Сталин. Путь к власти - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 55

В защите позиций большевиков он был резок, то обрушивал на своего оппонента язвительные слова и обидные сравнения, то открыто обвинял его в глупости, трусости или лживости. В одной из своих полемических статей Сталин перечислил по порядку восемь утверждений своего оппонента, сопровождая каждое из них словами: «ложь первая», «ложь вторая» и т. д. и резкой отповедью автору. Изложив «восьмую ложь» и ее опровержение, Сталин замечал: «Я уже не касаюсь мелкой лжи, которой так щедро приправил автор свою брошюру».

До конца жизни он сохранил верность «разносному» стилю полемики. Утверждения, что его оппонент «ничего не понял», «ничего не смыслит», «несет околесицу» и подобные, пестрят на страницах ранних сталинских работ. Слова «горе-марксисты», а также «горе-ученые», «горе-специалисты» и т. д. и другие насмешливые слова постоянно встречаются в его выступлениях. Нередко резкие обвинения оппонента начинались с указания на искажения им марксистской теории, а завершались объявлением его чуть ли не сознательным пособником классового врага.

Выяснение истины с помощью обращения к авторитету ведущих теоретиков, язвительные насмешки, резкие, а порой и оскорбительные нападки на оппонента, унижающие его достоинство, преувеличенные обвинения в его адрес были типичны для идейно-политических споров того времени. К подобным приемам в полемике постоянно прибегал и Ленин, и его идейные противники. В своей работе «Наши политические задачи» Троцкий, который на II съезде РСДРП занял антиленинскую позицию, обвинял вождя большевиков в извращении марксизма, в искажении диалектического метода марксизма: «Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет, это… половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!»

Разумеется, социал-демократы не гнушались использовать обидные слова и суровые обвинения в ходе полемики. Пожалуй, они даже уступали в этом отношении членам других политических партий. Достаточно сослаться на примеры, приведенные Вадимом Кожиновым: в Государственной думе 1914 года в ходе возникшей между депутатами полемики представитель от кадетов профессор П.Н. Милюков называл своего коллегу Н.П. Шубинского «мерзавцем» и «негодяем», на что этот депутат-октябрист ответил: «Плюю на мерзавца!» Милюкова поддержал трудовик А.Ф. Керенский, назвавший Н.П. Шубинского «наглым лгуном», а Н.П. Шубинского поддержал депутат от «Союза русского народа» В.М. Пуришкевич, обозвав П.Н. Милюкова «скотиной, сволочью, мордой битою». Поэтому споры между социал-демократами, во время которых Ленин сравнивал Троцкого с Иудушкой Головлевым, Троцкий называл Ленина «профессиональным эксплуататором всякой отсталости в русском рабочем движении», а Сталин именовал Троцкого «красивой ненужностью» и «чемпионом с фальшивыми мускулами», можно считать довольно сдержанными.

Полемика внутри социал-демократии усилилась накануне революции, которую с нетерпением ожидали все российские революционеры. Раскол внутри РСДРП существенно ослабил партию накануне революции, которую предвидели многие марксисты, включая Иосифа Джугашвили. Незадолго до 9 января 1905 года он написал революционную прокламацию «Рабочие Кавказа, пора отомстить!» Считая неизбежным начало бурных событий в стране после падения Порт-Артура, Сталин писал: «Русская революция неизбежна. Она так же неизбежна, как неизбежен восход солнца. Можете ли вы остановить восходящее солнце?» Он завершал свою прокламацию требованием созыва Учредительного собрания и призывами: «Долой царское самодержавие! Да здравствует всенародное Учредительное собрание!»

И все же несмотря на то, что члены РСДРП предвидели грядущие драматические события, развитие революции во многом оказалось неожиданным для них, и на первых порах они оказались в стороне от ее руководства. Старт революции был дан 9 (22) января 1905 года, в этот день в Петербурге была расстреляна мирная рабочая демонстрация, во главе которой стоял руководитель «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга» священник Георгий Гапон. Знаменательно, что, подобно юным семинаристам Тифлиса, активно вступавшим в ряды революционеров, священник Георгий Гапон решительно защищал рабочих, осуждая «нехристианские отношения между капиталом и трудом». В то же время приход священнослужителя к руководству рабочим движением российской столицы свидетельствовал о том, что использование авторитета пастырей православной церкви, риторики, принятой при богослужениях, являлось эффективным средством завоевания популярности среди российских рабочих.

