Князь грязи - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 65

Думаю теперь вот, как родителям сказать.

Не мог же я объяснить им про все свои «славные подвиги»

— про Катюшу Алексееву, например… Или — про того старичка с газовым баллончиком!

Не мог я им рассказать о том, что родственники обиженной девочки Оли, очень захотев, сумели добраться даже до самого Сабнэка — «великого жреца»!

Не мог я объяснить им свои опасения… И свою уверенность в том, что — чем дальше от Москвы, тем безопаснее будет мое существование!

Посоветовался я с Наташкой. Сестренка уже большая стала и умная. Не то, что я… Ну, конечно, и ей я не стал всего рассказывать… Сказал только, что в длительный поход собираюсь. На Урал. В «самоцветные горы». Я думал, она на меня с кулаками кинется, а она от смеха чуть со стула не упала.

— Кто бы сомневался! Мы так и думали, что ты опять подашься куда-нибудь. Только вот не знали, куда, и как скоро ты не выдержишь. Теперь, по крайней мере, все ясно. Но до весны-то ты никуда не пропадешь?

— Не пропаду, — сказал я, улыбаясь счастливой улыбкой идиота.

Я действительно был счастлив тогда…

И каким же я был идиотом, раз надеялся, что до весны…

Это случилось 24 декабря.

Задолго до весны…

Я возвращался домой. И не поздно еще было… Но уже темно. А в подъезде свет не горел… Меня это, правда, не напрягло. Настроение у меня было в тот вечер хорошее…

Я вызвал лифт. Стоял и ждал…

А он шагнул из-за угла. Тот мужик… Молодой. Высокий.

Жилистый. Очень сильный. Угрюмый холодный взгляд. Горькие складки в углах рта.

— Лебедев Сергей Анатольевич, если не ошибаюсь? — тихо спросил он, а у меня упало сердце… И язык отнялся.

Я молча кивнул.

— Мелкий? Такая у тебя кликуха была?

В его голосе не было угрозы, но я понял, что целым мне с этого места уже не сойти.

…Кто заложил меня?

…Кривой?!!

…Он мог!

Я снова кивнул.

— Ну, а я — тезка твой: Сергей Алексеев. И Катюшка приходилась мне женой. Если б не ты, она б в тот день домой вернулась…

Я судорожно глотнул и залепетал:

— Я не… Послушайте! Я…

Но он не стал меня слушать.

Я до сих пор не знаю, почему он не убил меня. Мараться не захотел? Или — пожалел молодого дурачка? Хорошенькая жалость… Уж лучше бы убил…

Не знаю, кто ему меня сдал.

Не знаю, добрался ли он до Слона с Мариком, или — меня одного представили виновником…

И я не выдал его ментам, когда они пытались выяснить, кто меня покалечил. Я сказал, что их было трое, что я их не знаю…

Я понимаю его. Он имел на это все права! И — самое святое человеческое право: право Мести! Так должно было случиться… Это — кара… За все в жизни надо платить… Я даже был готов к этому… Почти готов… Я даже испытал некоторое облегчение, когда узнал обо всем… Когда пришел в себя и мне сказали… Во всяком случае, мне больше нечего бояться. И незачем ехать на Урал.

…Да и не могу я теперь на Урал поехать! И никогда не смогу. Никогда. Никуда.

Мне бы инвалидной коляской научиться управлять — и то благо!

Мне врачи четко сказали, что ходить я не смогу уже точно. И — не ясно еще, смогу ли я сидеть. Смогу ли полноценно владеть руками.

Я лежу в больничной постели и смотрю на замерзший каштан за окном. Прошло всего две недели… Я еще не успел привыкнуть к своему положению. Но у меня впереди целая жизнь для этого. Конечно, я надеюсь… Я не могу не надеяться… А вдруг, врачи ошибаются? Вдруг, я все-таки смогу встать на ноги? Ведь мне всего семнадцать лет!

Мне всего семнадцать лет!!!

Будь он проклят!!!

Будь прокляты они все!!!

Ведь я всего лишь подставил ей подножку, когда она убегала…

ЭПИЛОГ

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЧУДЕСА

НАСТЯ

В тот день впервые за зиму пошел снег…

Я улетала с Юзефом и Ольгой в Краков.

