Молли - Джонс Нэнси - Страница 15

Я протянула руки к огню.

– Не надо было сюда приходить.

Молли откинулась назад на локти и посмотрела на звезды. Созвездие Семи Сестер сияло прямо над нами.

– Когда мне будет тринадцать, – сказала она, – я убегу из дома.

– И куда же ты убежишь?

– В Голливуд, – отвечала она. – Я собираюсь стать новым символом нации.

Я расстелила свой жакет рядом с сидевшей Молли и легла на спину. Ее уверенность в себе несколько успокоила мои страхи; от тепла костра я немного расслабилась.

Наверное, я уснула. Когда же проснулась, Молли и Томми шептались по другую сторону костра. Я не слышала звука его мотоцикла. Наверное, он прошел пешком по крайней мере полмили – иначе треск мотора разбудил бы меня.

Я лежала спокойно, наблюдая за ними сквозь ресницы.

Томми оперся на один локоть, подперев голову рукой, совсем близко от колен Молли. Он что-то шептал, но я не слышала, что именно.

Молли играла кончиком своей косы, перебрасывая ее через плечо и глядя куда-то вдаль. Он перевернулся на спину. И голова его оказалась на коленях у Молли. Она сидела совершенно спокойно и смотрела по сторонам, словно любуясь пейзажем. Я чувствовала себя так, словно ушла куда-то – не во времени и пространстве, а прочь от моей кожи, крови и костей.

Томми взял руку Молли и положил ее себе на джинсы.

– Ну, хватит, я проголодалась, – сказала Молли. – Давай поднимайся, Томми. Поджарим немножко маршмеллоу. – Она убрала руку с его джинсов, столкнула его голову с колен и принялась искать палку.

Казалось, Томми оцепенел.

– Ну же, – подбодрила Молли и вручила ему палку. Она проткнула маршмеллоу кончиком своей собственной палочки и поджаривала его на углях с краю костра. Мягкая, белая поверхность лакомства постепенно бронзовела, липкий сладкий запах растекался в воздухе.

Я встала, решив обдумать все попозже.

– Привет, – улыбнулась мне Молли сквозь пламя костра. – Ты проснулась как раз вовремя – начинаем развлекаться. Возьми какую-нибудь палочку. – Она бросила мне маршмеллоу, который пролетел сквозь огонь костра и упал мне на жакет. Я взяла его и принялась шарить кругом в поисках палки.

– Жарь же свой, болван, – сказала Молли Томми.

– Ну нет, – ответил он, вставая и отряхиваясь. – Мне надо кое с кем встретиться.

– Ты и не представляешь себе, что теряешь! – заявила Молли. Она сунула свой маршмеллоу в рот и сидела, облизывая по очереди пальцы.

– Мне надо идти, – повторил Томми. Он направился к мотоциклу, явно позабыв про свою важную размеренную походку. Но Молли догнала его, схватила за руку и что-то шепнула ему в ухо; он шагнул к мотоциклу и запустил мотор. Мотоцикл весь сиял и светился; Томми резко нажал на педаль, грязь брызнула из-под колес. Мы прислушивались до тех пор, пока рев двигателя не поглотила ночь.

– Он по мне с ума сходит, – заявила Молли.

Она так и не сказала мне, что шепнула Томми в ухо, а я не рассказала своей матери ни слова о том, что видела. Но что-то произошло между нами: у Молли теперь была жизнь, в которой мне не было места.

На следующие выходные она даже оставила меня одну, отправившись куда-то с Томми; мне пришлось провести время, катаясь в гондоле в компании двух симпатичных бойскаутов, чьи руки и рты были липкими от кукурузы в карамельном соусе. Когда Молли и Томми, держась за руки, вернулись с прогулки, она стала тыкать пальцем в нашу гондолу (которая раскачивалась на волнах, так что бойскауты то и дело задевали меня локтями) и дразнить гребца. Гребец так оттолкнул лодку, что она снова рванулась вперед, потом резко остановилась, и мы чуть не упали, а Молли и Томми стояли неподалеку, смеялись и курили.

После этого я перестала обращать внимание на Молли и на переменках ходила только с Салли Свонсон. Ее мама была членом общества «Дочери американской революции», и мы проходили мимо Молли, задирая носы.

– Моя мама, – сказала Салли будто бы тихо, но так, что ее все слышали, – говорит, что некоторых женщин даже нельзя назвать леди. Она говорит, что их легко отличить: они делают на платьях вульгарные вырезы и слишком густо красят губы. И, конечно, они, когда были девочками, вели себя очень плохо. Слишком интересовались мальчишками, – она разгладила свою юбку, скромно прикрывающую колени, и фыркнула в сторону Молли, на которой была льняная юбочка, едва прикрывавшая бедра.

Но длилось это недолго. Через две недели нравственность Салли уже казалась мне ужасающе скучной. У нее не было никакой охоты к развлечениям. Ей нравилось «подавать чай» большой коллекции голубоглазых кукол-блондинок, в то время как те вели воображаемый разговор, в котором вовсю критиковали своих менее приличных сестер, чьи белые перчатки были запачканы, и чьи репутации грозили скандалом.

Помирившись, мы с Молли отыгрались, надрезав нитки, которыми были пришиты пуговицы на блузке Салли, – так что когда она, выйдя из гимнастического зала, сунула руки в рукава пальто, все пуговицы упали, открывая бледную грудь и золотой крест пра-пра-бабушки. Ее соседка по комнате захихикала.

– Некоторые девочки, – передразнила Молли мне на ухо, – не заслуживают того, чтобы называться леди. Они обречены лишь вечно демонстрировать свои прелести мальчишкам.

В тот день она подольстилась к Томми и заставила его прокатить нас обеих на мотоцикле по школьному двору. Мне никогда еще не приходилось обнимать мальчика; обхватив Томми, я лишь пыталась сохранить себе жизнь: он то и дело жал на газ, терзал двигатель и чуть ли не сшибал стоявшие во дворе спортивные снаряды и доски для баскетбола.

– Спокойно! – орал он. – Вписываемся в поворот!

Но я вцепилась в него, совершенно неспособная получить какое-то удовольствие от этой поездки, слезла чуть живая и села за стол, обхватив его ножку дрожащими ногами. Теперь на мотоцикл села Молли и обхватила бедра Томми своими тонкими ногами. Руки она заложила за голову, словно собиралась кататься на аттракционе.

– Смотри, малышка! Я не держусь руками! – крикнула она мне, когда они проносились мимо.

– Кто же захочет быть леди, – говорила она, когда мы шли домой (я с трудом держалась на все еще дрожащих ногах), – если для этого надо стать такой занудой, как Салли? Разве прокатиться на мотоцикле – это не здорово? Разве это не острое ощущение? – Она повернулась вокруг себя, раскинув руки, как крылья самолета. – Эй, Томми! – окликнула она и послала ему воздушный поцелуй, когда он с ревом пронесся мимо нас по улице.