Многие из требований, входивших в программу-минимум РСДРП, были изложены в смиренном обращении рабочих Петербурга, принявших руководство отца Гапона. 9 января 1905 года рабочие шли не свергать царский строй, а просить царя принять их просьбы. Казалось, что социал-демократы, так долго готовившие выступление рабочих страны под лозунгами упразднения самодержавия и созыва Учредительного собрания, не потребовались трудящимся, и это было первой неожиданностью для марксистов в ходе начавшейся революции.

Хотя по мере развития революции социал-демократы, как большевики, так и меньшевики, все активнее участвовали в ней, они все же не раз оказывались в стороне от многих драматичных событий 1905—1907 годов. К восстаниям на броненосце «Потемкин» в июне 1905-го и на крейсере «Очаков» в ноябре 1905 года ни большевики, ни меньшевики не имели никакого отношения. Создание первых Советов, сыгравших исключительную роль в руководстве революционными событиями, как указывал В.И. Ленин, было «творчеством революционных масс», а не воплощением заблаговременного плана большевиков и меньшевиков, выступавших в то время за созыв Учредительного собрания. Отставая от инициативы масс, российские социал-демократы в то же время не ожидали и ряда событий 1905 года, которые были задуманы и тайно подготовлены влиятельными силами, в том числе и за пределами России. Многие обстоятельства в истории «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» и деятельности Г.А. Гапона свидетельствуют о том, что за спиной священника и его сторонников стояли некие тайные силы, неведомые социал-демократии, а затем оставшиеся во многом скрытыми и от историков.

Слишком много сил в России и за ее пределами было заинтересовано в изменении существовавшего строя. Ликвидировать самодержавный строй желали и капиталистические круги, деятельность которых сдерживалась тогдашними политическими, социальными и экономическими порядками, и внешние конкуренты России, по самым разным причинам стремившиеся подорвать ее позиции. США хотели ослабить позиции России на мировом зерновом рынке. Германия и Австро-Венгрия мечтали о расширении своего влияния на Балканах, чему мешала Россия. Япония воевала с Россией с начала 1904 года и жаждала добиться внутреннего кризиса в стане своего противника.

Некоторые исследователи даже объясняли пораженческую позицию многих российских органов печати японскими деньгами. Известно, что в своей пропаганде Гапон и его сподвижники особое значение придавали дискредитации русской армии, сражавшейся в Маньчжурии. По словам Г.А. Гапона, под воздействием его агитации «рабочие возненавидели войну и все смелее и смелее стали критиковать ответственное и во всем виновное правительство». Сдача Порт-Артура помогла разжечь страсти непосредственно перед выступлением рабочих под руководством Гапона.

Каковы бы ни были субъективные намерения подавляющего большинства из 150 тысяч участников манифестации 9 января, нет сомнения в том, что за их спинами и без их ведома был сплетен сложный заговор, имевший целью свержение существовавшего правительства, а может быть и царского строя. Несмотря на мирный характер манифестации 9 января 1905 года, в этом выступлении можно было увидеть ход, ведущий к революционному перевороту. Огромная масса людей, оказавшись перед царским дворцом, могла смести охрану и захватить сначала его, а затем и другие государственные учреждения, если бы манифестантам не было оказано сопротивления. Сначала, по воспоминаниям Г. Гапона, «процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди твоя», и в той молитве звучали пожелания благ «императору нашему Николаю Александровичу». Однако, как писал Гапон, чем ближе демонстрация подходила к Зимнему, тем чаще слова об императоре опускались и был слышен повторявшийся традиционный лозунг революционеров: «Смерть или свобода!» Не исключено, что в рядах манифестантов было немало людей, приготовившихся повернуть народ в более радикальном направлении, если к этому открылись бы возможности.