Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен - Страница 48

Она выглядит как ребенок, подумала Валерия, в своем розовом шерстяном платье и волосами, перехваченными лентой. В ней поднялось раздражение, вызванное бесхитростным, невинным видом этой взрослой женщины, так отличающимся от ее стиля и, когда она заговорила, ее слова были приторны, как мед.

— Мы можем быть друзьями, — сказала она любезно, с видом кошки, начинающей игру с мышкой.

— Я не собираюсь дружить с вами и не интересуюсь прошлым Трея, — подчеркнуто сказала Импрес. — Пожалуйста, уходите. Вас здесь не ждали. — Она старалась, чтобы голос ее звучал уверенно в противовес развязной фамильярности Валерии, с которой она сообщила о женщинах, вешающихся ему на шею. Она не нуждалась в том, чтобы ей напоминали о его репутации и о тех красотках, которые знали его годами.

— Меня не ждали в доме моего мужа? — возразила лениво Валерия, излучая уверенность. — Вы слишком много себе позволяете, я жена Трея. — Она в упор, не отрываясь, смотрела в глаза Импрес. — И ношу его ребенка.

— Не собираюсь спорить с вами, но Трей вернется только к обеду. А сейчас прошу извинить… — ответила Импрес.

Самоуверенность Валерии пробила брешь в ее сознании. Она начала обходить стол, собираясь уйти из комнаты. Простые слова «я ношу его ребенка» безмерно расстроили ее. И та небрежность, с которой Валерия упомянула об амурных похождениях Трея, особенно усилила ее беспокойство. Мог ли Трей действительно расстаться со своим прежним стилем жизни? Если бы только она знала его лучше, нет, не лучше, просто дольше.

— Не думаю, что Трей вернется к вечеру, — сказала Валерия с сожалением, словно доставляла неприятное сообщение. — Он сообщил мне, что будет у меня к обеду в восемь. — Откровенный блеф был придуман, чтобы заставить Импрес остаться.

Это сработало.

— Вы ошибаетесь, — резко ответила Импрес. — Он не собирался идти к вам.

Удар был очень сильный, она пыталась справиться с ним, но спазм душевной боли был ужасен. Трей не может обедать у нее. Как может она так лгать, значит, все, что исходит от нее, — вранье?

— Вы так наивны, дорогая, — промурлыкала Валерия, но улыбка у нее была злобная. — Разве он не говорил вам об этом? — Она глянула в окно. — Здесь, в глуши, я вижу, как легко можно обмануть вас. — Ее блестящие глаза вновь посмотрели на Импрес с насмешливым выражением. — Трей такой пылкий любовник, думаю, что он хочет нас обеих.

Пытаясь побороть ревность и заставляя себя говорить спокойно, Импрес сказала:

— Он не видел вас с самой свадьбы. — Но помимо ее воли слова Валерии посеяли в душе скептицизм и неуверенность.

— О, дорогая, какая жалость, вы просто как ребенок.: — И Валерия медленно покачала головой в притворном сочувствии. — Он видится со мной каждый день. — И услышав слабый вздох Импрес, Валерия повернула нож в ране. — Не просто из любопытства я пришла к вам сегодня утром. Вы знаете, конечно, любовная жизнь Трея всегда была скандальна. Я воспринимаю это очень реалистично… поэтому-то мы и поженились. Мужчины всегда остаются мужчинами, что бы там ни было. — Она улыбнулась, злоба сверкнула на мгновение в глазах. — Так вот, я бы посоветовала вам позаботиться о том, чтобы он обеспечил ваше будущее, пока его страсть велика, моя дорогая. Пассии Трея никогда долго не задерживались у него, поэтому вам следует быть очень практичной. Впрочем, возраст вашего мальчика заставит вас задуматься об этом. Я поздравляю вас, такое долгожительство с Треем — настоящий рекорд, я уверена.

Остановись, хотелось закричать Импрес, это неправда! Все обидные слова этой женщины — ложь.

— Не верю, чтобы Трей виделся с вами, — заявила Импрес, хотя сердце выскакивало у нее из груди. — Он целыми днями находится на законодательной сессии штата вместе с родителями, а вечерами возвращается домой.

Валерия пренебрежительно рассмеялась.

— Дорогая, родители Трея души в нем не чают, все знают об этом. Если он говорит, что был с ними, они всегда подтвердят. Но на самом деле, вместо того чтобы быть на законодательной сессии, он проводит время со мной, — заявила она спокойно, — и могу добавить, весьма приятно.

