Отныне и вовек - Джонс Джеймс - Страница 71

– Подожди, – остановил его Пруит. – Одно дело, если б я хоть раз нарушил устав, а так они ведь ничего со мной сделать не смогут. К чему им прицепиться? Я не понимаю.

– Может, и так. Только им позарез нужно в новом сезоне первое место. Динамит костьми ляжет, чтобы его выиграть.

– А что он со мной сделает, если я все четко по уставу?

– Не смеши меня. И не пудри мне мозги. Ты не первогодок. Пора бы знать. Ты, наверно, не видел, как всем скопом заставляют человека пройти профилактику?

– Сам не видел, но слышал.

– Что еще за профилактика? – заинтересовался Маджио.

Вождь пропустил его вопрос мимо ушей.

– Может, они здесь еще не довели это до совершенства, как в Пойнте и в других училищах, но все равно действует безотказно, – оказал он Пруиту. – Самое верное средство поставить человека на место. Или убить. Я только один раз видел, как это делается. На Филиппинах. Так тот парень не выдержал – дезертировал, сбежал в горы и женился на местной. Когда его поймали, получил двенадцать лет. А потом ему дали пожизненное.

– Я не такой дурак, чтобы дезертировать, – усмехнулся Пруит. – А убить меня тоже непросто, – добавил он, напряженно улыбаясь и чувствуя, как напряжение разливается по всему лицу, натягивает кожу на лбу, будто медленно застывающий гипс, туго приплюскивает губы к зубам, пропахивает борозды под скулами, и все это помимо его воли, всему виной это напряжение, то самое, от которого лицо у него немело каждый раз, когда на ринге противник готовился нанести ему удар, когда в пьяной драке на него замахивались ножом, когда возникала любая угроза, и всегда, когда звучало это слово, слово «убить», самое грязное, отвратительное и непотребное из всех слов, хотя многие произносят его легко и даже с гордостью.

Вождь Чоут флегматично глядел на него с непоколебимым спокойствием, но у Маджио, который тоже в эту минуту смотрел на Пруита, внутри защемило.

– Ничего, Вождь, пусть попробуют. – Пруит усмехнулся. – Не на того напали. Я двужильный.

– Правильно. Я тоже, – заявил Маджио.

– Башку проломить не надо? – серьезно спросил его Вождь.

– Нет.

– Тогда заткни фонтан. Это не шутки. Если ты не дурак, не суй свой длинный нос куда не надо. Тебя в эту драку не приглашают. Это касается только его. Вмешаешься – ему же будет хуже.

– Он верно говорит, Анджело. – Глядя на разъярившегося маленького узкоплечего итальянца, Пруит улыбнулся и почувствовал, как напряжение постепенно отпускает его.

– Я не привык спокойно смотреть, когда над человеком издеваются, – сказал Маджио.

– А ты привыкай, – посоветовал Вождь. – Ты молодой, тебе на это еще долго смотреть. Не понимаю, чего ты так уперся, – повернулся он к Пруиту, – сам же себя гробишь. Мое дело, сторона, тебе виднее. Просто обидно за тебя, вот и все.

– В свое время ты тоже отказался идти в команду Динамита.

– Мне было проще. У меня была крепкая поддержка в полку, и все обошлось. А у тебя не обойдется.

– Может быть. Посмотрим. Когда мне приказывают по службе, официально, я всегда все выполняю. Но, по-моему, начальство не имеет права распоряжаться моим свободным временем.

– Имеет оно право или нет – неважно. Важно, что оно им распоряжается. И еще вопрос, есть ли у солдата вообще свободное время. Еще неизвестно, имеет солдат право быть просто человеком или нет.

– Нынче вроде все идет к тому, что такого права нет.

– И не только у солдат, – вставил Маджио, и Пруит понял, что Анджело вспомнил склад «Гимбела».

– Верно, – согласился Вождь. – Ну и что дальше?

– А то, что, когда война, это понятно, – сказал Маджио. – На войне солдат себе не хозяин. Но ведь сейчас-то мирное время.

– Я в армии тринадцать лет, – сказал Вождь. – И все тринадцать лет как на войне. В армии всегда как на войне.

– Факт, – кивнул Пруит. – В любой армии так. Только никто меня не убедит, что боеготовность армии зависит от полковой команды боксеров и от того, буду я в ней выступать или нет.

– А ты спроси Динамита, – сказал Вождь. – И послушай, что он тебе на это ответит.

– Да уж. Динамит наплетет с три короба, – хмыкнул Маджио. – Его в Вест-Пойнте так напичкали пропагандой, что она у него изо всех дыр хлещет.

– Возможно, – сказал Вождь. – И все-таки он командир роты.