Краков ассоциировался у меня только со старым советским фильмом «Майор Вихрь»… Я и не имела ни малейшего представления о том, что это за город, что ждет меня там… Надеялась, что ждет меня счастье с Юзефом, венчание в каком-нибудь старинном костеле и рождение моего первого ребенка. Но, в общем-то, сама не очень верила во все это… Ведь так бывает только в сказках! Или — в любовных романах, которые и есть по сути своей — сказки. Сказки для усталых, много переживших взрослых девочек.

Юзеф воспользовался своими старыми связями, чтобы побыстрее оформить нам загранпаспорта. Не знаю уж, как ему это удалось: ведь все мы, особенно — я, были замешаны в неприятных и странных событиях, тем более, что муж мой до сих пор числился пропавшим без вести, потому что тело его до сих пор не было найдено! Но — видимо, в современной России можно все… Теперь я почти верю и в то, что раненого Джохара Дудаева могли вывезти в Швейцарию! Впрочем, я не собиралась окончательно покидать Россию. И уж тем более — менять российское гражданство на польское! Шило на мыло… Просто — мне хотелось на время уехать подальше отсюда. Подальше от кошмарных воспоминаний… Чтобы — забыть. И чтобы о нас все забыли. И чтобы не расставаться с Юзефом.

Мама была в шоке, когда я рассказала ей все.

Конечно, не совсем все я ей рассказала… Только — про исчезновение Андрея и про то, что собираюсь замуж за Юзефа, бывшего тестя Андрея, но Юзеф не может прийти, чтобы цивилизованно просить моей руки у родителей, потому что переживает сейчас тяжелое горе: от рук неизвестных преступников погиб его сын.

Мама была в шоке…

И только поэтому, наверное, не воспрепятствовала моему отъезду с Юзефом!

А Юзеф — Юзеф стремился покинуть Россию как можно скорее… В панике бежал из России… Словно его отступление могло хоть что-то изменить в произошедшем…

Пепел его сына в изящной фарфоровой урне лежал на дне спортивной сумки, которую Юзеф взял с собой в ручную кладь.

Самолет время от времени потряхивало — день выдался не слишком удачный для полета — и я слышала, как на багажной полке над нашими головами по дну широкой сумки перекатывается урна с пеплом Веника… От этого звука у меня леденело сердце. И меня все время тошнило… Каким же мучительным был для меня этот полет!

Впрочем, тошнило меня систематически с того дня, когда я обнаружила в холодильнике голову Андрея. Я подозревала сначала, что я «посадила» поджелудочную железу: это случается на нервной почве, от нервов даже диабет случается, потому что поджелудочная — очень уязвимый и совершенно незаменимый орган. Но потом в моем организме произошли еще кое-какие неполадки. И я начала подумывать, не беременна ли я… Я вполне могла забеременеть от Юзефа в ту первую нашу ночь ( я говорю только о первой ночи, потому что в другие ночи Юзеф старался быть «осторожным»! ). От Андрея — нет, не могла, это я точно знаю. Мы с ним как минимум полтора месяца близки не были! Если я беременна, то это — ребенок Юзефа. И очень хорошо — я ведь хотела ребенка от любимого человека!

Впрочем, в тот день, в самолете, направлявшемся в Варшаву ( Юзефу сначала надо было уладить какие-то дела в столице), я еще не была ни в чем уверена, просто мучилась тошнотой, слушая, как перекатывается над нашими головами фарфоровая вазочка с пеплом Веника. И я все поглядывала на Юзефа — слышит ли он этот кошмарный звук?! Но Юзеф, казалось, дремал, откинувшись в мягком кресле. Только руки с такой силой впились в подлокотники, что суставы пальцев побелели…

Зато Ольга спала крепким детским сном, прижимая к себе плюшевого бульдога — того самого, которого Андрей принес ей в больницу.

Польша — еще совсем не «заграница».

Конечно, у них все гораздо цивилизованнее, чем у нас.

Все очень вежливые, галантные, много очаровательных мужчин и ослепительно-красивых женщин — правда, правда, в процентном содержании больше, чем у нас в России, не знаю уж почему, может, тлетворное влияние Запада сказывается! — недаром же в прошлом веке поляков называли «французами севера».

Но все равно: Польша — еще не «заграница», и поляки, несмотря на нелюбовь к русским ( и есть ведь за что — за почти двухвековую тиранию и вмешательство в их интересы и в политику ), все равно остаются «братским народом», братьями-славянами. Их речь похожа на нашу…