Пленительные наслаждения - Джеймс Элоиза - Страница 8

— Нет, он не знает, — резко ответил Квил. — Если б знал, он бы сам встретил вас. Когда пришло сообщение, я был один в доме. Мои родители в данный момент в Бате. Наверное, мне следовало уведомить их. Они будут очень огорчены, что пропустили встречу с вами.

Габби снова засияла.

— О, я должна была сама догадаться, что Питер не знал о моем приезде! — тотчас воскликнула она. — Как вы считаете, может, передать ему послание с лакеем? — спросила она и смутилась. В это мгновение она была очаровательна. — Или это будет слишком бесцеремонно?

— Это невозможно, — буркнул Квил. — Я не знаю, где он. — От всей этой болтовни Квил уже начал терять терпение. Похоже эта юная леди не придавала никакого значения тому, что Питер для нее — совершенно чужой мужчина и брак, который им предстояло заключить, — это брак по расчету. Брак между незнакомыми людьми. Кодсуолл открыл дверь и объявил:

— Мистер Люсьен Бош.

Люсьен, элегантный мужчина во всем черном, прошел в комнату. Квил неожиданно испытал облегчение. Разговоры с родственниками, даже будущими, — каторжный труд. Убей Бог, если минуту назад она была не права! Пожалуй, с Бошем беседа пойдет легче. До чего же он обаятельный, дьявол!

— Люсьен, позволь представить тебе мою будущую невестку. Мисс Габриэла Дженингем — дочь лорда Ричарда Дженингема. А это мисс Феба Торп. Она у нас с коротким визитом.

Люсьен грациозно нагнулся, чтобы приложиться к ручке, но в этот момент мисс Дженингем неожиданно вскочила с кресла. Ему пришлось сделать шаг назад, иначе он бы ударился головой о ее колено. Он пошатнулся и, отступив еще на шаг, завершил нескладный поклон.

Габби присела в реверансе.

— Я счастлив с вами познакомиться, мисс Дженингем, — произнес Люсьен. — И с вами тоже, мисс Феба. — Он повернулся к девочке, поднявшейся вместе с Габби.

Феба в ответ сразила его изысканным реверансом.

— У меня нет слов! — восхитился Люсьен и отвесил ей почтительный поклон. — Редко встретишь столь утонченную юную леди.

Девочка кокетливо улыбнулась, но вид у нее был измученный. Того и гляди расплачется. Люсьену показалось, что здесь что-то не так. Эта нескладная дикарка Габриэла и есть будущая жена Питера? А где же он сам? И что здесь делает малышка Феба?

Он сел. Последовала неловкая пауза. Первой заговорила Габби. Квил, хоть и был хозяином, явно не считал себя обязанным поддерживать разговор.

— Вы француз, мистер Бош? — спросила Габби, улыбаясь.

Люсьен кивнул:

— Я провел во Франции большую часть жизни, а сюда приехал почти тринадцать лет назад.

— Как интересно! Вы, случайно, не знали мою маму когда жили во Франции? Ее девичья фамилия — дю Лак. Мари дю Лак.

— Боюсь, что нет, — протянул Люсьен. — Мы с женой вели довольно уединенную жизнь и в Париж выезжали редко. Ваша мама была представлена ко двору?

Габби покраснела.

— Трудно сказать. Мой отец отказывается говорить о ней.

Люсьен сочувственно кивнул:

— Такое иногда случается — после смерти любимого человека.

В эту минуту в гостиную вошел Кодсуолл в сопровождении трех лакеев, которые несли изящный серебряный чайник и на подносе тарелочки с печеньем и бисквитами. Они поставили все это на небольшой столик в дальнем конце комнаты. Когда Габби уселась в кресло, она увидела, что чайник с заваркой стоит прямо перед ней.

— Могу я… — спросила она, взглянув на Квила.

— Пожалуйста.

— Я еще никогда не пила настоящего китайского чая, — призналась Габби Люсьену. — Те из нас, кто вырос в Индии, слышали, будто китайский чай сродни нектару.

Люсьен вежливо улыбнулся:

— А мы в Англии считаем его жидким золотом. Это только такие, как Квил, и ему подобные, вроде ост-индских грабителей, могут позволить себе гонять чаи с обеда и до рассвета.

Габби осторожно наливала золотистый чай в изящные чашечки.

— Кого вы причисляете к ост-индским грабителям? Меня?

