Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 31

Телефон продолжал настойчиво звонить. Сириец направил пистолет на своего гостя. Папаня нервно отставил стакан с минералкой. Руки его заметно дрожали.

– С ума сошел? – нахмурился он. – Ты что, хочешь и меня убрать? Не дури...

– Хочу. Давно хочу, – хищно улыбнулся Сириец и выстрелил в голову своего ненавистного гостя, влепив пулю точно между глаз.

В комнату ворвалось сразу несколько его телохранителей.

– Убрать этих скотов, – жестко распорядился Сириец. Он злобно усмехнулся и добавил: – Они приехали за нами.

Сидевшие в машинах боевики так ничего и не поняли, когда по автомобилям начали стрелять со всех сторон. Они ожидали сигнала, а вместо этого на них внезапно напали. Внизу еще раздавались предсмертные крики и проклятия, гремела пальба, когда Сириец наконец поднял трубку телефона.

– Он в Финляндии, – доложил один из его боевиков. – Его баба ничего не знает. Он сказал ей, чтобы она ехала в Киев. И все...

– Идиоты, – Сириец в сердцах бросил трубку. Внизу все еще раздавались автоматные очереди и крики умирающих бандитов.

Порво. Финляндия. 9 августа

Всю вторую половину дня Сухарев шлялся по городу, мучаясь и не зная, как ему поступить. Ночью он вернулся в мотель. Постояльцы из соседнего номера уехали еще утром, даже не узнав о том, какой страшной опасности они подвергали себя и своих детей, оставаясь в этом мотеле. Номер, который занимал Сухарев, был крайним с правой стороны здания. Мотель был одноэтажный, старый, и Сухарев по закоренелой воровской привычке сам выбрал именно его. Он вдруг почувствовал, что у него как-то особенно неприятно чешутся ноги, и решил, что это из-за долгой бесцельной ходьбы по городу.

Сидя в комнате, он тупо смотрел на стоявший перед ним непонятный прибор, все еще сомневаясь, стоит ли звонить Сирийцу. Просто бросить прибор и убежать ему даже не приходило в голову. Все равно Сириец не успокоится, пока не найдет его и похищенный ящик.

Нужно было что-то делать. После двух часов ночи он все-таки решился и, подойдя к телефону, поднял трубку, попытавшись набрать санкт-петербургский номер Сирийца. Но из мотеля нельзя было выйти на международную линию. Чертыхнувшись, Сухарев еще несколько раз попытался набрать номер, но без всякого результата. Он с сожалением бросил трубку и снова затравленно посмотрел на прибор. Потом провел рукой по одеялу. Ему показалось, что он слышит какой-то шорох, словно одеяло потрескивало. Наверно, статическое электричество, решил Сухарев. Он наблюдал подобное в одном из лагерей. Но при чем тут электричество. Он посмотрел на загадочный аппарат. Ноги чесались все сильнее. Он шагнул к прибору. Почему Сириец так беспокоился об этом ящике? Сухой наклонился, внимательно осматривая прибор справа. Рядом с пультом управления виднелась какая-то надпись.

Он включил настольную лампу, чтобы легче было разобрать, что именно написано на приборе, и встал на колени. «Осторожно. Радиоактивность» было написано на металлической табличке большими буквами. И дальше мелкими буквами шел остальной текст. Радиоактивность, подумал Сухарев. Наверно, поэтому так трещит это одеяло. Он не знал, что это такое, но понял, что прибор может представлять какую-то опасность. Сухарев наклонился и попытался прочесть написанное мелкими буквами. «После запуска программы включается таймер времени на девяносто минут», – прочел он. «Какой таймер? – подумал Сухарев. – Какой прибор включается?» Там было еще несколько надписей, но он, махнув рукой, отошел от прибора и снова улегся на кровать. Нужно будет поспать, чтобы утром позвонить Сирийцу и все-таки попытаться объясниться с ним.

Он лег на кровать и забылся беспокойным сном. Утром, когда он проснулся, ему показалось, что ноги чешутся и болят еще сильнее, но он по-прежнему не понимал, что происходит. Было непривычно сухо во рту. В мотелях такого уровня в номерах нет мини-баров. Сухой закрыл дверь и вышел на улицу, чтобы купить бутылку воды. Когда он подошел к небольшому кафе, открытому с самого утра, он снова остро почувствовал, как болят ноги. Купив две бутылки воды и заказав чашку кофе, он заметил удивленный взгляд женщины, стоящей за стойкой, и подумал, что, наверно, выглядит неважно, коли она так на него смотрит. Еще бы – двухдневная щетина на лице, мятая одежда, воспаленные глаза. Он быстро выпил кофе, съел небольшую булочку и с двумя бутылками воды вернулся в свой номер.

