Записки президента - Ельцин Борис Николаевич - Страница 45

Для японцев, воспитанных на уважении к ритуалу, на приличиях, на этикете, на уважении к прошлому такой жест со стороны России очень важен.

Я счёл необходимым сделать этот жест, извиниться. В данном случае неважно, что Япония поддерживала агрессора в той войне.

И вот изменилась сама атмосфера наших встреч. Сама тональность, направленность диалога. Удалось сломать схему торга: мы — вам, вы — нам, которая мне казалась неприемлемой с самого начала. Мы вступили на путь взаимовыгодного экономического сотрудничества, имея в виду долгосрочную цель: решить столь острую и болезненную для японской стороны проблему «северных территорий».

Проколы протокола

Вообще у нас в России очень не любят выполнять всякие правила, законы, инструкции, указания, в общем, соблюдать какой-то заранее установленный регламент. Непунктуальный мы народ, и регламент для нас — острый нож.

Часто спрашивают: смущали ли меня вот эти протокольные тонкости — куда ступить, где остановиться, и как я со всем этим справлялся?

Естественно, поначалу далеко не всегда я чувствовал себя уверенно. Не до таких уж мелочей протокол продуман: встать справа или слева, делать шаг вперёд или у самого флага остановиться, повернуть ли лицо, наклонить ли голову. Тут я сам, присмотревшись к окружающим, пытался уловить, как именно надо поступить.

Сегодня у меня уже есть уверенность, что, где и как надо делать. Привык. Вот в разговорах, беседах эмоциональность иногда подводит. Я слишком активно веду переговоры. Количество вопросов, которые мы обсуждаем с собеседником, как правило, с обеих сторон примерно одинаково. И важно следить, чтобы не получилось, что ты говоришь больше, чем собеседник. А то может так случиться, что переговоры заканчиваются, а оппонент ещё не успел и слова сказать. Вот за этим приходится следить и себя сдерживать.

В каждый свой официальный или рабочий визит я закладываю жёсткий график, и даже если визит длится три дня, то программа его перегружена. Насколько я знаю, раньше советские делегации устраивали перерывы в официальных мероприятиях — два часа. У меня перерыв между очередными пунктами программы максимум 5 — 10 минут, и вперёд, на следующую встречу. И вот получается, что с самого раннего утра крутишься, приезжаешь к себе в резиденцию в полночь.

И тем не менее ко всем этим вещам надо относиться серьёзно. Протокол, а по-старинному церемониал, — вещь очень древняя. Много сот лет этим правилам, порой даже нигде не писанным. Это какой-то воздух дипломатии, её атмосфера. И если хочешь добиться успеха, приходится не только проявлять индивидуальность, но и обуздывать её во имя протокола.

Сначала профессионального протоколиста у меня не было. Это приводило к многочисленным ляпам. Мы опаздывали или приезжали раньше, я вставал не туда, не с той стороны, где-то оказывался не вовремя, в общем, случались неловкие и не очень приятные для меня ситуации.

Теперь все проще. Если беседа затягивается, входит шеф протокола Владимир Шевченко и говорит: «Господа, прошу извинить, время истекло». Нормально.

Владимир Николаевич работал с Горбачёвым. Он готовил ему несколько десятков визитов, и опыт у него колоссальный. Я его запомнил ещё с тех времён, когда у нас с Михаилом Сергеевичем проходили официальные и неофициальные встречи. Шевченко я сразу выделил в горбачевской команде. Импонировали его мягкость, доброжелательность, ненавязчивость. Когда состоялся наш прощальный разговор с Горбачёвым, Шевченко сообщил своим сотрудникам об увольнении. Он вместе со своими ребятами приготовился собирать вещички. Но не успел. Я встретился с ним и пригласил работать со мной. Он был несколько смущён, сказал: как же, я ведь с Горбачёвым работал. Я ответил, что это хорошо, у вас есть опыт, именно это мне и надо.

Я знаю, что Шевченко «коллекционирует» подготовленные им визиты. Теперь их у него набралось больше полусотни. Со мной у него дело пошло быстрее. Обычно в одну поездку я пытаюсь объединить сразу два-три официальных визита: Лондон — Будапешт, Вашингтон — Оттава, Варшава — Прага — Братислава и т. д.

