Дыхание бури (СИ) - Виконтов Дмитрий - Страница 20

Я перепрыгнул через поваленный ствол дж'жавы и с проклятием вломился в поднимающиеся сплошной стеной сразу за ним заросли. Гибкие фиолетовые плети захлестнули вокруг груди, в ноздри ударил приторно-сладкий запах, но благодаря стимуляторам я лишь громко чихнул, даже не почувствовав головокружения. Кинжал играючи разрезал опутавшие меня стебли, и, стряхивая с себя искромсанные остатки ветвей, я перепрыгнул овражек, рассекший очередную прогалину. Огибающий ее ручей я перемахнул одним прыжком: хорошо, хоть земля по обе стороны не успела освободиться от оков ночного холода. Поскользнуться сейчас было бы очень не кстати.

Бежать было легко. Особо густых зарослей или больших завалов не встречалось, с кустарниками мой кинжал расправлялся без проблем… но спокойнее я не чувствовал: все это облегчало задачу и горропе. Волей-неволей я прокладывал ей удобную дорогу, а во-вторых, эта тварь была и массивнее и сильнее меня. Значительно сильнее. Через любое препятствие, хоть ненадолго могущее задерживающее меня, она попросту пройдет, не заметив.

И по той же причине я отверг одну из первых идей, пришедших мне в голову: спрятаться на дереве. Дж'жава никогда не отличалась размерами, а до сих пор самое подходящее дерево, что попалось на глаза, было не толще меня самого. Да горропа снесет его с двух-трех ударов, когда поймет где я! А поймет она это быстро: обвинить этих тварей можно было в чем угодно, но только не в отсутствии сообразительности.

Стиснув зубы, я продолжал бежать. Очень хотелось оглянуться, но я заставлял себя смотреть только вперед, стараясь выбрать самый чистый путь. Если она догонит меня… это я пойму и так; если же нет, то ничего интересного позади я не увижу.

Местность вокруг постепенно менялась. Кустарник становился все реже, расстояния между деревьями увеличивались. Я случайно взглянул вправо, и с радостью заметил остатки некогда сложенного из некрупных валунов конуса. Когда-то в подобных пирамидках пытались прятать следящую аппаратуру, но горропы рано или поздно добирались и туда, разнося все вдребезги. Потом в парочку из них заложили взрывчатку, предоставив горропам возможность познакомиться с новой игрушкой. Горропы урок поняли совершенно верно, но вместо того, чтобы держаться подальше, в очередной раз продемонстрировали свою сообразительность: в один прекрасный день почти одновременно на все пирамиды рухнули растущие поблизости деревья. Больше в лесах, где водились горропы, никто не пытался ничего оставлять.

Меня же обрадовала не столько сама пирамидка, сколько то, что где-то поблизости должна быть относительно чистая просека. За прошедшее время она наверняка заросла, но все же лучше бежать по ней, чем по дикому лесу; кроме того, такие просеки обычно выводили прямо к входам в катакомбы. Я поднажал, чуть отклоняясь от выбранного пути — впереди лес был гуще, без малейшего намека на просвет.

Кросс по лесу понемногу давал о себе знать: в груди разливалась давящая тяжесть, с каждым шагом становилось все труднее поддерживать правильное дыхание. Но гораздо хуже были жалящие разум мысли, не дающие полностью сосредоточиться на ритме движений, не позволяющие вложить все силы в бег. Сенаш сама дала мне это… Она сказала: «я хотела попросить тебя об одолжении…» Она была последней, кто находился возле р'руга, когда я вошел в ангар… Она… — я всхлипнул, с яростью ударил кинжалом по свисавшим лианам, отшвыривая в сторону упавший обрубок, разбрызгивающий зеленоватую жидкость. Я не мог ничего понять, не мог, не хотел верить, что это происходит в действительности… Но р'руг сам никогда бы не вышел из строя, просто так я не остался бы без связи, приманка для горроп не оказалась бы у меня… Но почему, во имя Ушедших, ПОЧЕМУ!..

Болеутоляющее прекрасно справилось с ранами и ушибами после крушения, но оно ничего не могло поделать с этим. Кто угодно, но только не Сенаш. Кто угодно… Сознание казалось кипящим сосудом, распираемым изнутри; от гнева и ошеломления после всего перехватывало дыхание гораздо сильнее, чем от усталости.

