Всегда вчерашнее завтра - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 63

– Эти документы принадлежат России! – патетически воскликнул Иевлев. – Вы обязаны передать их нам.

Дронго молчал.

– В таком случае вы можете заплатить ту же сумму и забрать документы себе, – резонно заметил Савельев. – Никаких других предложений нет? Два миллиона – два!

– Не говорите глупостей! У нас нет таких денег! – теряя терпение, закричал Иевлев.

На них начали оборачиваться посетители казино.

– У вас еще одна секунда, – презрительно сказал Савельев.

Он не любил неудачников. Иевлев открыл рот, закрыл. И ничего больше не сказал.

– Два миллиона – три! – негромко вымолвил Савельев.

Именно в тот момент, когда он произнес слово «три», и раздались выстрелы.

Фрезер упал с простреленной головой. Неизвестный убийца перевел пистолет на подполковника российской разведки. Тот хотел броситься на пол, но выстрел уже прозвучал, и пуля задела плечо. Иевлев упал и застонал от сильной боли. Стрелявший молодой человек поднял пистолет, целясь в Савельева, когда подскочивший Семенов выстрелил ему в спину и отбросил от себя покачнувшегося человека.

Нападавший упал на стол. Послышались крики, началась паника. Савельев стоял, закусив от бешенства губу. Семенов повернулся, чтобы бежать, но полицейские уже перекрывали выход. Он выстрелил в одного из них, пытаясь воспользоваться суматохой и выбраться из зала. Но по нему со всех сторон открыли огонь охранники казино и полицейские. Он упал, сраженный сразу несколькими пулями.

Савельев, сделав несколько шагов, усилием воли сдержался, чтобы не наклониться к своему бывшему напарнику.

Дронго подошел ближе. Бледный Савельев молча смотрел на него. Дронго наклонился над убитым террористом, пошарил у него в карманах. Паспорт на имя Дитера Хоффе, немного денег. Ничего необычного. В кармане пиджака лежал билет. Дронго уже схватили, но он все же успел бросить билет Савельеву и крикнуть по-русски:

– Посмотрите дату, дату и время! Скажите мне дату!

Савельев, поняв, что происходит нечто необычное, быстро сориентировался.

– Он прилетел из Берлина вчера утром! – крикнул он Дронго. – Утренним рейсом!

– Я знаю, кто его послал! Это он был в Ницце! Я его узнал, – крикнул Дронго, глядя на Савельева уже сквозь заслон людей. – Встретимся завтра, и я вам все объясню.

А потом его увели.

Глава 40

Его держали в полиции не очень долго. Десятки свидетелей видели, как в них стрелял неизвестный. И еще десятки видели, как были убиты неизвестный и застреливший его Семенов. У Дронго не было оружия, все документы оказались в порядке. Вечером этого же дня его выпустили из полиции, приказав покинуть Монако в двадцать четыре часа.

Он вернулся в «Эрмитаж». Документы находились теперь в камере хранения парижского вокзала «Монпарнас». В них заключалось все: горе и радость, страх и подлость, измена и предательство. В этих чемоданах находился горючий материал, способный взорвать Литву, опрокинуть стабильность в маленьком прибалтийском государстве, граждане которого так хотели наконец обрести свою независимость.

«Почему я отказываю в праве на независимость этому маленькому народу? Почему я должен решать за них, как им жить, что им делать, в каком государстве находиться? – думал Дронго, сидя в кресле. – И как мне поступить в таком случае? Господи, почему именно я должен сделать этот нелегкий выбор? Отдать документы литовцам? Но тогда разразится грандиозный скандал на весь мир. Выяснится, что очень многие известные политические деятели маленькой страны – бывшие агенты КГБ, „стукачи“ и информаторы. У них полетит правительство, парламент, все выступят против всех. Родятся злоба и ненависть. И еще неизвестно, кому в руки попадут эти документы. Если такому, как Хургинас, он добьет своих политических противников, сотрет их в порошок. Если такому, как Стасюлявичюс, тот просто предаст их гласности и опозорит своих политических оппонентов на весь мир. Но вместе с ними он автоматически сметет и весь правящий класс своей республики. Ибо, получив подобные сведения, простой человек разуверится во всех политиках, откажется от собственных кумиров и выстраданных идеалов.