Во дворе горн повелительно протрубил сигнал построения, и Вождь Чоут поднялся с койки, вопросительно и бесстрастно глядя на Пруита.

– Ладно, – сказал он. – Ладно, еще свидимся.

– В гарнизонной тюряге, – улыбнулся Пруит и проводил взглядом могучую фигуру индейца, который неторопливой рысцой пробежал по проходу к своей койке надеть снаряжение. Пруит вспомнил, что не пристегнул ножны штыка, и продел крючок в широкую кожаную ленту пояса. – Хорошим подарочком меня встретили.

– Пошли их всех к черту! – отозвался Маджио. – Что они могут с тобой сделать? Ничего!

– Конечно. – Продев второй крючок, он тряхнул пояс, чтобы ножны болтались свободно, и продолжал наблюдать, как Вождь влезает в ремни полевого снаряжения: штык, повиснув на нем, превратился в зубочистку, ранец с облегченным походным комплектом выглядел на его спине спичечным коробком, массивная, тяжелая винтовка «Спрингфилд-03» в здоровенной лапище казалась игрушкой вроде тех, что фирма «Вулворт» выпускает для малышей.

– Хорош, – сказал Маджио. – Друг называется.

– Нет, он прав, – возразил Пруит. – Если мы с ним иногда вместе завтракали у Цоя, это еще не значит, что он мне чем-то обязан. Вождь отличный, порядочный мужик.

– Ну конечно. Пилат тоже был порядочный.

– Слушай, брось! Тебе это не понять. Говори лучше о том, что понимаешь.

– Ладно. – Анджело засунул пачку сигарет и спички в карманчик поясного ремня. – Это на потом, когда курить захочется. Черт, голова трещит. А Старк, скотина, сейчас дает храпака. Ну что, выходим?

Словно отвечая на его вопрос, горн во дворе снова протрубил построение, и раскатистый, зычный, как у простого солдата, голос штаб-сержанта Доума ворвался сквозь сетку в окна:

– Эй, там, наверху! Все строиться! Выходите! Хватит копаться. Рота уходит на ученья. Быстро!

– Отделение, за мной! – проревел Вождь Чоут. – Шапку в охапку, кругом-бегом! – Большой и грузный, он легко сбежал по лестнице, распевая на ходу сочным басом: «На-у-че-нье-строй-ся, дан-сигнал. А-и-ди-ты-на фиг, я-не-жрал. Я говорю: на-у-че-нье-строй-ся, дан-си-гнал, ко-ман-дир при-дет, бу-дет скан-дал».

– Еще и петь умеет, – проворчал Анджело.

Солдаты торопливо сновали по огромной комнате, хватали винтовки и выбегали на лестницу.

– Что ж, потопали. – Пруит вынул из пирамиды свою оттягивающую плечо ношу из дерева и стали.

С галереи четвертого этажа был виден весь двор, и можно было наблюдать за ритуалом построения на полевые занятия, первого построения после сезона дождей. Пруит остановился посмотреть. Анджело тоже остановился и ждал его, безразличный к открывшейся внизу картине.

А картина была хороша, настоящая картинка из солдатской жизни, отличная картинка – кто на весь тридцатник, тот понимает. Тонкие, с острыми полями оливковые полевые шляпы, голубые рабочие брюки и гимнастерки «хаки», словно вылинявшие светлые кожаные ремни и краги, заполняли собой четырехугольник двора, солдаты выбегали из казарм и строились по ротам, строились с той солдатской удалью, что выигрывает войны, с гордостью подумал он, любые войны; но все другие роты и даже команда горнистов казались ему теперь далекими и безликими, они были лишь фоном для нашей роты, роты, в которой каждое лицо было ему знакомо, и, несмотря на одинаковую солдатскую форму, он ни за что бы не спутал эти лица, более того, одинаковая форма только подчеркивала их несхожесть, и у каждого из них была своя отдельная орбита, и все они вращались вокруг общего центра, вокруг Солнца, вокруг капитана Хомса (нет, Хомс – остывшая звезда, тогда, может быть, наше солнце – Цербер?): астероиды, недостаточно крупные, чтобы иметь самостоятельную орбиту; слишком мелкие, чтобы попасть в разряд планет (это и Доум, и Чемп Уилсон, и Поп Карелсен, и Терп Торнхил, Джим О'Хэйер, Исаак Блум, Никколо Лива – хорошие имена, подумалось ему, настоящие, исконные американские имена, – и новенький Малло, будущий чемпион в наилегчайшем, и Айк Галович, хотя, может. Старый Айк – планета? Да нет, он, скорее, заурядная луна какой-нибудь десятой величины).