Отныне и вовек - Джонс Джеймс - Страница 67

Ей было странно видеть, что раздевается он без всякого стеснения – когда до этого доходит, стесняются даже самые последние скоты. А он не стеснялся. И он не скот. Казалось, он попросту не сознает, что делает. Внезапно в ней шевельнулось желание.

Они лежали рядом, не касаясь друг друга, каждый под своим одеялом, окно было широко распахнуто в ночь, и они слышали вдалеке чьи-то тяжелые шаги – должно быть, полицейский, – потом продребезжал торопящийся в парк трамвай, потом угрожающе зашипел тормозами автобус. Они молчали, он знал, что ей одинаково безразлично, разговаривают они или молчат, и ему не хотелось разговаривать, не хотелось думать ни о чем, кроме того, что произошло минуту назад. Сквозь просвет под опущенными жалюзи он смотрел через улицу на крыши напротив и вяло пытался угадать, в какой комнате Анджело, в средней или в крайней, и у кого бутылка, у него или у Старка, и еще думал, что, наверно, надо встать, надеть штаны и попробовать отыскать бутылку, потому что жуть как охота выпить.

Через какое-то время – ему казалось, он лежит так совсем недолго, но при этом было ощущение, что прошло несколько часов, – раздался тихий стук, и, не дожидаясь ответа, в дверь просунулась голая рука, сжимающая мертвой хваткой горлышко длинной коричневой бутылки, а следом возникла голова Анджело, и Пруит с некоторым удивлением заметил, что Лорен рывком натянула одеяло на грудь и плотно закрыла плечи.

– Я слышу, у вас затишье после боя. – Анджело ухмыльнулся. – Ну, думаю, устроили себе перерыв.

– Отдыхаем, – сказал Пруит.

– Принес тебе выпить. А то моя длинноногая все бы одна выдула. Сандра, конечно, хорошая девушка. Просто замечательная. Но пьет как лошадь. Войти-то к вам можно?

– Давай входи, – сказал Пруит. – Я давно мечтаю выпить.

– А вы в приличном виде? Мне краснеть не придется?

– Кончай балаган, гони бутылку.

Анджело был босиком и без рубашки, грудь как у цыпленка, плечи худые, узкие. Дешевые брюки, купленные у кого-то из ребят в роте, были ему непомерно велики, и он поневоле придерживал их у пояса свободной рукой, чтобы они не свалились с тощих бедер. Он сел на край кровати и с улыбкой доморощенного заговорщика протянул Пруиту бутылку.

– Спасибо, – коротко сказал Пруит, ловя себя на том, что улыбается, он давно заметил, что всегда улыбается, стоит Анджело лишь появиться. – Будешь пить? – спросил он Лорен.

– Нет, спасибо.

– В чем дело? – удивился Анджело. – Ты разве не пьешь?

– Редко. А неразбавленный виски – никогда.

– Не пьешь? – переспросил Пруит.

– Не пью. Могу, конечно, иногда выпить коктейль или стакан пива, но по-настоящему не пью. А что, есть закон, что все проститутки должны пить?

– Закона такого нет, – сказал Анджело, – но большинство ваших девочек зашибают крепко.

– А я нет. Я считаю, что пьют от слабости характера.

– Так и быть, я тебя прощаю, – сказал Анджело.

– Я слабости не одобряю. А ты? – спросила она Пруита.

– Слабости я тоже не одобряю. Но выпить люблю.

– У тебя это не слабость, – сказала Лорен. – Скорее даже достоинство.

– Как это? Не понимаю, – сказал Анджело. – Чего-то ты загнула.

– Я и сама не понимаю. Но мне почему-то так кажется. – Крепко придерживая одеяло, она с улыбкой посмотрела на Пруита. Потом подвинулась под одеялом на середину кровати, ближе к Пруиту, чтобы Анджело было удобнее сидеть, снова поглядела на Пруита и уютно ему улыбнулась.

– У некоторых людей слабость становится силой, – сказала она.

– Очень заумно, – покачал головой Анджело. – Может, поэтому до меня и не доходит.

– И тем не менее это так. – Она опять улыбнулась.

– Эй! – возмутился Анджело. – Ты что, окрутить парня решила? Улыбается ему прямо как законная жена!

– Да? – Лорен с улыбкой посмотрела на Пруита, и, когда их глаза встретились, у обоих на миг появилось ощущение, что она и в самом деле его жена, его личное достояние, и что эта кровать – их дом, и к ним по-свойски нагрянул гость, старый любимый друг, но все-таки посторонний, чужой, который не знает ее так, как муж, не знает всю, целиком, и ей не хочется, чтобы он так ее знал, и от этого в его присутствии они чувствуют себя еще ближе и роднее друг другу.

