Пастырь Вселенной - Абеляшев Дмитрий - Страница 56

Тропический лес планеты в целом весьма походил на земные дебри, но несколько мелких неземных штрихов заставляли его смотреться очень инопланетно. Кроме исполинских цветов самых разнообразных форм и расцветок удивительными были сами листья. И хотя взрослые листочки имели вполне зеленый цвет и могли бы для непосвященного сойти за выросшие на нашей планете, молодая, свежая листва, вылезая из лопающихся почек, была изумительных оттенков фиолетового или синего цвета, и лишь через несколько дней сквозь небесно-голубую, а затем бирюзовую, к концу первой недели своей жизни, окраску приходила к привычному зеленному цвету. А вот желтых, а тем паче красных листьев на Силлуре не было, и Владимиру стало понятным изумленное восхищение Лайны перед червонного золота земным листопадом, не оставляющим равнодушными даже привычных к нему с детства людей. Здешняя же листва синего, голубого, фиолетового — у новорожденных листочков или густо-зеленого — у листьев зрелых с цвета, казалось, вообще не погибала своей смертью. Лес просто кишмя кишел маленькими и большими существами, с утра до ночи хрустевшими сочными побегами и в награду обильно удобрявшими почву под теми деревьями, которые ими обгладывались.

Силлур мог бы стать раем для собирателей коллекции бабочек — энтомологу, попавшему на планету, грозило настоящее помешательство — можно было «не снести восхищения», по любимому Лайной Пушкину, от изысканных форм бабочек, грациозно порхающих с цветка на цветок. Эти неземные красавицы были под стать опыляемым ими растениям — похоже, на Силлуре бабочки считали дурным тоном иметь крылья размером меньше ладони, некоторые же были габаритами с добрую чайку и летали высоко над лесом, с тонким, пронзительным свистом предаваясь любовным утехам и падая порою, сцепившись в объятиях страсти, на плодородную почву. Владимир с Леей не пользовались их беспомощным состоянием — ведь они и сами были влюблены не меньше этих аппетитно упитанных бабочек, к слову, весьма приятных на вкус — бабочки напоминали земных креветок или крабов, но были нежнее и как-то слаще. Их гусеницы, в кулинарном смысле, также представляли собой изысканный деликатес и обитали на верхушках деревьев, а потому добыть их было не так-то просто даже с помощью лазерного пистолета — хотя зрелая личинка весила не менее полкило, она так ловко сливалась с растительностью, что обычно разглядеть ее не представлялось возможным. Володе в голову пришла интересная идея разводить этих гусениц в неволе, тем более что заполучить беременную самку было совсем нетрудно, просто пока у Владимира как-то до этого руки не доходили.

Тем более что пищи было в избытке — для пещерных людей, вооруженных лазерным пистолетом на солнечных батареях, жизнь казалась почти что райской. Были тут и хищные звери, но все какие-то несерьезные, не то что земные тигры и даже волки. Многие из травоядных также могли бы за себя постоять, охоться на них Владимир при помощи своего, оставленного на Земле, боевого молота, но всем им было нечего противопоставить лазерному оружию. Лея рассказала Владимиру, что Силлур потратил массу усилий для избавления в незапамятные времена своей планеты от сквирлов, раньше стоявших на вершине пищевой пирамиды и бывших настоящей чумой здешних мест. Война между древними силлурианами и сквирлами продолжалась много сотен лет, и лишь прорыв в науке позволил здешним людям утвердиться в своем господстве над планетой. Теперь же сквирлов разводили и дрессировали только в специальных центрах, расположенных на вспомогательных планетах Республики Силлур. Простые граждане могли приобрести себе только стерилизованного сквирла, снабженного специальным радиомаячком, чтобы в случае выхода из-под контроля и побега его можно было своевременно обнаружить и уничтожить.

