Князь грязи - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 43

У нее, похоже, начинается истерика.

Ну, что ж, можно ее понять — столько перенесла, бедняжка. Били ее, пытали, чуть вообще не прикончили. А она ведь — девчонка всего лишь!

Не понравилось ей, видите ли, как звучит имя доблестного рыцаря! А что, Зорро, что ли, лучше звучит? Или — тем более! — черный плащ?.. Хорошо, что Рыбка мультфильмов не смотрела. Она убила бы меня, если бы знала, что я ее героя уткой обозвал.

Мультфильмы… Книжки… Неужели когда-то все это было у меня?! Неужели у меня когда-то было что-то, кроме вонючего матраса и сальной подушки?! Господи, как же осточертело мне здесь все!

Домой, домой, я хочу домой! К моим книжкам, к моим мультикам, к моим компьютерным играм! У меня есть все это!!!

Где-то там, бесконечно далеко, но — есть… Мое! Собственное!

Я мог бы быть сейчас там… Быть счастливым, беззаботным школьником, который пожимает плечами, когда его спрашивают, что он собирается делать после того, как окончит десятилетку! Потому что ему все равно! Потому что не горит…

Потому что есть еще время побыть ребенком и не принимать жизненно-важных решений! Я мог бы…

Но я сижу здесь. Думаю о том, что стоит говорить Кривому, что не стоит, и как сохранить свою жизнь, за которую здесь никто ломаного гроша не даст, участвую в каких-то политических разборках, не зная по-настоящему, кому мне верить, потому что на самом деле… верить некому. Изворачиваюсь, вру и вздрагиваю от малейших шорохов.

Кого мне бояться? ОМОНовцев, Кривого, Сабнэка? Да всех!

Мне не к кому рыпнуться — меня никто не защитит! Ни те, ни другие, ни третьи!..

Бедный Мелкий… А кто виноват?

Ладно, не будем о грустном…

— Рыбка, мы еще выберемся отсюда, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Правда, выберемся.

Когда… Ну, в общем, будет у нас шанс, я уверен.

— Не будет этого… Никогда! — воскликнула Рыбка с чувством. — Куда мы выберемся?! На поверхность?! А что там?!

Что там у нас есть?! Мне что, к отчиму возвращаться? Да я лучше удавлюсь! У тебя, может, и получится чего-нибудь, ты — парень. Хотя и в твою удачу я тоже не верю… Многие хотели выбраться, но они-то хотят, да вот их никто не хочет, так и кончали все в канаве! Захлебнувшись… По пьянке…

Собственной блевотиной… Или — в разборках, пулями нашпигованные. Глупый ты, Мелкий! Вот так все и будет. А я… Я всю жизнь в этом вонючем подземелье проживу. Буду выполнять чьи-то порученья. Господи, мелкий, если бы ты только знал, как там, наверху, люди некоторые живут! Там, где я была, куда меня Олькин отец приволок! Какая там квартира у них! Ковры, шелковое белье на кровати, ванна с пеной, жратва из ресторанов! Я там всего одну ночь провела, но я теперь ее вспоминать всю жизнь буду! Представляешь, Мелкий, я спала на шелковых простынях, я мылась в этой ванной, а жопу мне смазывали чем-то жутко дорогим, и не жалко было! За мной так ухаживали!..

Вот тебе и раз, я думал, ее били там…

Слезы мешают ей говорить. И я, конечно, понимаю теперь причину этих слез… Конечно, я понимаю…

— Ну, почему, почему я должна жить здесь, а они там?!! Ну, чем они лучше?!!

Вот он, крик души. Вопрос, на который нет ответа. Чем они лучше тебя? Да ничем! Просто… Просто — так получилось!

Просто — так получилось не с кем-то, а именно с тобой.

— Ему бы я все рассказала… — хлюпала Рыбка. — Пусть бы меня убили потом, но ему бы я рассказала… Но он не заставлял! Он не хотел, чтобы меня убили! Он не такой, как этот кабан, которому все пофигу, лишь бы месть свою удовлетворить! Венечка, милый Венечка!

Так, похоже, что сэра Ланселота зовут «Венечка». Уже кое-что.

— Как только я сказала ему, что меня могут убить, он сразу перестал меня спрашивать. Огорчился, но перестал! Я пыталась объяснить, как это все серьезно, кто такой Сабнэк и что мы не просто бомжи, которые бродят по помойкам… И он понял!

И это называется — она ничего не рассказала!

«Венечка, милый Венечка!»

