На стороне бога - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 16

Он положил нож в пакет и осторожно завернул его.

– Нужно приготовить тесто и мясо с луком. Раньше для этого использовали мясо белых верблюдов, сейчас можно взять и баранину, – продолжал Дронго, но в этот момент Толдина простонала:

– Хватит, прошу вас...

Дронго сразу замолчал. Он положил пакет с ножом в карман и взглянул на актрису.

– Нам нужно поговорить, – строго сказал он.

В это время внизу послышались крики. Мужчины буквально силой втащили Мамуку в дом. Он все еще сопротивлялся, угрожая найти убийцу. Отари, Алтынбай и остальные вошли следом.

– Пустите меня к ней, пустите меня! – Мамука вырвался из рук державших его мужчин и побежал вверх по лестнице.

– Его нужно успокоить. Он сходит с ума, – пробормотал Вейдеманис.

Мамука бежал по лестнице, не различая ступенек. Один раз он упал, затем поднялся и снова поспешил к телу любимой жены. Добежав до кухни, он упал рядом с убитой и завыл от горя. Многие невольно содрогнулись – настолько страшными были его крики. Отари, поднявшийся следом, и Вейдеманис пытались успокоить несчастного.

У Толдиной, стоявшей за его спиной, началась истерика. Дронго обернулся к ней, но она трясла головой и не могла ничего сказать.

– Людмила, – попросил Дронго, – уведите Толдину и не оставляйте ее одну. Только не в комнату, где лежит убитая. Лучше в третью спальню. Сидите там, пока я вас не позову. Эдгар, возьмите мужчин и перенесите тело погибшей в спальню, где... в общем, где уже находится убитая Катя.

Он повернулся и пошел по коридору к веранде. Подойдя к двери, Дронго попытался открыть ее, но та никак не поддавалась. С большим трудом он открыл ее и вышел на веранду. Ветер уже почти стих, даже дождь лил не так сильно.

Дронго прошел по всей веранде и вернулся в коридор. На кухне толпились несколько мужчин, которые уговаривали Мамуку разрешить унести тело женщины. Дронго подозвал Буянова.

– Сережа, – попросил он, – пройдите в конец коридора и постарайтесь успокоить Толдину. У нее, кажется, истерика, и мне сейчас лучше с ней не говорить. Постарайтесь хоть немного ее успокоить. Там с ней Людмила, но я боюсь, что она ничего не сможет сделать.

– Хорошо, – кивнул Буянов.

Дронго, держась за перила, осторожно спустился вниз. В гостиной сидели только двое мужчин – Семен Погорельский и Рахман Усманов. Остальные были наверху – помогали Вейдеманису перенести тело убитой в спальню.

– Вы видите, что происходит? – гневно спросил Погорельский. – Какой-то негодяй ходит вокруг дома и, пользуясь нашим положением, убивает женщин. А мы не можем поймать этого сексуального маньяка.

– Действительно нехорошо, – тяжело кивнул Усманов. – Уже вторую женщину убивают. Если так пойдет и дальше, к утру этот подонок убьет всех наших женщин.

– Я не думаю, что убийца – сексуальный маньяк, – устало заявил Дронго, усаживаясь за столик. Он обнаружил перед собой пакет томатного сока. Налив себе стакан, он сильно поперчил сок и залпом его выпил.

– Почему не думаете? – спросил режиссер. – Ведь совершенно очевидно, что убийца нападает именно на женщин.

– Очевидно, что он убил двух женщин. Но я не вижу сексуальных мотивов, – заявил Дронго. – Первую он задушил, и я еще мог бы тогда согласиться с вашим утверждением, что мы имели дело с маньяком, который получает удовольствие в момент убийства. Но второе убийство начисто опровергает ваше предположение. Убийца ударил ножом в темноте. Кстати, ударил очень профессионально: прямо под левую лопатку, в сердце.

– Не нужно рассказывать такие ужасы, – попросил Погорельский. – У меня больное сердце. Мне противопоказаны такие переживания. Господи, я так и знал, что опять что-нибудь произойдет!

– Почему опять? – спросил Дронго, снова наливая себе томатного сока.

– Бедная Катя! – пояснил режиссер. – Она как магнит притягивала несчастья. Я ведь ее и раньше снимал, семь лет назад. Наша съемочная группа как раз полетела в Среднюю Азию. Тогда все и произошло.

