Великая мать любви - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 31

- В Париже живет наш хороший друг, писатель Джордж Максвэлл. Вы конечно слышали о нем? - Аргус кашлянул, сценически подчеркивая конец акта и желание сменить тему беседы. - Увы, нет. Я отстал от американской литературной жизни. Впрочем, и живя здесь, я ведь не принадлежал к классу интеллектуалов. Я общался с людьми моего класса: с получателями вэлфэра, с драг-аддиктс, с неудачниками всех мастей. С американскими писателями я не был знаком. - Я вежливо, но злорадно улыбнулся, проводя границу между Аргусом и его элитарными знакомствами и собой. Я не сказал свое любимое fuck you!, но подумал.

- По книге Максвэлла сделан фильм "Флаинг мэн". Неужели вы не видели?

Я смутно вспомнил, что слышал о существовании такого фильма.

- Фильм получился грубоватый, но книга - экселлент. Прочтите обязательно. Будете уходить, напомните, я вам найду адрес Максвэлла а Париже. Он купил себе bateau и живет на Сене. Я только забыл, у какого моста стоит его bateau...

- Это дорого, бато? - заинтересовался Никита. Он жил в палатке в Вермонте, бато было бы в его стиле, но не по карману, куда там... Он ничего не зарабатывал своим модернизмом. Время от времени его приглашали в университеты. Показать студентам русского писателя. Зная четыре языка, Пам, влюбленная в него, работала официанткой.

- Дорого, - разочаровал я его. - Дороже, чем купить квартиру. Анаис Нин жила в свое время на бато. По-французски еще называется "peniche". Вы были знакомы с Генри Миллером? - повернулся я к Аргусу. - Он ведь был ваш сосед. Жил где-то здесь.

Аргус чуть заметно поморщился, и мне стало ясно, что я совершил большую ошибку. - Нет, я не был с ним знаком. А вы конечно обожаете Генри Миллера? Никита говорил мне, что французские критики называют вас "Русским Генри Миллером"...

Теперь поморщился я. - Не критики, но журналисты. Рецензенты. Новорожденного писателя, как вы знаете, по необходимости, классифицируют. Лично я нахожу книги Миллера многословными и плохо организованными. Слюнопускание и напыщенный сентиментализм - другие его слабости. Однако в "Тропике Рака" есть великолепные страницы, и главное - у Миллера не миддл-классовое сознание, как у большинства американских писателей. - Что вы понимаете под миддл-классовым сознанием? - То, что в прежние времена понимали под буржуазным сознанием. Когда буржуа помещает себя в центре мира, нормы поведения своего класса принимает за незыблемые законы мироздания и навязывает их другим классам.

* Корабль, баржа (франц.).

- А кого вы помещаете в центре мира, молодой человек? - Не преувеличивайте мою молодость, плиз. Я помещаю в центре мира себя.

- И у вас, разумеется, не мидлл-классовое сознание? - У меня сознание человека, отбившегося от своего класса где-то в возрасте двадцати лет и с тех пор бродящего среди классов, поглядывая на них иронически.

- А кем вы были до двадцати лет, Эдуард? - Он впервые назвал меня по имени и избрал произношение на французский манер - Эдуард, а не Эдвард. Я тотчас почувствовал в этом- выборе руку интеллигента международного масштаба, а не грубияна, чья молодость прошла я ирландских барах. "Интелло" - называют эту группу людей во Франции. Напротив меня сидел профессиональный интеллократ.

- Я был рабочим. Строительным рабочим. Рабочим литейного цеха Грузчиком. До этого был вором.

- Как же вы успели совершить все эти подвиги к двадцати годам... ехидно вмешалась Найоми, вне всякого сомнения избравшая меня во враги. Она может быть подумала, что я вру. - Рано начал...

- Джеклондоновская биография... Хм... - Натан Аргус взвешивал, верить ли моей версии моей биографии или нет. Он посмотрел на Никиту. Никитино лицо не выражало сомнений. Мы познакомились лишь пару лет назад в Сан-Франциско, в Москве мы не были знакомы, однако посещали, как оказалось, один и тот же дом на Цветном бульваре. Он работал в "Литературной России", я же ходил в гости к приятелям карикатуристам в "Литературную Газету", помещавшуюся этажом выше. "Литературная Россия" была куда более провинциальной газетой, и разница в один этаж вовсе не соответствовала истинному различию в уровне газет. Хотя и та и другая, разумеется, располагались внутри границ советской прессы.

- Вам нравится Джек Лондон?- спросил Аргус, достаточно изучив лицо Никиты.

- Плохо помню. Читал в детстве. - Если Аргус собирается put те down*, отнеся меня вместе с Джек Лондоном в категорию писателей для юношества, а себя - в категорию серьезных писателей, решающих" серьезные мировые и философские проблемы, то это ему не удастся.

- Обычно личности, вышедшие из народа, глубоко враждебно относятся к интеллигентам.

Теперь я понял, куда он клонит. - Я уважаю интеллигентность, и очень сожалею порой, что мне самому не пришлось воспользоваться

* Унизить

в полной мере и в должное время сокровищницей знаний, накопленных человечеством, - начал я демагогически, - я лишь возражаю против многочисленных предрассудков интеллигентского класса. Они еще более непростительны, чем предрассудки любого другого. И я выступаю против стремления "интелло" доминировать общество. Узурпировать общественное мнение и всякий раз вещать от лица населения. То, что хорошо для профессора психиатра или писателя, живущих в шестом аррондисманте Парижа, вовсе не обязательно хорошо для фермера Бретани.

- Я с вами согласен, -, сказал Аргус, - это элементарно. - Элементарно, но я должен был вам это сказать, дабы вы знали с кем имеете дело. Мне не по душе литературный эстаблишмэнт, профессиональные интеллигенты. Но интеллигентность я очень и очень уважаю. - Получилось хорошо, гордо и убедительно. После такой декларации он был обязан слезть с меня. Я победоносно поглядел на Аргуса.

Он ждал еще чего-то. И вся компания ждала. Следовало добавить может быть конкретности в мою декларацию. Цифры, факты?

- Мы находимся с вами, вы и я, на противоположных полюсах чего? - он наморщил лоб, - фронта? Да-да, фронта. В Голливуде, куда судьба меня бросила в возрасте двадцати четырех лет я страдал и страдаю от неинтеллигентности людей, вдруг оказавшихся вокруг меня, и от. неинтеллигентности работы, которую мне приходилось и приходится, увы, выполнять.