— Вас, к счастью, нет, — засмеялся Люсьен. — Только тех, кто наверху. Заправил Ост-Индской торговой компании. Это они контролируют ввоз чая из Китая.

— Вы грабитель? — Габби изумленно посмотрела на Квила.

Он ощутил озноб от витающего в воздухе неодобрения.

— Чепуха. — Он пожал плечами. — Люсьен преувеличивает — как и все французы.

— Мисс Габби! — пронзительно закричала Феба. — Мисс Габби!

Габби в испуге перевела глаза вниз… О ужас, она забыла поднять носик чайника, когда смотрела на Квила! И теперь чай беспрепятственно стекал с полированного стола на дорогой ковер.

От смущения у нее заполыхали щеки. Она подняла носик вверх, но сделала это слишком резко. Чай изогнутой струёй выплеснулся наружу и залил весь перед ее нового платья. Она сразу забыла о тех нескольких правилах хорошего тона, какие ей успел привить отец.

— Проклятие! — пронзительно закричала Габби. Она со стуком поставила чайник на стол и протянула руку, инстинктивно пытаясь задержать бегущий по столу поток, но этим лишь отклонила его в сторону. Чай вылился на Фебу.

Для девочки это оказалось последней каплей. Нервы ее не выдержали, и она разрыдалась.

— О, Феба, извини меня, пожалуйста.

Опешившая от двух потрясений подряд, Габби вскочила, чтобы обнять ребенка, но сделала это крайне неловко и толкнула кресло, на котором сидела. Кресло не устояло на тонких веретенообразных ножках и покачнулось. Габби попыталась его поймать, но промахнулась, наступив ногой на подол своего платья, и упала лицом вниз, прямо на колени Квила.

Это была необыкновенная сцена с великолепным шумовым сопровождением!

В тот же момент Кодсуолл, поднырнув под кресло, сумел схватить его за спинку, но не удержал. Кресло таки упало, и дворецкий вместе с ним. Раздались впечатляющие звуки — треск расколотого дерева и сдавленное хрюканье.

Люсьен, давясь от смеха, подхватил на руки Фебу.

— Ну, маленький цыпленок, — произнес он нежным, убаюкивающим голосом, будто знал ее не один год, — объясни мне, почему ты плачешь из-за какого-то пятна?

Он направился в другой конец комнаты, с удовольствием прижимаясь щекой к мягким кудряшкам, а Феба сквозь рыдания сердито перечисляла свои трагедии. В ее рассказе смешались в кучу и мама, и платье, и няня. Потом к этому прибавилось еще и чайное пятно, а также что думает ее няня о маленьких девочках-грязнулях.

Габби, свалившись на Квила, извивалась как змея в отчаянных попытках найти устойчивую опору для ног. От унижения она была готова умереть. На глазах у нее выступили слезы.

Руки Квила плавно сомкнулись на ее плечах. Одним махом он поставил ее на ноги и встал сам.

Она не смела поднять на него глаза. Ее лучшие перчатки были в отвратительных желтых пятнах. Такие же пятна украшали лиф ее лучшего платья. Вдобавок вставка на подоле в виде греческого меандра была оторвана и волочилась по полу. Теперь Квил, должно быть, подумает, что его невестка — совершеннейшая растяпа. Сильные пальцы сжали ее локоть.

— Ну что, объявим перерыв? — услышала она. — Наше присутствие за столом сейчас излишне.

К ее удивлению, ресницы Квила подрагивали от смеха. Она перевела взгляд на стол. Там уже все убрали. Слуги сгрудились вокруг Кодсуолла и пытались поднять его на ноги. Габби побледнела.

— Кодсуолл что-то себе повредил?

— Я полагаю, он просто неловко повернулся во время своего стремительного броска, — хмыкнул Квил. Видя, что она по-прежнему встревожена, он добавил: — Вы не находите, что слуги сейчас похожи на зубодеров-практикантов, которые не знают, как подступиться к сопротивляющемуся пациенту?

Габби наморщила нос.

— Вы смеетесь надо мной, сэр?

— Ни в малейшей степени! — уверил ее Квил, изо всех сил стараясь не расхохотаться. — Я никогда не позволил бы себе такой неучтивости. Вы знаете, инциденты, подобные этому, обычно случаются с теми, для кого приличие — закон жизни. Возможно, гордость Кодсуолла пострадала, но сам он невредим.

Дворецкий к этому времени уже вполне уверенно держался на ногах и отряхивал и одергивал свой черный сюртук, доводя его до привычного совершенства.