Отдать в Службу внешней разведки России? Все-таки это документы бывшего КГБ. И Россия стала правопреемницей Советского Союза. А Служба внешней разведки – это бывшее Первое главное управление КГБ СССР. Значит, это их документы. Логичнее всего отдать документы именно им, возвратить их первоначальному владельцу. И тогда десятки и сотни людей в маленькой республике услышат телефонные звонки и предложения неизвестных резидентов, требующих возобновить сотрудничество. Такова цена этих документов. Цена жизни многих людей.

Но это может приблизить воплощение той мечты о единственной стране, в которую я все еще хочу верить, – убеждал он себя. – Но почему тогда я никак не решаюсь позвонить в Москву? Почему? Ведь я так мечтал о единственной стране, я проплакал всю ночь, когда узнал о крушении Советского Союза, который я защищал и ради которого проливал свою кровь. Почему тогда я не отдаю документы в Москву?»

Дронго вспомнил разговор, состоявшийся у него перед приездом во Францию, с известным писателем, который к тому же был не менее известным общественным деятелем, председателем Комитета по культуре парламента республики. Дронго мрачно доказывал ему, что не представляет перспектив развития, кроме как посредством слияния в единую страну. Не видит никаких шансов на выживание Грузии, не имеющей ничего и никого вокруг, единственный шанс которой – в дружбе с Азербайджаном, а вернее, с бакинской нефтью. Еще существовала Армения, оказавшаяся в кольце не очень благожелательно настроенных соседей, чьим единственным гарантом самого существования нации выступала Россия. Азербайджан, раздираемый на части национальными и региональными проблемами, клановыми и племенными предрассудками, не способный справиться с внешними и внутренними проблемами. Он считал единственными гарантами относительной стабильности в регионе лидеров этих государств, после ухода которых никакие проблемы уже невозможно будет просчитывать логическим путем естественного развития.

Он не находил перспектив развития у Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Туркмении, где правящие падишахи обреченно понимали, что после их смерти все пойдет прахом, а новые президенты-падишахи переименуют улицы и площади, названные в честь лидеров. Но до того, как новые владыки придут к власти, в этих республиках прольется кровь, реки, моря крови. Дронго был аналитик, и беспощадный анализ указывал на почти неизбежные кровавые гражданские войны и междуусобные раздоры в этих республиках. Он боялся будущего. Он не верил в СНГ. Он не верил в новые демократии. Единственным шансом на спасение он считал собранную из отдельных республик единую страну, гарантировавшую каждому право на жизнь.

Но писатель с ним не соглашался. Он говорил о свободе как высшем благе для любого народа. Рассказывал об обретении независимости как выстраданной долгожданной мечте миллионов людей. Объяснял, что не имеет права занимать капитулянтские позиции как гражданин и писатель. Он, безусловно, по-своему прав. Но только по-своему. Ибо видел мир и свой народ исключительно со своей высоты, с позиции писателя, любящего свою родину. А Дронго, по-прежнему упрямо считавший, что родиной миллионов людей была единая страна, канувшая в Лету, не соглашался с оптимистическими прогнозами на будущее, просчитывая варианты грядущих страшных потрясений, которые обещали взорвать весь мир.

Но он не имел права решать за целый народ. Он вспомнил горькие слова Стасюлявичюса о будущем собственной страны. И три запомнившихся слова – «всегда вчерашнее завтра».

Дронго вздохнул. Это был первый и единственный случай в его жизни, когда он не знал, как поступить. Не мог решить, что отвечает высшим канонам справедливости. Вернуть документы в республику, взорвать там мир и согласие, помочь гражданам Литвы пройти через боль и очищение к правде. Или отдать документы в Москву, помогая российским спецслужбам и стоявшим за ними проимперским силам снова закабалить маленькую страну, создавая то единое и могучее государство, о кончине которого он всегда искренне сожалел.