Ра - Хейердал Тур - Страница 93

Новое устройство было готово к испытанию вечером второго дня. К этому времени лодка погрузилась так сильно, что страшно смотреть. Всем было очевидно, что нам предстоит основательно потрудиться, чтобы одолеть вторую половину пути. Как только легло на место увечное весло, дела сразу пошли немного лучше. Нам удалось привести корму к волне, после чего мы выбрали плавучий якорь и пошли на запад под зарифленным парусом. На другой день мы отважились поставить полный грот. И снова огромный парус словно приподнял лодку из воды, и мы пошли со скоростью почти три узла, что составляло больше 100 километров в сутки. Правда, палуба была чуть не вровень с водой. По-прежнему через корму переваливали волны, да и на носу, если мы пробовали сесть к столу, как прежде, на скамейках, нас регулярно окатывало водой, и приходилось всем жаться на нижних перекладинах мачты. Сидим и едим, точно птицы на ветке.

- Надо как-то защититься от больших волн, чтобы вода успевала стекать с палубы, а не то мы потонем, - сказал Юрий.

И он принялся натягивать кусок парусины вдоль правого борта от вантов вперед, закрепляя его вверху и внизу толстой бечевкой. Остальные рассмеялись.

- Брось, Юрий. Первая же волна разорвет твою тряпку. Но Юрий твердо настроился довести дело до конца. Очередная волна, захлестнув корму, покатилась вдоль правой стенки вперед, слегка прогнула парусиновую ширму Юрия и ушла за борт. На носовую палубу просочилось лишь несколько струек, все остальное отразила парусина. Юрий торжествующе сел к столу и взялся за вилку. После того, как и вторая, и третья волна отступили перед ширмой, мы, смотря большими глазами на это чудо, спустились со своими тарелками с перекладин и расселись вокруг стола. Вот так Юрий, вот так волшебник, обыкновенной тряпкой остановил океан. Конечно, папирусный хвост принимал главный удар на себя, он рассекал волну надвое, так что парусиновому экрану оставалось только отражать катившие вдоль борта фланги могучего вала.

- Еще парусины!

Мы убрали кусок парусины, которым была накрыта передняя стенка каюты, и сразу изнутри сквозь щели в плетенке стало видно стол, двойную мачту и океан. Потом мы распороли запасной грот. Юрий развесил все лоскуты, и мы очутились как бы за огромным бордово-оранжево-зелено-желтым занавесом. Волны незлобиво подталкивали его, и он колыхался на вантах, словно белье на ветру, пропуская минимальное количество воды.

- Хиппи! Цыгане! - расхохотались Карло и Жорж, спустив на воду трехместный надувной плот, чтобы поснимать нас со стороны.

Над пестрой ширмой торчали наши головы, мы следили за двумя смельчаками, которые то и дело исчезали за гребнями высоких волн.

- Назад! - крикнул я. - Ну-ка, живей переходите на приличную посудину, пока вашу скорлупку не опрокинуло.

Мы и раньше надували наш плот и выходили на съемку, но то было в штиль или при легком волнении, а теперь настолько свыклись с волнами и соленым ветром, что кое-кто начал забывать про осторожность.

Дни и недели бежали взапуски с волнами. За год с небольшим шесть членов экипажа провели вместе в общей сложности почти четыре месяца на папирусных связках. После катастрофы пришлось ограничить потребление воды - пол-литра в день на человека, не считая девяти литров в день на камбуз для общих нужд. Одни кувшины разбились, в другие попала морская вода. И ведь мы сами во время злополучного штиля опорожнили за борт большинство бурдюков, но об этом сейчас лучше было не вспоминать. Да, поспешили, черт возьми.

У Карло соленая вода разъела кожу в паху, и Юрий прописал ему два раза в день мыться пресной водой. Бедняга Карло ухитрялся обходиться одной чашкой. Утка, голубь и обезьяна вместе выпивали в день столько, сколько один человек; Жорж яростно возражал против того, чтобы ни в чем не повинных животных сажали на паек, как людей. Сантьяго тоже был не в блестящей форме, ему перед плаванием делали операцию - камни в почке - и велели избегать соленого, орехов, сушеных овощей, яиц и прочих блюд, преобладавших в нашем меню. Он здорово устал, однако безропотно выполнял свою работу, правда, в свободную минуту предпочитал полежать в каюте, в самой глубине, под наблюдением Юрия.

Однажды вечером он вышел из каюты хмурый и сел за стол рядом с нами. Посмотрел на Карло, на Жоржа и сказал:

- Я слышал сквозь стену гнусные обвинения! Карло обозлился.

- Брось изображать профессора.

- Повкалывал бы лучше с наше, - подхватил Жорж. - А то ведь если и вызовешься подменить уставшего рулевого, так не раньше, чем за десять минут до смены.

И посыпались обвинения. В первом плавании трудяга Карло и беспечный Жорж не очень-то ладили, теперь же они стали закадычными друзьями и вот почему-то оба взъелись на нашего тихого профессора антропологии. Мол, он лежит в углу и психоанализирует других, которые работают. И это его дурацкая идея, чтобы мы опять взяли провиант и воду в кувшинах, вместо консервов и легких канистр с водой. Мы уже доказали, еще на "Ра I", что можно прожить без современной пищи, за каким чертом доказывать это второй раз. И уж если настоял на своем, уговорил нас снова взять больше ста тяжелых кувшинов, то мог бы хоть, как квартирмейстер, получше их привязать, чтобы они не побились, и не пришлось бы нам теперь отмерять воду.

- Кувшины не тяжелее канистр, и если на то пошло - кто вылил в море всю воду из бурдюков?

Разгорелась жаркая словесная перепалка, злые бранные слова давали выход накопившемуся раздражению и отбивали всем нам аппетит. Сидя на перекладине мачты, Сантьяго оборонялся, как мог, но в конце концов сник под сыпавшимися на него со всех сторон ударами.

- Карло, - сказал я. - Ты профессиональный альпинист, у тебя большой экспедиционный опыт. Как ты можешь требовать, чтобы профессор, преподаватель университета, не хуже тебя разбирался в узлах и выполнял тяжелую работу. Ты все равно что безгрешный священник, который требует от других, чтобы они все делали, как он.

Кажется, я не мог придумать худшего оскорбления. Карло медленно встал, весь побагровел и схватился рукой за голову.

- Я - священник?

На секунду он онемел и только глотал воздух. Потом повернулся от меня к Сантьяго и вдруг протянул ему мозолистую ладонь.