Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) - Страница 78

— Заставь прыгать твою собаку!

— Обезьяну!.. Обезьяну!..

— Шире, шире круг!..

— Дайте ему свободное место!..

— Сделаем круг…

— Какая хорошенькая обезьянка!

— Какой красивый эпирский пес!

Но среди этого гама никто не двигался, и вся эта давка стала сильно надоедать Арториксу; поэтому он в конце концов сказал:

— Хорошо, хорошо, я дам вам представление, я и мои животные сделаем все, что в наших силах, почтим Сатурна. Но мне для этого необходимо место.

— Это верно!

— Он правильно говорит!

— Сделаем для него круг пошире!

— Отойдите назад!

Все кричали, но никто не двигался.

Наконец кто-то заорал во все горло:

— Поведем его вместе с нами к Карийской курии!..

— Да, да, к Каринской курии!.. — стали кричать сперва десять голосов, потом двадцать, потом сотня.

Долгое время все кричали, что нужно идти к Каринской курии, но никто, однако, не трогался с места. Наконец те, что стояли поближе к скомороху, взяли его в круг и, пробивая дорогу локтями, повернули в ту сторону, откуда эта толпа только что пришла; вскоре все смогли двинуться по направлению к курии Каринской.

Эта толпа, все возраставшая за счет всех встречавшихся ей на пути, скоро добралась до обширной площади, где возвышалась третья из тридцати римских курий, называвшаяся Каринской; здесь толпа разлилась подобно бурному потоку, доставив немало беспокойства людям, уже сидевшим за столами и занятым поглощением яств и вина.

На площади возник беспорядок, послышался гул проклятий и угроз. Но как только распространилось известие, что здесь, в центре площади, скоморох даст представление, ругань прекратилась. Многие стали проталкиваться к кругу, который образовался в самом центре площади, становились на скамейки, на столы, взбирались на железные решетки окон в нижних этажах соседних домов. Вскоре все замерли в глубокой тишине и в нетерпеливом ожидании, устремив глаза на Арторикса.

Разложив на земле разные принадлежности своей профессии, молодой галл подошел к одному из толпы и, подав ему шарик из слоновой кости, сказал:

— Передай его вкруговую в толпу.

Затем он дал Другой шарик раскрасневшемуся, подвыпившему рабу, стоявшему в первом ряду круга, и с видом человека уже счастливого, но ожидавшего еще большего счастья, оказал ему:

— Пусти его по рукам.

Потом Арторикс вышел на самую середину освобожденного для него пространства и обратился к своему большому эпирскому псу черно-белой масти, который сидел, повернув свою умную морду к хозяину:

— Эндимион!

Пес вскочил, замахал хвостом и, смотря в упор на хозяина, казалось, хотел сказать, что он готов исполнить его приказания.

— Ступай, поищи белый шарик…

Собака немедленно бросилась в ту сторону, где белый шарик переходил от зрителя к зрителю.

— Нет, найди красный шарик! — сказал Арторикс. Эндимион, быстро повернувшись в сторону, где из рук в руки передавали красный шарик, хотел пробраться между ногами зрителей к тому, кто держал шарик в эту минуту. Но Арторикс закричал, словно командуя манипулой солдат:

— Стой!

И пес моментально остановился.

Затем, обращаясь к толпе, скоморох сказал:

— Те, у кого сейчас находятся шарики, пусть не передают их дальше: моя собака пойдет за ними.

Шепот любопытства и недоверия пробежал по толпе и уступил тотчас же место глубокой тишине и напряженному вниманию. Арторикс, скрестив руки на груди, скомандовал собаке:

— Пойди и принеси мне белый шарик.

Эндимион, ловко пробираясь между ногами стоявших людей, подбежал к одному из зрителей и, положив обе лапы ему на грудь, казалось, просил своими выразительными глазами отдать ему шарик.

Тот — по пурпуровой полосе, украшавшей его тунику, видно было, что это патриций, — вынул из-под тоги шарик и подал собаке, которая, взяв его в рот, побежала к хозяину.

Оживленные возгласы одобрения перешли в оглушительные крики и рукоплескания, когда с той же ловкостью собака разыскала владельца красного шарика.