Я отбросил очередной занавес из лиан, яростно кромсая все, что попадалось на пути. Бешенство мешало думать, я чувствовал, что еще немного — и полностью потеряю над собой контроль, оставшись в полной власти горропы. Наверное, только гордость помогла мне в этот миг удержаться на краю. Гордость Х'хиара, гордость тушд-руала, не проигравшего не одной битвы. Гордость — и самое обыкновенное желание жить стали преградой на пути отчаянию.

Я вломился плечом вперед в сплетение гибких, пружинящих веток, густо усыпанных фиолетовыми и светло-голубыми листьями. Кустарник оказался слабее, поддаваясь, ломаясь под моим напором, но когда я в третий или четвертый раз выбросил вперед руку с кинжалом вперед, вместо привычного более-менее плотного сопротивления диких зарослей, она встретила пустоту.

Это случилось так неожиданно, что я едва не покатился кубарем. Вдобавок доселе идущая под едва заметным уклоном земля вдруг резко ушла вниз, превращаясь в довольно крутой склон. Неровными, неуклюжими скачками я пробежал метров тридцать, перешел на легкую рысь и только после этого оглянулся по сторонам.

Лес, точно обрубленный ударом ножа, фиолетово-черной стеной вытянулся за мною, насколько хватало глаз. А прямо передо мною ввысь поднималась вторая, грязно-серая стена, по которой скользили алые блики восходящей Агда. Хребет над Сейт-Сорра, где меня ждала помощь, где я мог укрыться от горропы.

Я оглянулся по сторонам, успокаивая дыхание, и немного истерически рассмеялся: ну чего мне стоило выбежать хоть на метров двести правее? Там, от опушки леса до скал было буквально рукой подать, а так меня угораздило оказаться у входа в громадное ущелье. Выщербленные ветрами и временем почти отвесные стены равнодушно взирали на меня, одним своим видом отбивая всякую охоту даже пробовать взобраться здесь.

Карты Сейт-Сорра и хребта я помнил не очень хорошо, но здесь большего и не требовалось: такие ущелья можно было перечислить на пальцах одной руки. Если я правильно определил место падения р'руга, то в конце ущелья должна была быть пещера, в которую выводил ведущий из катакомб на поверхность туннель. А там…

Меня словно окатило холодной водой, когда я почувствовал это. Тонкая, едва заметная струя всепоглощающей ненависти заставила против воли содрогнуться. Никогда еще я не чувствовал подобного, ни на одной охоте я не сталкивался с такой воистину звериной яростью и жаждой убийства. Мне показалось, что вторгшиеся в сознание эмоции замораживают кровь, парализуя мышцы, выжигают разум, оставляя жуткую пустоту. Пустоту, за которой едва заметной тенью ощущался чужой разум. Разум, который ни мне, ни кому бы то ни было не суждено понять, с которым нельзя договориться, нельзя умиротворить. Едва дыша, я развернулся… и, сглатывая вставший в горле комок, взглянул на отделившуюся от края ущелья тварь.

Трудно описать горропу. Точнее, трудно передать словами весь тот ужас, что внушала она своим видом, описать невообразимое сочетание огромной силы и грации, сквозящее в каждом ее движении. И еще труднее было представить, как мои предки на Граастах'ха смогли, глядя на пятнадцать тысяч подобных тварей, устоять против вала смерти и ярости, устоять — и победить!

Приплюснутое сверху и снизу овальное двухметровое тело… шесть лап, заканчивающихся десятисантиметровыми когтями, по прочности мало уступавшим стали… беспрерывно двигающийся хвост, способный одним ударом расколоть камень… увенчанная костяной «короной» массивная голова на гибкой, полуметровой шее… И темно-синяя ромбовидная чешуя, покрывающая каждый сантиметр ее тела, словно настоящая броня. Но самым главным было не это: страшный, непереносимый взгляд узких бледно-желтых глаз, цепко следящий за каждым моим движением. Взгляд горропы, казалось, пронзал насквозь, выворачивал наизнанку душу. И если в доносившихся до меня чувствах твари разум едва угадывался, то в этих глазах он пылал, рвался желтым пламенем из узких щелок. Даже расстояние не могло пригасить этот блеск.