Пленительные наслаждения - Джеймс Элоиза - Страница 4

— Пусть он остается в ванне, если ему так хочется — громко сказала Габби.

Феба покачала головой:

— Нет, время пить чай. Кази, тебе нечего бояться. Габби больше не будет рассказывать про тигра. Я ей не позволю.

За ширмой послышался шорох, и вскоре появился худенький невысокий мальчик, одетый в английский костюм. Феба взяла его за руку.

— Выходи, здесь нет никого, кроме нас.

Карие глаза Кази метались между улыбающейся Габби и Рукой, которую ему протягивала Феба. Девочка упрямо тащила его за собой.

— Не бойся. Миссис Сиболд думает, что ты спишь.

— Ну вот, сейчас будем все вместе пить чай, — улыбнулась Габби, когда Кази, собравшись с духом, бегом преодолел пространство каюты и, как щенок, пристроился у нее под мышкой. — Проголодался, братишка?

— Кази вам не брат, — надулась Феба. — Он принц!

— Да, это правда. Но его мама приходилась родственницей первой жене моего отца. И так как мы с Кази росли вместе, я считаю его своим братом.

Феба обошла кресло с другой стороны и пристроилась у ног Габби.

— Можно я снова посмотрю портрет?

— Конечно, можно. — Габби открыла изящный медальончик, который носила на шее, так чтобы Феба могла заглянуть внутрь.

Миниатюра с изображением Питера прибыла в Индию незадолго до их отплытия в Англию. От одного взгляда на добрые карие глаза и волнистые волосы своего будущего мужа сердце Габби начинало биться сильнее.

Феба, истинно романтическая душа даже в свои пять лет, произнесла со счастливым вздохом:

— Я уверена, он уже любит вас, мисс Габби! А вы послали ему свой портрет?

— Нет, у нас не было времени.

Но даже если бы оно и было, Габби все равно не послала бы. Один раз отец заказал ее портрет, но художник изобразил ее с ужасно круглым лицом.

Габби убрала медальон.

Все трое жевали засохшие хлебцы — единственное угощение к чаю после нескольких месяцев плавания. Габби пила чай, а перед глазами у нее стояло лицо ее суженого и его кроткие глаза. Бог своей милостью ниспосылал ей такого мужа, о котором она давно мечтала. Судя по выражению его глаз, с этим мужчиной она будет счастлива. Он совсем не походил на ее сурового, склонного к напыщенным проповедям отца.

Габби почувствовала приятное тепло в сердце. Питер, несомненно, будет преданным и любящим отцом. Она уже рисовала себе картину: она идет по саду, а за ее юбки цепляются четверо или пятеро малышей — и у всех глаза ее мужа.

Корабль, с каждым днем уносящий их все дальше от Индии, так же далеко уносил Габби от гневных упреков отца. «Габриэла, неужели ты не можешь приструнить свой язык?», «Габриэла, ты позоришь меня своим недостойным поведением!» Но хуже всего было, когда он начинал взывать к Всевышнему: «О Боже, неужели ты там, наверху, не видишь, как я страдаю? За что ты наградил меня этим несносным созданием, этим косноязычным недоразумением? Зачем ты послал мне дочь?»

Счастье приближалось с каждой пройденной милей океана. И уверенность — тоже. Питер в отличие от ее отца полюбит ее, надеялась Габби. Ей казалось, что его ласковые, глаза уже проникают в душу и видят ее насквозь. Ее, Габби, достойную любви. Не импульсивную и нескладную, а такую, какая она на самом деле.

Если бы Квил хотя бы мельком увидел Габриэлу Дженингем и каким-то образом смог заглянуть в ее грезы, он был бы потрясен.

Но он трезво смотрел на вещи, не верил во всякие там предчувствия и не страдал от избытка воображения. Ему вполне хватало и того, что он мог убедить себя в чем угодно. И он убедил себя в том, что мисс Габриэла Дженингем будет для его брата прекрасной женой. И когда в тот вечер, позже, он встретил Питера в его клубе, то заявил ему об этом со всей присущей ему прямотой.

Питер пребывал в таком состоянии, что собирался напиться до бесчувствия.

— Я с тобой не согласен.

— Деньги, — коротко бросил Квил.

