Князь грязи - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 56

Веник только мычит что-то нечленораздельное, сквозь яичницу с хлебом, заполняющую его рот. Жадно пьет апельсиновый сок. Потом наливает себе чаю и наконец садится.

— Ох! Думал, помру от голода! Никогда еще не было такого… Полторы сутки не ел! Или правильнее сказать — полтора сутка? Ну, да черт с ним… Ну и ну, скажу я вам! Хреновато там у них! И это еще мягко сказано… Такая жуть! Такая вонь! Такая темень! У них глаза с каким-то особым строением — они в этой темноте двигаются запросто!

— Ладно, эмоции потом, — не выдерживает Юзеф. — Давай, говори по делу…

— Если совсем коротко, то, значит… Чтобы они оставили в покое Ольгу и всех нас, я должен порешить их главного — Сабнэка. Тогда у них будет переворот и перестройка… Не до нас будет. Да и не будет уже иметь значения, где Ольга, раз не будет того, ради чьего инкогнито соблюдения они за ней охотятся! В смысле, ради соблюдения инкогнито Сабнэка и тайны культа, они хотят Ольгу вернуть, но не могут убить, потому что она вроде как принадлежит Сабнэку, а если убить этого Сабнэка — они сразу к ней всякий интерес потеряют и уже не будет иметь значения, внизу она живет или наверху, и что она там кому расскажет!

— Ты хоть сам понимаешь, что сказал?

— Я-то понимаю… Надо убить этого парня — Сабнэка.

Этим мы сразу и отомстим, и справедливость восстановим, и покой себе обеспечим… Возможно, вечный покой… Извините за каламбур! В общем, тот парень, с которым свел меня покойник-Андрюша, сообщил мне под большим секретом, что на президентское кресло Сабнэка есть еще один претендент. И у этого претендента есть своя партия, которая его поддерживает, своя программа, в которой нет места для нас, да и вообще — как я понял, он, этот претендент, парень куда менее религиозный и куда более трезвомыслящий, нежели Сабнэк. Но, пока Сабнэк жив, другой к власти прийти не может. Потому что Сабнэк сильная личность… В общем, роль личности в истории. Убрать личность — изменится история.

— Сабнэк — пророк Баал-Зеббула. Ты не сможешь его убить. Никто не сможет, — тихо и как-то отрешенно сказала Ольга.

— Ерунда… Уверен, что он не бессмертен! А коли так убить можно… Ну, возьму ружье с серебряной пулей, осиновый кол и еще огнемет для верности! Надо же мразь извести…

Пусть он глубоко под землей сидит, но до него все равно легче добраться, чем до того, другого мерзавца, который Ольгу к нему привел.

Я удивлялась — почему же они не отошлют Олю, почему они говорят при ней, почему позволяют ей слушать?! Зачем пробуждать в ней все эти кошмарные воспоминания?

Как глупа я была… Была и осталась глупа! Но теперь я хотя бы знаю, что эти воспоминания невозможно было пробудить, потому что они никогда не затухали, никогда не оставляли ее, потому что эти воспоминания были для нее более насущны, чем текущая жизнь!

Гораздо более насущны, чем чай и сухая яичница!

— А почему же они сами его не порешат? — заинтересовался Юзеф.

— Потому что его любят. Тайно убить его невозможно… А если убить открыто — это повлечет за собой много жертв… А этот парень, как я понял, хочет устроить что-то вроде «бархатной революции» с одним только трупом — сабнэковым трупом. Он придет на место Сабнэка, пообещает вести народ тем же курсом, но понемногу повернет руль в другую сторону, а массы, как водится, не заметят…

— А что будет с тем, кто убьет этого… Сабнэка?

— Наверное, его расстреляют на месте, как врага народа!