— Вы лжете! — обезумевшая от горя, с бьющимся сердцем Импрес бросила эти слова в лицо красивой, богато одетой женщине.

Валерии доставил удовлетворение такой взрыв страсти. Проведя пальцем по подбородку, она сказала:

— Судите сами, в пятницу на Трее был голубой сюртук с рубашкой в серую полоску, а в четверг он был в дорожном костюме и провел несколько часов за ленчем с Джудом Паркером.

Сердце Импрес оборвалось. Все сходилось до мелочей. Трей рассказывал ей о ленче, подсмеиваясь над неудачами Джуда Паркера в покере. Он говорил с дразнящим блеском в глазах, что предлагал Джуду дать несколько уроков. Женщины не допускались в Монтанский клуб, следовательно, слова Валерии не были случайным совпадением.

— Не хотите ли еще послушать? — промурлыкала Валерия, чувствуя, что она одержала победу. Лицо бедной девочки побледнело. — Его рубашка была выпачкана пролитым супом во вторник, или это было в четверг? Я запамятовала, — продолжала она, театрально подчеркивая слова, что она делала всегда, пытаясь ввести кого-нибудь в заблуждение. Тембр ее голоса был богат интонациями — Пришлось выбранить служанку, можете быть уверены за порчу дорогой рубашки. Она так неумела. Совершенно невозможно найти приличную прислугу, — добавила она с издевательской серьезностью.

Во рту у Импрес появилась горечь. Что еще может рассказать ей эта женщина? О том, сколько времени она с Треем провела в постели? Импрес давеча посмеивалась над испачканной рубашкой Трея, а он в ответ небрежно выбросил ее. Неужели, спрашивала она себя, она не лжет?

— Если вы не верите мне, — окончательно сокрушая надежды Импрес, сказала Валерия, — спросите Трея. Впрочем, сегодня он не вернется к обеду, потому что будет обедать у меня. — Валерия знала от отца, что дополнение к биллю о праве на пастбища будет внесено перед перерывом, как заранее продуманный политический маневр, и, если это случится, Трею придется задержаться. Ее хитрость была рассчитанным риском, но в нем было больше определенности, чем возможного промаха. — Кстати, Трей забыл вот это, — добавила она с хорошо отрепетированной небрежностью и вытащила из внутреннего кармана пелерины кожаные перчатки. Изящным движением она бросила их на полированную поверхность стола из красного дерева, и вышитый бисером на прекрасной коже контур черного кугуара на секунду блеснул в солнечных лучах как торжество обмана.

Если для всего остального еще можно было бы найти какое-то объяснение, то перчатки сломили Импрес окончательно. Она рассеянно глянула на них и затем подняла взгляд на изысканно одетую женщину, которая только что спокойно разбила ее жизнь на мелкие кусочки. Жена Трея была более красива, чем она предполагала, контраст между белой кожей и черными волосами был потрясающим, формы ее тела были необычайно женственны, гранатового цвета платье, соболиные пелерина и шапка: были от парижского кутюрье, жемчужины на шее — без малейшего изъяна. Она явно относилась к типу женщин, на которых мужчины не могут не обращать внимания. И Трей тоже, подумала Импрес расстроенно. Он сам говорил, что они были любовниками, и, видя эту блистательную женщину перед собой, она могла понять почему.

Она лживая, говорил Трей, страстная и хищная и готова на все ради денег, и Импрес хотелось верить Трею. Но потрясающая уверенность его жены (какое ужасное слово!) и знание мельчайших подробностей о жизни Трея в предыдущую неделю… чертовски точные сведения… посеяли сомнения. Если бы она даже захотела пренебречь всем, что говорила Валерия, считать все ложью, верить только Трею, то и тогда она не могла бы не обратить внимания на перчатки. Они лежали на столе как вызов на бой, прекрасные индейские перчатки, которые еще хранили форму его пальцев. Импрес разорвала бы Валерию на клочки, если бы только это помогло, чтобы Трей безвозвратно и абсолютно стал ее. Только и таким путем она не сможет заставить его любить и хранить верность, подумала она оцепенело. «Мужчины всегда будут мужчинами», сказала Валерия. Она права. Трей, очевидно, всегда действовал в соответствии с этим вольным принципом.