Белый отряд - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 64

– Говорят, достойный лорд, что никто не знает его имени, кроме лорда Чандоса, но он дал клятву не открывать его. Так рассказывали за столом оруженосцев.

– Кто бы он ни был, он очень отважен. Но сейчас следует выполнить одно дело, и оно для меня труднее, чем вчерашнее участие в турнире.

– Не могу ли я вам помочь, милорд?

– Конечно, можешь. Я написал моей дорогой супруге, что приветствую ее; на этой неделе Принц отправляет в Саутгемптон гонца, и тот охотно захватит мое послание. Прошу тебя, Аллейн, просмотри, что я тут написал, и разберет ли дама моего сердца эти слова. Мои пальцы, как ты видишь, больше привыкли к железу и коже, чем к писанию строк и расстановке букв. Почему ты в недоумении? Что-нибудь не так?

– Вот первое слово, милорд. На каком языке вам угодно было его написать?

– На английском. Моя супруга больше говорит на нем, чем по-французски.

– Однако это не английское слово, дорогой лорд. В нем только две согласных и никакой гласной.

– Клянусь апостолом! То-то оно мне показалось странным, когда я написал его, – ответил сэр Найджел. – Буквы торчат как-то врозь, надо, вероятно, подставить еще одну. Я хотел написать «что». Теперь я прочту тебе все письмо, Аллейн, а ты напишешь его заново, как следует; мы сегодня покидаем Бордо, и для меня будет большой радостью, если леди Лоринг получит от меня весточку.

Аллейн сел за стол, как ему было приказано, положил перед собой чистый лист пергамента и взял перо в руку, а сэр Найджел начал медленно и по складам читать свое письмо, водя пальцем от слова к слову:

«Что мое сердце с тобою, моя любимая, это тебе скажет твое собственное сердце. У нас все хорошо, только у Пепина чесотка на спине, да и Поммерс едва опомнился после четырех дней на корабле, тем более, что море было очень бурное и мы чуть не утонули по случаю дыры в боку судна, пробитой камнем, который в нас запустили некие морские пираты, и многие у нас погибли, да будут с ними святые угодники, также и юный Терлейк и сорок лучников и матросов, а нам они очень бы здесь пригодились, видимо, будет доблестная война, она принесет нам много чести и надежд на успехи, ради чего я еду собирать солдат моего отряда, они сейчас в Монтобане, грабят и разрушают, все же я надеюсь с божьей помощью показать им, что я их командир в той же мере, в какой я для вас, моя любимая, покорный слуга».

– Ну, что скажешь, Аллейн? – спросил сэр Найджел, косясь на своего оруженосца. Лицо его выразило даже некоторую гордость. – Разве я не сообщил ей все что с нами случилось?

– Вы сообщили многое, милорд, но, осмелюсь заметить, изложение несколько запутанно, так что леди Лоринг может и не разобраться. Если бы фразы были покороче…

– Нет, мне не нравится, как ты собираешься их выстроить по порядку. Пусть моя супруга прочтет слова, а уж она расставит их, как ей нравится. Я просил бы тебя прибавить то, что ей будет приятно узнать.

– Хорошо, я напишу, – весело ответил Аллейн и наклонился над столом.

"Достойная госпожа моя, леди Лоринг! – так начал Аллейн. – Господь бог охраняет нас, и милорд здоров и бодр. Он заслужил большую честь перед Принцем, когда на турнире успешно сражался с очень храбрым незнакомцем из Франции.

Что касается денег, то их хватит нам до Монтобана. Заканчивая, достойная госпожа, посылаю Вам мое смиренное уважение и прошу Вас передать то же самое дочери Вашей, леди Мод. Да охраняют вас обеих святые угодники, о чем вечно молится ваш покорный слуга

Аллейн Эдриксон".

– Ты очень хорошо написал, – заметил сэр Найджел, кивая лысой головой при каждой фразе, которую оруженосец читал ему. – Что касается тебя, Аллейн то, если есть у тебя близкий друг и ты хотел бы послать ему приветствие, я могу вложить его в свое письмо.

– Такого друга у меня нет, – печально отозвался Аллейн.

– Значит, у тебя нет родных?

– Никого, кроме брата.

– Ха! Я и забыл, что вы в ссоре. Но разве во всей Англии нет никого, кто бы любил тебя?

– Никого, о ком я смел бы это утверждать.

– И ты сам никого не любишь?