Прибор стоял на месте, и он еще полчаса сидел перед ним на кровати, мучительно думая, как ему быть. Затем поднялся и решительно вышел из комнаты, снова направляясь в уже знакомое кафе. Купив карточку для телефонных разговоров, он вышел на улицу, отыскал кабину телефона-автомата. Войдя в нее, он вставил карточку и набрал номер телефона в Киеве. Трубку сняли сразу же.

– Алло, – это была Надя. Говорить с ней не имело смысла, можно было только подвести ее, и он положил трубку. Значит, все в порядке, она успела выехать в Киев. Теперь все зависит от того, как быстро он смоется отсюда, чтобы затем позвонить Сирийцу и сообщить ему об этом непонятном предмете. Черт с ним, пусть забирает свой гребаный груз.

Он вернулся в мотель, еще раз посмотрел на непонятный и громоздкий прибор, который перевернул всю его уже устроенную жизнь, и вышел из мотеля, решив никогда больше сюда не возвращаться. Но перед этим он заплатил за три дня вперед, подсчитав, что за это время успеет убраться из города и откуда-нибудь позвонить Сирийцу, чтобы тот забрал этот проклятый ящик.

Он сел в автобус, идущий на север. Перед этим специально узнал направление на Хельсинки, чтобы случайно туда не попасть. В автобусе он ехал до четырех дня. Затем пересел в другой автобус. Сильно кружилась голова, болели ноги, вдобавок его начало тошнить и сильно заболел живот. На какой-то маленькой станции, не в силах больше сдерживаться, он вышел из автобуса и, пройдя в станционный туалет, довольно долго пробыл там. А когда вышел, то обнаружил, что его автобус уже давно уехал. На станции ему кое-как объяснили, что в трех километрах отсюда есть мотель. Он уже собирался идти туда, когда его снова скрутило. Так продолжалось около двух часов. Стало уже темно, и он решил снова сесть на какой-нибудь автобус. Один из автобусов, подошедших к станции, был почти пуст, и он влез в него. Здесь он устроился на заднем сиденье и заснул. Проснулся от того, что кто-то сильно его тормошил. Стоявший над ним водитель что-то говорил по-фински. Сухарев поднялся, у него сильно кружилась голова, во рту было по-прежнему сухо, все тело болело.

Было около одиннадцати часов вечера. Он узнал, в каком городке они находятся. Название ничего ему не говорило. Он вышел из автобуса и сразу же увидел телефон-автомат. Вставив карточку, набрал номер телефона Сирийца. Тот тут же ответил.

– Слушаю, – сказал он

– Это я, – тихо произнес Сухарев.

– Кто это? – удивленно спросил Сириец. Он ехал в аэропорт, чтобы улететь в Лондон. Все документы были готовы. Сириец решил переждать там, понимая, что в России его могут достать где угодно.

– Это я, – тихо повторил Сухарев. Голова сильно кружилась, перед глазами плыло. Он едва держался на ногах.

– Ты? – не поверил Сириец. – Ты сам позвонил?! Где ты находишься? Откуда ты звонишь?

Он просто не верил своим ушам. Это было противоестественно, как если бы вдруг ожил покойник.

– У нас авария произошла на границе, – тяжело дыша, соврал Сухарев, – ящик выпал из вагона. Ну а я его подобрал и в Хельсинки привез. Думал, ты будешь злиться, что так получилось, поэтому прятался, боялся тебе звонить.

– Останови машину, – приказал Сириец водителю.

– Мы опоздаем на рейс, – обернулся к нему один из телохранителей.

– Мы никуда не летим, – рявкнул Сириец. – Ты сейчас где? – закричал он Сухареву. – Где ты находишься? Ящик с тобой?

– Со мной, – подтвердил Сухарев, – я хочу тебе его вернуть, Сириец. Это твой груз, мне чужого не нужно.

«Сукин сын», – подумал Сириец и снова закричал:

– Где ящик?