Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид - Страница 57

Вашингтона, и поднесен в знак

величайшего уважения Его Величеству

императору Всероссийскому.

Американцы

* * *

Желудь был посажен Николаем Первым в 1842 году. После смерти Николая вокруг разросшегося дуба устанавливалась ежегодно летом золоченая корзинка с незабудками.

Знал ли об этом Герцен?

* * *

У девушки-официантки присловье: "мне дурно". Увидела знакомую:

- Зина, мне дурно, как ты сюда попала?

* * *

Биографическая справка в подстрочном примечании о графе Бурхарде Христофоре Минихе:

"В 1742 был сослан в Пелым, в 1761 возвращен оттуда. Умер 16 октября 1766 года". Эпически спокойно и бесстрастно.

* * *

"Катя".

Веселый приказчик у Осьминкиных. На вопрос покупателя:

- А что у вас ситный - на масле?

- Как же-с, как же-с, на невском масле.

* * *

...Может быть, это была просто награда за хорошую, прилежную работу. Весь день, с девяти до половины шестого, я сидел за столом, а к вечеру вышел пройтись. Было начало июля. Что-то дымное и чуть-чуть грустное в этом северном обманчивом закате...

Мускулы ныли. В голове звенело.

Зашел в Летний сад. И вот - чудо. Пруд. Лебедь плывет, а рядом бежит серебряный луч. Откуда он? А вот, оказывается, откуда: берегом, обнявшись, идут влюбленные, у нее в руке сумочка, а на сумочке серебряная пряжка или замочек, в который сильно и прямо бьет предзакатное солнце.

Это было первое чудо. Ему еще можно было дать объяснение. А там пошли чудеса чистой воды.

У памятника Суворову сел в трамвай. Стою на площадке. Трамвай поехал, поет, и у меня внутри все поет. И все, все, что я вижу, радует.

Вот чайка над водой. Чудо!

Вот молодой точильщик поставил ногу на ступеньку подъезда и завязывает тесемочки на кальсонах.

Может быть, это смешно (и наверно смешно!), но и это кажется мне чудом и вызывает восторг. И сейчас, когда вспоминаю эти тесемочки, - тот же восторг...

* * *

В Городской думе - в очереди за железнодорожными билетами:

- Вы не знаете, телефон-автомат здесь есть?

- Да. Есть. На лестнице.

Матрос с деревянным сундучком:

- Точно. Есть. Там, на трапе, на второй площадке.

* * *

В чайную у Кузнечного рынка пришли два паренька, ремесленники или молодые рабочие. Обдумали по меню обед, хотят взять пива или водки. Молодая еще официантка улыбнулась им и говорит:

- Возьмите, ребятки, лучше бутылку лимонада.

Парни переглянулись.

- Ну, ладно.

* * *

У П. работает "приходящей" некая Ирина Михайловна, пожилая, невысокая, полная, с чуть подкрашенным лицом и с глуповатыми глазами тетенька. Чай она пьет с "господами", а сама, оказывается, из бывших: муж ее был "художником-архитектором" и почему-то служил в Государственном банке, а по совместительству еще и в страховом обществе "Саламандра". Мне сказали, что на днях Ирина Михайловна видела во сне - Николая Второго. За чаем я просил ее рассказать.

- Ах, да, - сказала она, кокетливо смущаясь, - представьте, вижу входит ко мне государь. А я эти дни очень больная была. Температура, голова очень болела. Думала, что совсем уж конец... А он входит и говорит: "Вы, говорят, больны чем-то?" А сам - в мундире, с бородой, ну, одним словом, как его раньше на портретах изображали... Я ему говорю: "Садитесь..."

- Простите, а как же вы его величали, Ирина Михайловна?

- Да никак. Просто: садитесь, говорю.

Он на оттоманку сел и вынимает из обоих карманов пузыречки с лекарством.

Потом уж я не помню. Проснулась, и как рукой сняло. Выздоровела...

- А какое же лекарство вам государь дал?

- А лекарство, главное дело, было гомеопатическое. Как сейчас вижу крупиночки такие, шарики белые. Он мне сказал, сколько раз их принимать надо, только я не запомнила. Но - помогло. Все как рукой сняло.