– Этого я бы не сказал, – отозвался Аллейн.

Сэр Найджел покачал головой и мягко про себя улыбнулся.

– Я понимаю, как обстоит дело, – сказал он. – Разве я не замечаю, что ты частенько вздыхаешь и вид у тебя отсутствующий. Она красива?

– О да! – пылко воскликнул Аллейн, который весь задрожал оттого, что разговор принял столь неожиданный оборот.

– И добра?

– Как ангел!

– И все же она тебя не любит?

– Нет, но я не могу утверждать, чтобы она любила другого.

– Значит, ты надеешься?

– Без этого я не смог бы жить.

– Тогда ты должен стараться стать достойным ее любви. Будь смел и чист, бесстрашен перед сильным и кроток со слабым; таким образом, разовьется эта любовь или нет, ты подготовишься к тому, что какая-то девушка тебя удостоит своей любви, а это, говоря по правде, высшая награда, на которую может надеяться истинный рыцарь.

– Да я стараюсь, милорд, – сказал Аллейн, – но она такая прелестная, изящная и в ней столько душевного благородства, что я никогда не буду достоин ее.

– Такие размышления сделают тебя достойным. А она знатного рода?

– Да, милорд, – нерешительно признался Аллейн.

– Из рыцарской семьи?

– Да.

– Берегись, Аллейн, берегись! – ласково заметил сэр Найджел. – Чем выше подъем, тем тяжелее падение. Не ищи того, что может быть тебе не по плечу.

– Милорд, я мало знаю нравы и обычаи мирской жизни! – воскликнул Аллейн. – Но я дерзнул бы спросить ваше мнение по этому поводу. Вы ведь знали моего отца и наш род: разве моя семья не пользовалась весом и не имела доброй славы?

– Вне всякого сомнения, да.

– И все же вы предупреждаете меня, чтобы моя любовь не посягала на девушку из более знатных кругов?

– Если бы Минстед принадлежал тебе, Аллейн, тогда другое дело, клянусь апостолом! Я не представляю себе ни одной семьи в наших краях, которая бы не гордилась тем, что вошел в нее ты – юноша столь древнего рода. Но пока сокман жив… Ха, клянусь душой, это шаги сэра Оливера, если я не ошибаюсь.

И действительно, за дверью раздались тяжелые шаги; дородный рыцарь распахнул ее и вошел.

– Ну, мой маленький кум, я зашел сообщить, что я живу над лавкой цирульника на улице Ла Тур и что в печи сидит пирог с олениной, а на столе приготовлены две фляги вина отличного качества. Клянусь святым Иаковом! Слепой по одному запаху найдет дорогу, надо только подставить лицо ветру, когда он потянет оттуда, и идти прямо на дивный аромат. Надевайте ваш плащ и пошли; сэр Уолтер Хьюетт, сэр Робер Брике и еще кое-кто уже ожидают нас.

– Нет, Оливер, я не могу быть с вами, мне нужно ехать сегодня в Монтобан.

– В Монтобан? Но я слышал, что ваш Отряд вместе с моими сорока винчестерцами должен прибыть в Дакс.

– Позаботьтесь о них, Оливер. Я поеду в Монтобан и возьму с собой только двух оруженосцев и двух лучников. А потом, когда я разыщу остальную часть моего Отряда, я поведу ее в Дакс. Мы выезжаем сегодня утром.

– Ну, тогда я вернусь к своему пирогу, – сказал сэр Оливер. – Мы, без сомнения, встретимся в Даксе, если только Принц не бросит меня в тюрьму – он очень на меня сердит.

– А почему же, Оливер?

– Почему? Да потому, что я послал вызов, перчатку и мое презрение сэру Джону Чандосу и сэру Уильяму Фелтону.

– Чандосу? Ради бога, Оливер, зачем вы это сделали?

– Оттого, что тот и другой меня оскорбили.

– Каким образом?

– Они обошли меня при выборе рыцарей, которые должны были на турнире сражаться за честь Англии. О вас самих, кузен, и Одлее я не говорю, вы в полной силе. Но что такое Уэйк, Перси и Бошан? Клянусь спасением души! Я уже ел из лагерного котла, когда они с ревом еще просили кашки. Разве можно принебречь человеком моего веса и крепости ради трех подростков только оттого, что они научились скрещивать копья на турнирах? Но, послушайте, кузен, я подумываю, не послать ли мне вызов и самому Принцу!