– Вы бывали в Таджикистане? – спросил Усманов.

– Был, – кивнул Погорельский, – как раз во время съемок. Лучше бы я там не был.

– Подождите, – прервал его Дронго. – Мне говорили, что вы снимали свой фильм в Киргизии.

– Верно. Мы прилетели во Фрунзе – к тому времени его уже переименовали в Бишкек – и оттуда выехали в горы, на Алайский хребет, чтобы провести съемки в горах. Хребет расположен на границе между Киргизией и Таджикистаном. Откуда мы могли знать, что там идут военные действия? А река Зеравшан находилась как раз на территории Таджикистана. Но разве в советское время были какие-нибудь границы между ними?

– Что там произошло?

– От группы отстали три человека, – пояснил Погорельский, – двое мужчин и Катя Шевчук. Мы организовали поиски, подключили киргизскую милицию. Тогда еще между республиками не было пограничников, вообще никакой границы не было.

– Сейчас тоже нет, – вставил Усманов. – Только на внешних границах стоят пограничники.

– Ну вот видите! – вздохнул режиссер. Он налил себе водки на четверть стакана, посмотрел на разрезанную дольку лимона и, подняв стакан, залпом выпил. Затем снова посмотрел на лимон, но не стал даже притрагиваться к нему, лишь сильно поморщился. – В общем, случилась трагедия. Мужчины погибли. Говорили, что там, в горах, шла в это время перестрелка между двумя враждующими группировками. Катя, оказавшаяся свидетелем, была в ужасном состоянии. Это случилось недалеко от таджикского города с таким смешным названием – Лянглиф. Как будто колокольчик. Мы ее тогда отправили в больницу и вынуждены были убрать некоторые сцены из фильма. Переснимать с другой актрисой мы не могли, у нас был очень небольшой бюджет.

– Это была наша трагедия, – вздохнул Усманов. – Просто ужас! Столько лет прошло, а мы до сих пор не можем оправиться от этих ран.

– Поэтому и сказали, что она приносит несчастье, – выдохнул Погорельский. – Потом эта грязная история с наркотиками... Если бы не Наташа, Катю с Сережей могли посадить в тюрьму. Но, слава Богу, все обошлось.

– Какие наркотики? – спросил Дронго. – Я не совсем понял, о чем вы говорите.

– Господи! Я думал, что вы все знаете, – вздохнул Погорельский. – Два года назад Союз театральных деятелей организовал туристическую поездку в Турцию. А по возвращении у Кати среди личных вещей обнаружили какие-то наркотики. Не очень качественные и, кажется, самодельные. Сергей потом доказывал всем, что наркотики им подбросили. Скандал был большой, но, к счастью, его замяли. Оказалось, что еще у нескольких чемоданов порваны бирки и замки. Это и спасло наших ребят. Вот вам конкретный пример, как воровство наших аэропортовских грузчиков может спасти от гораздо большей беды.

– Где это было? – спросил Дронго. – В Шереметьево?

– Кажется, да.

– Я могу рассказать вам еще более удивительную историю, – заметил Дронго. – В мае я возвращался из Вены и умудрился по наивности сдать свой чемодан. Я просидел в VIP-зале более часа, пока наконец грузчик принес мой чемодан. А когда я приехал домой и открыл его, выяснилось, что пропал мой новый ремень. Но я не сожалею о пропаже. Гораздо хуже, что они умудрились сломать статуэтку девятнадцатого века, которую я вез в подарок. И самое обидное, что негодяи не оставили отбитых частей в коробке. В результате получилось так, словно я нарочно купил для подарка сломанную вещь.

– Человек порочен по своей сущности, – вздохнул Усманов, – так устроен наш мир. Человек рождается в грехе и проживает свою жизнь, постоянно нарушая заповеди Корана. Наверное, Аллах милосерден, раз он прощает людям все их прегрешения.

– Я не уверен, что грешник заслуживает прощения, – пробормотал Дронго, – и не уверен, что все грешники нравятся Аллаху.

– Человек ничтожен, а Аллах всемогущ, – возразил Усманов, – и он знает все пороки своих рабов и прощает им.

– Это философский вопрос, – настаивал на своем Дронго. – Может быть, вы и правы. Но человек должен отвечать за свои поступки. И желательно в этой жизни, не дожидаясь Страшного суда.