— Деньги? Какие деньги?

— Ее деньги. — Квил почувствовал, как в нем вспыхивает гнев. Они обсуждали ее как товар, хотя в каком-то смысле так и было. — С деньгами Дженингема ты можешь позволить себе одеваться так, как ты любишь.

— Я и сейчас одет лучше всех.

— Ты носишь одежду, за которую плачу я.

Питер закусил губу. Он не мог ответить брату — это было против его правил и, в общем, доброй натуры, — что его деньги рано или поздно достанутся ему. Если только Квил чудом не излечится от своих болячек.

Но иметь собственные деньги — без сомнения, весьма недурно.

Глаза Питера заблестели, предательски выдавая его интерес. Квил заметил это и засмеялся. У него полегчало на сердце. Он шлепнул брата по спине и покинул клуб.

Глава 2

Виконт Дьюленд, полный профан в том, что касается маршрутов и расписания судов дальнего плавания, отрядил на это дело Джорджа, одного из слуг. И утром того дня, когда ожидалось прибытие «Гермеса», Джордж в очередной раз отправился в ост-индские доки. Он ходил в порт ежедневно в течение двух недель, и его хозяин с хозяйкой, отчаявшись дождаться прибытия корабля, отбыли на курорт в Бат в надежде поправить здоровье виконта. Китти строго наказала Кодсуоллу экстренно вызвать их, как только появятся известия о «Гермесе». Следующие три недели каждый вечер Джордж тоже возвращался ни с чем, едва добираясь до дома после целого дня, проведенного в пивных, а их в порту было намерено.

Так продолжалось до тридцатого октября. Этот день ознаменовался торжественным прибытием «Гермеса» в гавань. Рулевой бросил якорь, и корабль занял свое место у причала. А Джордж отправился на Сент-Джеймс-сквер.

Но в доме было пусто. Будущего молодожена вообще редко видели в эти дни. Его камердинер сухо сообщал всем, кого это интересовало, что его хозяин в расстроенных чувствах, чем очень веселил всю челядь. В расстроенных чувствах, оттого что женится на богатой наследнице!

Единственным, кто в этот час оказался дома, был Квил. Он сидел в саду за домом и изучал подготовленную секретарем подборку сообщений. После несчастного случая Квил на шесть лет выбыл из нормальной жизни английского джентльмена и с тех пор весь свой недюжинный интеллект направил на бизнес. Преподаватели Итона, считавшие Квила самым блестящим выпускником школы за многие годы, не удивились бы, узнав, что его вложения окупились с лихвой. Хотя первоначальным капиталом он был обязан удачной операции с акциями Ост-Индской компании благодаря инвестициям его состояние увеличилось во много раз. Сейчас он владел собственной шерстяной мануфактурой в Йоркшире и маслобойней в Ланкашире,

Тем не менее он отдавал предпочтение биржевой игре. Он нанял пятнадцать человек, которые рыскали по Британским островам, собирая сведения о медных рудниках и газодобывающих компаниях. С недавнего времени он стал посылать своих агентов тайно, так как слухи о том, что Эрскин Дьюленд интересуется той или иной фирмой, тут же повышали котировку ее акций на Лондонской бирже, что было ему невыгодно.

В данный момент он анализировал курс ценных бумаг «Моньолл и Балтон», одного из принадлежащих ему предприятий по производству канифаса.

Дорожку в саду занесло опавшими листьями. Сад был любимым детищем Квила. Через год после травмы он потратил не один день на его планировку. Он хотел, чтобы сад был виден из его спальни. Теперь молодые сливовые деревья давали обильный урожай.

Поздние яблоки время от времени мягко шлепались к его ногам. Но по некоторым причинам в последние недели он не находил покоя даже здесь. И сейчас ему не удавалось сосредоточиться на множестве сообщений, ожидающих его решения. Он ходил взад и вперед по дорожкам, но не мог думать ни о чем, кроме мелких усовершенствований своего сада. Покой последних пяти лет, похоже, заканчивался. Сад казался ему тюрьмой с каменными стенами, а кабинет — тесной камерой,

Джордж вежливо дожидался, пока Квил обратит на него внимание. Слуга не рассчитывал услышать вопрос. Молодой хозяин был на редкость немногословен.