Что касается сувениров. Сувениры во время визитов — вещь символическая, как правило, они представляют лишь культурную ценность. В основном, это изделия наших народных промыслов. Но мы стараемся подобрать их не просто со вкусом, не просто вручить интересную авторскую работу, но и учесть личность, характер, интересы человека, для которого предназначен подарок. Ведь это хотя и протокольный, но все-таки подарок! Джордж Буш — морской авиатор. Ему подарили костяные кораблики — небольшие, изящные резные игрушечные модели. Андреотти — шахматист, ему вручили от нас в подарок гжельские шахматы. Гельмуту Колю подарили наши горные минералы, поскольку я знал, что он увлекается камнями.

Меня провожает в поездку и встречает значительно меньше людей, чем это водилось прежде. Меня всегда коробило, когда при проводах и встречах в аэропорт съезжались все кандидаты и члены Политбюро и ещё масса народу. Работать надо, а они во Внуково тащатся. Сейчас я прошу приехать в аэропорт лишь тех, с кем мне необходимо обсудить перед отлётом дела, не терпящие отлагательства.

Наверное, самый запомнившийся мне по торжественности, как бы раньше сказали, пышности — визит к английской королеве в Букингемский дворец. Сама королева Елизавета II произвела на нас неизгладимое впечатление. Поразительная естественность, женственность, простота и изящество одновременно. С ней было уютно и легко, и в то же время я и Наина ни на миг не забывали, что мы в гостях у королевы Великобритании.

Этот визит уже и назвать нельзя скучным словом «протокол».

И, конечно, мне запомнился визит в Южную Корею. Пожалуй, впервые я в полной мере ощутил, что такое восточная изысканность. Что такое восточные краски, эта мягкая, неуловимая эстетика…

Мне кажется, что больше выходить в свет надо и Наине Иосифовне. Она, на мой взгляд, держится просто, естественно, по-женски мягко и спокойно и этим подкупает. Нет у неё безумной страсти к нарядам, а выглядит всегда замечательно, причём занимается своим внешним видом сама, без помощников.

Настоящее женское движение, связанное с благотворительностью, с заботой о детстве, с феминизмом в его хорошем значении, у нас ещё только в зародыше. Все эти проблемы очень интересуют Наину Иосифовну, и «первая леди», видимо, много сидеть дома не должна.

Когда мы вместе с Наиной совершаем официальные зарубежные визиты, я, хотя и нет у меня времени, все-таки краем глаза наблюдаю, как там жена. И искренне рад, насколько она органично вписалась вроде бы в чуждый для неё мир официальной политики, протокола.

Наина не изображает из себя политического деятеля, никогда не вмешивается в политику и никогда не даёт мне политических советов. Её программа за рубежом связана с проблемами семьи, материнства, детства — с тем, что ей сейчас ближе всего. Она интуитивно уловила, какой ей надо быть и какой быть не надо. Она остаётся сама собой, и это мне очень импонирует.

И ещё она крайне добросовестно относится к протоколу: никогда и нигде ни на секунду не опаздывает. Я, честно говоря, прежде даже не ожидал, насколько естественно способна она вести себя в самых сложных обстоятельствах. Попав в музей, она спокойно признается: вот этого художника я вижу в первый раз, этого знаю, он мне нравится, об этом только слышала, а вот это моя любимая картина. И те комплименты, которые мне говорили в её адрес, прежде всего и сводились к тому, что она удивительно естественный человек, который не боится быть самим собой. Искренне она восхищается тем, что её восхищает, искренне негодует, если речь зашла о каком-то неприглядном поступке. И эта искренность приятна людям, которые её принимают, она помогает легко находить общий язык.

За границей у меня нет возможности для больших, неторопливых, как в России, встреч с простыми людьми, для разговора о их быте, заботах, проблемах. Получилось так, что эту информацию собирает для меня жена. У неё очень зоркий женский глаз, она подмечает тысячи мелочей, мимо которых прошёл бы мужчина. Именно она мне порой и рассказывает интереснее специалистов о своих ощущениях от той или иной страны, где мы побывали. И моё собственное представление о проблемах, которые мы там решали, становится объёмным, я вдруг начинаю понимать, о чем мы не договорили, что упустили, что недоработали. То есть и в этих, вроде бы сугубо торжественных, изолированных от нормальной жизни поездках жена мне реально помогает. А дома она спокойно возвращается к своим обычным домашним обязанностям.