— легко ответил Веник. — А что, ребята, у вас есть какое-нибудь контрпредложение? У меня например — нету. И, сдается мне, надо идти ва-банк! «Иду на вы!» — как Дмитрий Донской! Кривой, то есть тот парень, с которым меня Андрюша свел, похоже, принадлежит как раз к партии тех, кто против Сабнэка. Если я все правильно понял, потому что у них там все сложно — сложнее, чем у нас, наверху! Этому парню выгодно было, чтобы Андрюша расправился с Сабнэком, он потому сам на него и вышел… Хотел с помощью Андрея решить свои проблемы. И посвятил Андрея в свои секреты. Ну, и меня вместе с Андреем… Андрей совершил глупость. И нарвался. И теперь Кривой, как я понимаю, оказался в неприятном положении: тот человек, на которого он «ставил» — мертв. И есть другой человек, знающий о его, Кривого, отступничестве. Я имею в виду себя… И, боюсь, у меня уже нет другого выхода, кроме как пойти и попытаться порешить эту мразь — Сабнэка. Кривой наверняка не многим лучше, но он не трогал Ольгу… Кривой обещал, что проведет меня на какое-то их, бомжовое, празднество. Дело в том, что Сабнэк все время в темноте сидит, на люди редко показывается, а как я его буду искать в темноте — на ощупь, что ли? В общем, меня приведут, покажут место, с какого удобно стрелять, я залягу там с винтовкой, и, даст Бог, пристрелю гада, как Кеннеди в Далласе. Все равно я покойник уже, раз с Кривым познакомился и по их подземельям походил, — закончил Веник с такой обворожительной и беспечной улыбкой, что у меня сердце сжалось.

— Надо сообщить в милицию! — подала я дрожащий голосок, хотя знала, что меня не послушают.

И действительно — от меня только отмахнулись, как от жалкой назойливой мушки, которую, однако, и прихлопнуть-то лень…

Вот, всегда так! Молчи, кобыла, когда ковбои разговаривают!

Я встала и принялась мыть посуду.

А они — Юзеф с Вениамином, отец и сын, дедушка и дядя Ольги — они обсуждали, как им проникнуть в подземный мир, в московский Двор Чудес, чтобы убить Короля Нищих. Кажется, где-то я уже читала такое… Только не помню, чем кончилась эта книга. Наверняка ведь хорошо! В книгах всегда все хорошо кончается… Во всяком случае, в хороших книгах.

Глава 8

НАСТЯ

Решительное объяснение с Юзефом произошло достаточно случайно. Да и место было неподходящее — опять кухня! Я перетирала вареную цветную капусту со сливочным маслом. Полученное пюре должно было стать основой для диетического супчика, которым я собиралась кормить Ольгу по совету врача.

Вообще-то, я люблю цветную капусту. Но этот супчик — гадость жуткая! Ольга его ненавидит… Да и все остальные тоже. Поэтому для «остальных» приходилось готовить другой суп — что-нибудь вкусное… А этот — впихивать в Ольгу насильственным способом! Правда, в последние дни мне очень помогал Веник. Он приносил себя в жертву и ел вместе с Ольгой этот гадкий суп. И еще делал вид, что ему нравится!

Я перетирала вареную цветную капусту со сливочным маслом, а Юзеф сидел тут же и, близоруко морщась, перечитывал и правил какую-то свою рукопись. Не знаю, почему он не хотел носить очки… Из принципа, разумеется, а вот из какого принципа — не знаю!

Поскольку я была влюблена в Юзефа, то меня умиляло в нем все, даже эта особенная манера читать, даже нервные движения его пальцев, вертевших карандаш…

Я перетирала капусту и время от времени поглядывала на Юзефа. Любовалась, надеясь, что он не замечает моих восторженных взглядов.

Но он, как выяснилось, прекрасно все замечал.

Он спросил, не отрываясь от рукописи:

— Почему вы так смотрите на меня, Настя? Неужели я вам действительно так сильно нравлюсь?

Его вопрос удивил меня — неужели же он до сих пор не понял, как сильно он мне нравится? Уж сколько недель мы с ним — любовники!

И я честно ответила ему, не прекращая тереть капусту:

— Я люблю вас, Юзеф.

— Действительно? Вы действительно искренне считаете, что любите меня? — заинтересовался Юзеф, отложив-таки рукопись в сторону.

— А почему бы и нет? В моей жизни еще не было таких ярких людей, как вы, — я старалась казаться спокойной, хотя внутри у меня все дрожало от возмущения, даже руки начали трястись!

— Но я же стар для вас!

— Ночью вы были иного мнения…

— Ночью — это другое… Обоюдное желание… Но я не думал, что вы меня любите! — самодовольно усмехнулся Юзеф.

— Поверьте, Настя, для меня это — большая честь… Нет, право же… Сколько вам лет?

— Двадцать семь. Вы старше меня на тридцать один год. И я прошу вас, перестаньте так со мной разговаривать! Давайте вообще больше не говорить на эту тему… Мне неприятно.