Лея, как разведчик, великолепно знала как историю Силлура, так и нынешнее устройство враждебной Анданору республики. Владимир узнал, что Силлур состоял из четырех столичных и нескольких десятков вспомогательных, или хозяйственных, планет. Каждая из столичных планет носила имя Силлур и имела усилиями колонистов почти идентичную флору и фауну. Родиной же цивилизации была как раз эта планета, давшая теперь приют Лее и Владимиру, именно тут в незапамятные времена люди ценой миллионов жизней одолели-таки древних, организованных по принципу муравейника сквирлов, разводивших в самые страшные, первобытные времена силлуриан себе в пищу, как земные муравьи делают с тлями или грибками. Другие три столичные планеты, а также большинство вспомогательных были колонизированы позже, но все равно — много тысячелетий назад. Все промышленное и военное производство республики, а также добыча и переработка руд велась специалистами на хозяйственных планетах. На Силлуре никогда не было рабства; девизом республики было слово «свобода», хотя на вредных производствах работало множество представителей менее развитых рас, дружественных с Силлуром. Плата за труд была столь щедрой, что желающие обыкновенно проходили суровый отбор и считали за счастье сотрудничество с республикой.

На Анданоре же, к слову, не гнушались использовать труд рабов, и Лея горячо отстаивала в спорах с Владимиром правильность и честность такого подхода, так что Володя порой называл Лею фашисткой за ее излишне прямой, резкий и лишенный всякой сентиментальности подход к жизни. Она, к примеру, искренне не могла понять, что плохого делали гитлеровцы, утилизируя волосы убиваемых ими в концлагерях женщин и вытаскивая золотые коронки изо рта уничтожаемых евреев. «Разве хорошо это, чтобы добро пропадало?» — пожимала плечами девушка. На Анданоре считалось естественным в случае голода использовать в пищу мясо рабов; и хотя подобного не происходило уже несколько столетий, никто не сомневался, что, если будет нужда, рука у мясников не дрогнет. С другой стороны, Владимир был немало удивлен, когда на вопрос, сколько же у Леи было рабов, та ответила, что нисколько. Но если они вновь появились бы на ее родине, заявила девушка, она с удовольствием купила бы для себя штуки три. Дело в том, что, по словам Леи, с Землей обошлись еще достаточно мягко, поскольку ей придали статус покоренной планеты, а не планеты, побежденной в войне, — столь малой кровью удалось провести ее захват.

Так за беседами на всевозможные темы незаметно уходили дни за днями. Сутки на Силлуре составляли всего 16 земных часов, и хотя у Володи, кроме несложной охоты да бесед с Леей, не было никаких дел, ему все равно казалось, что время летит невообразимо стремительно. Владимир научился профессионально разделывать убитых им зверей, мех большинства из которых по непонятной для Володи причине был нежно-розового цвета. Жизнь у Леи и Владимира налаживалась с каждым днем. Шкуры убитых зверей покрыли собой уже весь пол их пещеры и большую часть стен. Добычи было много, лазерный пистолет стрелял беззвучно и наверняка голубоватое, но вместе с тем жаркое солнце Силлура идеально подходило для перезарядки батарей, на которых работал ручной лазер. И хотя лазерный пистолет не обладал убойной силою плазмомета, зато он мог использоваться практически вечно. Пока один комплект аккумуляторов перезаряжался на раскаленном от солнца белом камне у самого входа в пещеру, а Лея готовила вчерашнюю добычу Владимира, тот охотился невдалеке от жилища, выбирая цель не покрупнее, как раньше, а поменьше.

Связано это было с тем, что нашим героям уже неоднократно приходилось выбрасывать недоеденные остатки подстреленного накануне существа, обладавшего зеленой щетинистой шкурой, прищуренными свинячьими глазками и гибким рыльцем с хватательной подушечкой на конце — Владимир назвал его кабанчиком, — когда через день от его туши, несмотря на прохладу пещеры, начинал идти уже вовсе не аппетитный аромат, сколько ее ни разжаривай. «Вот что значит жить без холодильника», — шутила Лея, по-военному привычная к походному житью-бытью и не делавшая проблем из мелких бытовых неурядиц. Володю уже начинали мучить угрызения совести — ему казалось, что если ты уж кого-нибудь подстрелил, то надо постараться и съесть его целиком, иначе, на его взгляд, выходило как-то неправильно по отношению к добыче. Лея называла подобные соображения мужа сентиментальной чушью, плодами земного романтического воспитания и посмеивалась над ними.