратуру. Причем наблюдали не за машиной посла, как считал водитель. Наблюдали именно за нами. Я вышел из автомобиля, и двое сотрудников, ведущих наблюдение, последовали за мной.

– Вы думаете, в смерти Элизабет виноваты официальные органы?

– Пока ничего не думаю. Но что их внимание привлекли наши поиски, это очевидно. Похоже, мы недооценили нашего болтуна прокурора. Или нервного профессора. Хотя мне лично кажется, что это мог быть и Сарыбин.

– Тот самый следователь?

– Он помощник прокурора. Вы помните, как он у нас спросил: «А почему вас интересует это дело?» Он знал гораздо больше, чем его прокурор. Во всяком случае, смерть Короткова теперь уже не кажется столь загадочной. Вполне очевидно, что его просто убрали. Тогда понятно и поведение профессора. Это может быть либо от испуга, во что я лично не могу поверить, уж слишком он был отважным. Либо от нежелания скомпрометировать своего погибшего сотрудника. Второй мотив более сильный, и профессор вполне мог разозлиться на нас.

– Что же нам делать?

– Завтра с утра нам нужно будет найти адрес Короткова и поехать к нему домой. Опросить соседей, знакомых. Если человек неожиданно погибает, после него остаются слухи, сплетни, какие-то пересуды. Нужно поговорить с коллегами Короткова, с его соседями.

– Вы хотите снова отправиться в тот институт? А не боитесь, что вас снова увидит Бескудников?

– Нет. Даже наоборот. Я хочу с ним встретиться еще раз. Судя по всему, он человек искренний, честный. Такой специалист, как он, просто не мог дать ложное заключение. Если в крови Элизабет Роудс не было алкоголя, профессор никогда бы не подписал подобное заключение. В этой стране все еще уважительно относятся к иностранцам и тем более к иностранным журналистам. Я уже говорил вам об этом. Кроме того, профессор достаточно интеллигентный человек, и раз он так накричал на нас, значит, у него были свои очень веские основания. Нет, я убежден, нужно еще раз встретиться с Бескудниковым. Даже рискуя нарваться на новый скандал. Просто в этот раз я должен быть один.