* * *

В Москве на Садово-Кудринской, неподалеку от болгарского посольства ("Блгарска легация" - написано там на медной дощечке у подъезда) живет маленький, но очень умненький мальчик. Однажды он, возбужденный, возвращается с прогулки, бежит к матери:

- Мама, мама, ты знаешь, я болгарского посла видел!..

- Где?

- У посольства. Во дворе.

- А почему ты думаешь, что это посол?

- А он как генерал. Весь в золоте и даже на шапке золото.

- А что он делал?

- Он ковер трусил.

* * *

Как небось страшно для современного молодого читателя звучит у Чехова:

"Дедушка ел ужасно много... и холодный пирог, оставшийся с воскресенья, и людскую солонину"...

* * *

К нам, в редакцию "Дружных ребят", пришло письмо из провинции. Читатели, два мальчика, спрашивают, правда ли, что тем, кто соберет и пошлет в Москву тысячу спичечных этикеток, - вышлют в обмен мотороллер или щенка-боксера? И я вспомнил собственное далекое детство, когда какая-то бонна внушила нам с Васей, что если собрать сто почтовых марок и послать их в Китай - оттуда пришлют фарфоровый чайный сервиз или живого китайчонка. Помню, как просиживали мы над плюшевыми альбомами, с трудом отклеивая марки с папиных и маминых старых открыток. И вспомнил еще почему-то китайчонка-жонглера, забредшего к нам на кухню. Мелькание синеватых ножей под потолком. Серая холодная котлета в грязных пальцах.

Рассказ "Живой китайчонок, или Сто почтовых марок".

* * *

Старуха гостья уходит раньше других, идет пешком из Замоскворечья в Сокольники. Объясняет:

- Мне просто необходимо движение. А то ведь я - аннулируюсь.

* * *

На Зацепском рынке. Дама с умывальным кувшином:

- Кому маринованные огурчики?! Оригинальные огурчики - с хренком, с чесночком...

* * *

Человек продает велосипед - английский "Ролс".

Кто-то скептически:

- На нем до угла доедешь и - стоп.

Продавец:

- Мне кажется, у человека глаза есть, и голова есть, и ноги есть. Можно сесть и...

- А у тебя язык есть.

- Да. И язык есть, и велосипед, слава богу, есть. И есть жена и двое детей...

Глупо, но почему-то смешно.

* * *

Он же. Расхваливая машину:

- Посмотри покрышки! Наша, советская резина и то пять лет ходит. А это - "континенталь".

Кто-то:

- Зачем же ты опошляешь советское?

Продавец (слегка испуганно):

- Почему опошляю? Я не опошляю (и начинает доказывать "на примере", что костюм, который он носит, сшитый из советского бостона, все-таки хуже английского).

Оппонент (мрачно, не слушая):

- А ты не опошляй.

* * *

Восьмого августа, пасмурным утром сидел у открытого окна, работал. Подошел со своим плоским серым ящиком стекольщик, молодой горбоносый мужик, не заглядывая в комнату, постучал осторожно по стеклу, сказал:

- Эй, хозяева, сентябрь подходит.

И стало грустно от одних слов этих.

* * *

Два мальчика лет по восьми сидят на крылечке в московском переулке, разглядывают новые задачники.

- Смотри, как складно, - говорит один. - Двойка. Тройка. И пятерка.

И зачастили:

Двойка, тройка и пятерка.

Двойка, тройка и пятерка.

Двойка, тройка и пятерка...

* * *

Сентябрь. Переделкино. "Дом творчества".

Очень красивый, очень молодой и очень интеллигентный человек на костылях (ниже колена нет левой ноги, потерял на фронте). Весь день лихорадочно возбужден, много и приподнято говорит, но за всем этим чувствуется большой душевный надрыв.

Уезжает из Дома какая-то молодая польская писательница или журналистка. В послеобеденный час долго и шумно прощается со всеми в круглой столовой-ротонде. Особенно долго и особенно горячо жмет и трясет руку молодому инвалиду (очень изящно, картинно стоящему перед ней на своих грубых солдатских костылях).

- Я желять вам самого хорошего. И не бывать такой грюстный.

- Да что вы!

- Да, да.

- Я - грустен? Что вы! Полноте. Я... я весел, как... арлекин.