Пруит положил руку на бесформенный холмик одеяла, скрывающий мягкую упругость ее бедра, которое, он знал, в это мгновение действительно принадлежало только ему, и под прикосновением его пальцев она чуть не замурлыкала, как кошка, а он потрясенно подумал, уж не влюбился ли, и эта мысль возникла сама по себе, то, что они переспали, было ни при чем.

Да ты что, рехнулся, подумал он, что это с тобой, парень? А впрочем, почему бы нет? В кого, кроме проститутки, может влюбиться солдат здесь, на этих островах? На островах, где белые девушки даже из среднего сословия все с претензиями, а белых девушек низшего сословия нет вообще. Где даже местные раскосые красотки из низшей касты гавайского общества считают для себя зазорным разговаривать с солдатом на людях. Почему же тогда не влюбиться в проститутку? Это не только возможно, но и вполне логично. Наверно, даже разумно.

И всю жизнь потом он часто ломал голову, пытаясь понять, почему у него в ту ночь мелькнула эта мысль. Может, потому, что Анджело вошел в комнату именно в ту, а не в другую минуту, и от этого между ними возникло на миг чувство теплой близости. Может, если бы Анджело к ним не заглянул, все получилось бы иначе или совсем ничего бы не получилось. А может, у него просто слишком давно не было женщины, и, застигнутый врасплох, он принял мимолетное ощущение за долговременную иллюзию, проглотил крючок, обманутый сверкнувшей блесной, и угодил в сети собственного пылкого воображения. Или, может быть, случилось самое невероятное: любовь мужчины и женщины вспыхнула внезапно, сразу, рожденная от соития случайности с ничего не значащим совпадением. Та мелькнувшая первой мысль, казалось, прокладывала дорогу множеству других возможностей, и, сумей он до конца своей жизни найти ответ на эту загадку, ему бы столько всего открылось.

– У вас, ребята, что-то очень счастливые лица, – сказал Анджело, сам ощутив то, что испытывали они. – Вы довольны? Я лично очень доволен. По мне заметно?

– Еще как, – улыбнувшись, ответила Лорен, и Пруит почувствовал, как ее рука скользнула под одеялом и тонкие пальцы прикоснулись к нему.

– Эй, эй! – Анджело ухмыльнулся. – А я видел! Пру, ты только посмотри на нее. Черт возьми, она покраснела!

Лорен, зардевшись, повернулась к Пруиту и подмигнула ему, а он тихонько нащупал рукой ее пальцы и прижал к себе.

– Старичок, если хочешь выпить, торопись, – сказал Анджело. – А то моя лилипуточка опять доберется до бутылки, и тогда пиши пропало.

– Старку оставим?

– Старк не получит у меня ни капли. Я перед вами к нему зашел. Постоял у двери, послушал – ничего не слышно. В замочную скважину тоже ни черта не видно. Он, по-моему, рубашкой ее завесил, клянусь! Я даже залез на дверную ручку посмотреть сверху, не умер ли он там. Так этот сукин сын, оказывается, окошко над дверью тоже занавесил. Полотенцем. По-моему, это просто хамство, вот что.

– Ты хочешь сказать, он никому не доверяет? – улыбнулся Пруит.

– Вот именно. Можно подумать, кому-то нужно подсматривать в это его окошко!

Он так возмущенно нахмурился, что Лорен тихо фыркнула, а потом не выдержала и громко расхохоталась.

– Ну ладно, – Анджело встал. – Засиделся я у вас, пора и честь знать. Я же понимаю, когда я лишний. Ухожу. Продолжайте ваши игры.

– Да посиди еще, – улыбнулся Пруит. – Куда ты так спешишь?

– Конечно, конечно. Я к тебе тоже всей душой. Лучше оставлю тебе выпить, тогда, может, ты меня простишь. Я в стакан налью. Когда захочешь, тогда и выпьешь.

Побродив по комнате, он нашел на умывальнике стакан и выплеснул из него воду в окно. Струя ударилась о жалюзи и разлетелась брызгами. «Хорошо бы полицейскому на голову», – буркнул Анджело и налил полный стакан виски. Пруит, улыбаясь, наблюдал за ним с нелепым, теплым, почти отцовским чувством и про себя думал, что виски приглушил обычную взрывную живость Анджело, и движения у него сейчас смазанные и тягучие, как при замедленной съемке, и еще думал, что впервые видит маленького курчавого итальянца спокойным.