Тогда Арторикс раздвинул свою ручную лестницу и укрепил ее на земле. Затем он надел на веревку три больших железных кольца и привязал один конец веревки к верхней части лестницы, взял другой конец в руку и, отойдя немного от лестницы, натянул веревку на вышине четырех футов от земли. Поставив свою обезьянку на веревку, он обратился к ней со следующими словами:

— Психея, покажи всем этим славным сынам Квирина свою ловкость и умение.

И в то время, как обезьяна, став на задние лапы, очень ловко пошла по веревке, Арторикс, повернувшись к собаке, воскликнул:

— А ты, Эндимион, покажи этим знаменитым жителям города Марса, как ты умеешь влезать на ручную лестницу.

И пока обезьянка шла по веревке, собака с немалым трудом и напряжением стала перепрыгивать с одной ступеньки лестницы на другую; обезьяна, дойдя до первого железного кольца, спустилась на него. несколько раз обошла кольцо, затем снова вскочила на веревку, добралась до второго кольца, повторила то же самое и пошла дальше.

За это время собака допрыгала до верхушки лестницы. Тогда Арторикс, обращаясь к собаке, сказал:

— Теперь, бедняга Эндимион, как ты поступишь, чтобы слезть оттуда? Собака глядела на хозяина, оживленно помахивая хвостом.

— Забраться туда, хотя и не без труда, ты забрался, а вот, что ты сделаешь, чтобы спуститься? — сказал Арторикс, в то время как обезьяна проделала свои сальто-мортале в третьем, последнем кольце.

— Как же ты выйдешь из затруднения? — спросил еще раз Арторикс у Эндимиона.

Собака прыгнула на землю. Смотря с победоносным видом на толпу, она важно уселась на задние лапы.

Продолжительные единодушные рукоплескания встретили этот легкий способ, примененный умным Эндимионом для разрешения столь тяжелой задачи. Как раз в этот момент обезьяна, дойдя до самой верхней ступеньки лестницы, тоже уселась там под шумные возгласы зрителей.

— Дай мне твою шляпу, — сказал Арториксу один всадник, выйдя из толпы, — я соберу денег, если не для тебя, то для твоих замечательных животных.

Арторикс снял шляпу и протянул ее всаднику, который, первым бросив в нее сестерцию, пошел по кругу. Ассы, полуассы и терунции посыпались в шляпу.

Арторикс, тем временем вынув из-под туники две маленьких игральных косточки и деревянную кружку, воскликнул:

— Теперь сыграйте партию в кости, Психея и Эндимион, и покажите благородным и великодушным зрителям, кто из вас ловчее и кто счастливее.

Под громкий смех столпившихся зрителей собака и обезьяна, усевшись друг против друга, начали игру.

Эндимион первый бросил кости, сильно ударив лапой по кружке, поднесенной ему хозяином, и опрокинул ее так, что кости покатились очень далеко, почти к ногам зрителей. Некоторые наклонились, чтобы увидеть количество очков, выброшенных Эндимионом, и закричали, хлопая в ладоши:

— Венера!.. Венера!.. Молодец, Эндимион!

Собака, казалось, понимала, что она сделала удачный удар, и весело помахивала хвостом.

Арторикс собрал кости, вложил их снова в кружечку и подал ее Психее.

Обезьяна взяла маленькую кружку с гримасами и ужимками, которые вызвали общее веселье, потрясла, помахала ею и выбросила кости на землю.

— Венера!.. Венера!.. У нее тоже!.. — закричало много голосов. — Да здравствует Психея! Молодец, Психея!

Тогда зверек поднялся на задние лапы и передними стал посылать поцелуи публике, при неистовом смехе толпы.

В это время всадник, производивший сбор денег в пользу скомороха, вернулся к нему и подал шляпу, почти полную мелких монет, Арторикс высыпал их в кожаную сумку, висевшую у него на поясе, и поблагодарил собравшего.

Но когда галл хотел заставить своих животных еще раз бросить кости, внимание толпы внезапно было привлечено громкими криками.

Мимы и шуты, причудливо загримированные или в необыкновенных, чудовищных масках, прыгая и танцуя под звон труб и гитар, двигались в сопровождении огромной толпы по направлению к Карийской курии.