Вот глупая девчонка! попалась на такую простую и пошлую удочку: плохой полицейский и хороший полицейский, прямо как в дешевом боевичке. Один ее избил, другой ее приласкал — и сразу: «Венечка, милый Венечка» — и готова уже рассказать все, что угодно. А эти двое потом долго смеялись, наверное!

Я не стал ей ничего говорить, не стал больше ни о чем спрашивать. Все мне и так ясно. Со дня на день следует ожидать «неуловимых мстителей», хорошо, если бы только их, а не бригады ОМОНа…

Венечка, милый Венечка… Еврей еще плюс ко всему!

Рыбка ревела, отвернувшись к стене, предаваясь горестным размышлениям о своей нелегкой доле. Я ей был не нужен.

Мелкий, который такой же бездомный, как и она, Мелкий, который не может предложить ей шелкового белья и пены для ванной — нафиг он нужен, такой Мелкий?!

Вот и верь после этого в дружбу!

Меркантильность одна кругом…

Ладно бы, еще был этот Венечка человеком, а то ведь информацию выуживал у дурочки! Вот кому ты точно не нужна, так это ему! ОН ТЕБЯ НЕНАВИДИТ! ТЫ ЕМУ ПРОТИВНА! Единственное, чего он хочет — за девчонку отомстить!

Я расскажу о них Кривому. Обязательно расскажу. Пусть эти двое постараются для общего дела, пусть падут жертвами своей идиотской мести. Как говорится, давайте поможем друг другу.

О кей! Я иду к Кривому!

Кривой слушал мой сбивчивый и не очень понятный рассказ не перебивая. Я не готовился к разговору с ним, я не думал о том, что стоит ему говорить, а о чем лучше умолчать — мною двигали возмущение и обида, когда я шел к нему, но когда я начал говорить, то понял, что не стоит никого выдавать. Ни Рыбку, которая так глупо раскололась и выболтала наши тайны, ни того, кому она их выдала. Я пытался донести до Кривого сведения, которые могли ему пригодиться — о том, что есть люди, которые хотят убить Сабнэка, независимо от нас, и что стоит им помочь в этом, направить, так сказать, а то без нашей помощи они не то что Сабнэка убить, вообще сюда не проникнут никогда.

Я полагал, что Кривой будет прыгать от восторга или, по крайней мере, скажет что-нибудь типа того: «Здорово, Мелкий!», «Ты молодец, Мелкий!», но Кривой только молчал, долго и напряженно. Молчал и смотрел на меня… очень странно как-то смотрел.

— Что?.. Что-нибудь не так? — решился я спросить, когда молчание затянулось уж слишком надолго.

— Нет, ничего, — ответил внезапно Кривой, — Я просто размышлял о том, мог ли Мелкий предать меня и если да, то кому.

Меня как ледяной волной окатило, я едва не свалился замертво прямо там, на месте.

— Кривой, ты что… Я?! Предатель?!!

— Ладно, успокойся. Подумав как следует, я решил, что ты говоришь мне правду.

Точно, они все сговорились сегодня, чтобы добить меня окончательно! Что Рыбка, что… этот!

— Сабнэк в наши личные разборки никогда не привлек бы людей сверху. Если они на самом деле есть, эти люди… А, Мелкий?

— Но ты-то их знаешь… Это отец девчонки и еще там родственник какой-то, — пролепетал я.

— Дядя, — подтвердил Кривой, — Брат матери девочки, Вениамин Юзефович Лещинский.

Охренеть! Рыбкин Ланселот зовется Вениамином Юзефовичем!

Да еще и Лещинским! М-да, не зря она так рыдает…

— Ну вот видишь, ты же проверить все можешь, — сказал я обиженно, — Я ему все говорю, хотя Рыбка меня убьет, если узнает… а он! Видите ли еще размышляет, предатель я или нет!

— Не ной, я уже не размышляю. Странно, но почему-то я склонен тебе доверять… Почему бы, Мелкий, не знаешь?

— Потому что у тебя нет причин мне не доверять!

— Да нет, не поэтому… Впрочем, не имеет значения все это. Не стану я, Мелкий, компрометировать свою особу в любом случае.

Трус несчастный. А я еще поверил, что он действительно в состоянии уничтожить Сабнэка и взять власть в свои руки.

Он так и будет всю жизнь ходить вокруг да около. Я попытался изобразить на лице презрение, зная, что оно мне дорого будет стоить, но не мог я отказать себе в таком удовольствии!

О том, насколько дорого будет мне стоить сия высокомерная мина, узнал я через несколько мгновений, когда Кривой, высокомерно улыбаясь, произнес: