Сборник бихевиорационализма - Елизаров Роман - Страница 25

25

180.

Я приведу следующий образ: есть потерпевший крушение корабль. Люди оказались в море. Некоторые держатся на плаву, некоторые получили места в лодках, некоторые, не умея плавать, идут ко дну. Человека, выносящего суждение я сравниваю с тем, кто не получил места в лодке, но и не идет ко дну, а держится на плаву. Те же, кто имеют одно лишь восприятие идут камнем на дно и тянут этого человека за собой. Те же кто способен мыслить инструктивно, экспериментировать пытаются втащить этого человека в лодку. Я надеюсь втащить рационалистов к себе в лодку и радостно пожать им руки.

181.

Повторю, что эта концепция вступает в конфликт с концепцией азиатов, напоминающих мне утопленников, соблазняющих философов подобно сиренам:

Высшая добродетель подобна воде.Вода дарит благо всей тьме существ, но не ради заслуг.Жить в покое, вдали отдел – вот то, чего избегают люди,но только так и можно приблизиться к истинному Пути (1).В покое Земля обретает величие,сердца делаются бездонными,а человеколюбие – истинным,суждения обретают силу и точность.В покое научаешься руководствоваться в жизни главным,и дела заканчиваются успешно,а изменения происходят всегда вовремя.Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех (2),может освободиться от ошибок.Если всем сердцем устремиться к одному,можно ли освободиться от утрат?Непрестанно размягчая чувства и делая податливым дух,можно ли стать подобным новорожденному?Отвергая все, что нельзя воспринять обычным путем,можно ли освободиться от ущербности?Любить людей и управлять государством,можно ли здесь обойтись без познаний?Небесные врата то открываются то закрываются (1),может ли это происходить без участия женского начала? (2)Узреть все возможные тайны мира,можно ли этого достичь, освободившись от дел?Порождает и вскармливает все существа…Порождает, но не обладает,действует но не надеется на других,превосходит все, но не стремится главенствовать.Вот что значит удивительная сила Дэ (3).

Цзи Синцзы тренировал бойцового петуха для чжоуского царя Сюаньвана. Через десять дней [царь] спросил:

– Готов ли петух к бою?

– Еще нет. Пока самонадеян, попусту кичится.

Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.

– Пока нет. Еще бросается на [каждую] тень, откликается на [каждый] звук.

Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.

– Пока нет. Взгляд еще полон ненависти, сила бьет через край.

Через десять дней [царь] снова задал [тот же] вопрос.

– Почти [готов]. Не встревожится, пусть даже услышит [другого] петуха.

Взгляни на него – будто вырезан из дерева. Полнота его свойств совершенна.

На его вызов не посмеет откликнуться ни один петух – повернется и сбежит.

Дядя Дракона сказал Вэнь Чжи:

– Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?

– Повинуюсь приказу, – ответил Вэнь Чжи. – Но сначала расскажи о признаках

твоей болезни.

– Хвалу в своей общине не считаю славой, хулу в царстве не считаю позором;

приобретая, не радуюсь, теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на

смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и

на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на

постоялом дворе; наблюдаю за своей общиной, будто за царствами Жун и Мань.

[Меня] не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не

изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать

ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю,

общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать

слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?

Вэнь Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.

– Ах! – воскликнул он. – Я вижу твое сердце. [Его] место, целый цунь,

пусто, почти [как у] мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий,

седьмое же закупорено. Возможно, поэтому [ты] и считаешь мудрость болезнью?

Но этого моим ничтожным искусством не излечить!

182.

Итак: «узреть все возможные тайны мира, можно ли этого достичь, освободившись от дел?» Восточные, азиатские учения наносят сокрушительный удар по деятельному отношению к действительности. Философствующая Европа в лице Локка пытается обнаружить продуктивность подобного отношения к действительности, считая, что знание всецело происходит из восприятия. Бездеятельное отношение к объекту перерастает в специфическое знание о нем. Таким образом «недеяние», являющееся для азиатов «мудростью» становится творческим. Этот факт «творческого недеяния» можно считать сублимационным. В самом деле родоначальник английского эмпиризма Локк – Петрарка от философии.

183.

Я, однако, полагаю, что более прав Кант с его представлением о том, что врожденные идеи есть. Однако Кант – пуглив. Замечая в себе суждение ранее восприятия он тотчас утверждает, что это суждение должно рассматриваться только в контексте восприятия, быть действительным. Кант словно бы стремится избавиться от этой своей априорной способности и торопится раствориться в действительности как какой-нибудь индус. В этом смысле Гегель был намного отважнее, принадлежа всецело логике, способности к логическому мышлению как самодостаточной способности. Кант пугался того, что называл «разумом», Гегель бравировал им.

184.

Долгое время господствующей была иудео-христианская концепция мира как творения Бога. Поскольку же мы также в некотором роде творцы, постольку мы могли познавать Бога и мир. При этом познании не нужна была чувственность, а довольно рефлексии собственных творческих навыков – не знаю, впрочем, такова ли была концепция познания в средневековье. Конец этой концепции положил Кант выдвинув концепцию мира как «вещи в себе», которая дана в явлении. Мир непознаваем интуитивно и способен только восприниматься, он «вещь в себе», а не творение, поэтому творческие навыки человека не могут прояснить его картины мира. В иудео-христианской традиции дело обстоит далеко не так. Иудео-христианский подход к вещи «как сделано?» К явлению кантового мира этот вопрос неправомерен.

185.

Канта обычно удивительно недопонимают полагая, что он ввел представление о неразрывной связи объекта и субъекта, утверждая, якобы вслед за ним, что «нет объекта без субъекта и нет субъекта без объекта». Но это же есть и в программировании, когда отношение объекта и субъекта инструктивно. Кант в действительности разорвал эту однозначную S-O функциональную зависимость преувеличив значение мира как явления, данного в восприятии, а не творения или хотя бы того робкого первоначального шага на пути к творчеству как эксперимент. Человек как творец (и маленький человек как экспериментатор) чувствует себя в подлинной системе Канта неуютно, он экзистенционально заброшен и его существование предшествует сущности, ибо его сущность – сущность творца более не проецируется на мир, который представляется не как творение, а как вещь в себе. Навыки инструктивного поведения оказываются никчемными и человек оказывается отброшен к пассивному созерцанию. Кант, впрочем, облегчает этот переход своей схемой чистого разума, которую также можно назвать схемой восприятия.