Акулы шоу-бизнеса - Ермаков Сергей Александрович - Страница 49

— Ты же телефон у меня вытащил и бумажник, а я тебя за руку поймал…

— Молчать! — заорал чесночно-похмельный прапорщик прямо в лицо Крабу.

— А где свидетели, что я у тебя что-то украл, ты, парашник? — нагло выкрикнул ворюга. — Я тебя предупреждал, что ты бедный будешь!!! Понял?

Прапорщик вытолкал воришку из кабинета и втащил главаря всей рыночной шайки с двумя фиолетово-синими фингалами под глазами. Понятые даже ахнули, увидев такого филина. Главарь тоже истерично свидетельствовал о том, что Краб прицепился к ним, невинно гуляющим по рынку пай-мальчикам, стал вымогать у них деньги, а потом начал избивать. Очевидно, от привычки крутить зубами всякие предметы главарь избавился надолго, потому что — то ли от проглоченной спички, или оттого, что Краб пнул его в живот — он постоянно морщился и икал.

Плюгавый следователь все показания «потерпевших» аккуратно записывал на листочках и глубокомысленно ухмылялся, поглядывая на обвиняемого, у которого на лице не было ни царапины, а все потерпевшие были в таком состоянии, словно их сутки крутили в центрифуге. Краб понял, что его откровенно „топят“, — ему и рта не давали раскрыть, а потерпевшие все сыпали обвинениями. Последним был Киря с барсеткой на вывихнутой руке, который сказал, что Краб, крутя ему руку, выкрикивал нацистские лозунги и в частности: „Бей жидов, спасай Россию!“

— Так вы, батенька, ксенофоб? — заинтересованно поднял голову от бумаг следователь.

— Какой он… этот самый… «фоб»? — возмущенно воскликнул чесночный прапорщик. — Здоровый, как бык! Никакой он не фоб, а притворяется только, чтобы в дурку загреметь, а не на нары!

Под занавес нарисовался и свидетель — тот самый продавец из контейнера, который тоже Краба опознал и потребовал возмещения ущерба — за поломанный утюг и разбитую микроволновку.

— Мужик, ну ты же видел, что они у меня телефон и бумажник вытащили, — не выдержал Краб.

— Ничего я не видел, — буркнул тот, опустив глаза, — я только драку видел…

— Молчать, тварь, гнида уродская! — снова закричал чесночно-похмельный прапорщик в лицо Крабу. — Растопчу, как слон морковку!!!

Краб не выдержал этого омерзительного смрада перегара и чеснока, и его нога сама по себе вдруг автоматически пнула прапорщика из-под стула прямо под правое колено так, что раздался треск, а когда злобный прапор рухнул на колени, Краб боднул его головой прямо в нос. Прапорщик отлетел к стене, и из его расплющенного носа, как из раздавленного сапогом помидора, хлынул томатный сок. Опознаваемые мужики — соседи Краба по стульям — от ужаса попадали на пол и стали отползать под стол, а следователь испуганно зазвонил в медный колокольчик. Прапорщик, которого Краб боднул весьма прицельно, ударился затылком о стену и заорал, сплевывая кровь с верхней губы:

— А-а-а, ну, бля, ты у меня на всю катушку получишь! Ты меня при исполнении ударил, падла!!!

Вбежали сотрудники, повалили Краба на пол и стали пинать сапогами. Прапорщик, сильно припадая на поврежденную ногу, вскочил и тоже присоединился к избиению. К счастью, длилось оно недолго — следователь стукнул по столу ладонью и приказал прекратить. Понятые от увиденного вжались в стену, и на лицах их отразился такой ужас, словно они и не понятые вовсе, а их тоже сейчас будут бить.

Краба потащили по коридору в сторону «обезьянника», где его приняли уже как родного бомж и проститутка. Они помогли Крабу улечься на нары. За решеткой свирепел прапорщик, которого удерживали сослуживцы, и, колотя дубиной по стальным прутьям, выкрикивал угрозы и обещания утопить Краба в крови за то, что он сломал ему нос. Прапорщика едва утащили от решетки, только обещав налить ему стакан водки. Воцарилась тишина. Бомж и проститутка сидели рядом. Краб открыл глаза и, оперевшись на локоть, поднялся. Тело его болело, но не так, как тогда, когда его избили глухонемые.

— Лежал бы ты, — прошамкал беззубым ртом бомж, которому на вид было лет семьдесят, — а то, вишь, как тебе попало от этих вертухаев.

Проститутка выглянула в коридор, который был виден из-за решетки «обезьянника», увидела, что там никого нет, подвинулась ближе к Крабу, прижалась к нему мягкой, как свежий батон, грудью и прошептала в самое ухо:

— Слушай, мужичок, этот прапор с теми гопниками, которых ты на рынке избил, заодно. Они лохов на рынке потрошили и ему долю от этого промысла отстегивали. А ты еще и ему нос расквасил. Этого он тебе никогда не простит, все сделает, чтобы ты сел. Так что твое дело — труба. Ищи хорошего адвоката, если тебе есть, чем его замаслить. А лучше послушай моего совета, с адвокатом не заморачивайся, а дай на лапу сразу следаку. Но в твоем случае «куском» не отделаешься, нужно штуки три зеленых готовить, как минимум.

— А ты откуда все знаешь-то? — поинтересовался Краб.

— Так я тута почти местная, — ответила она с нескрываемой гордостью, выуживая из декольте помятую сигарету, — пока тебя в кабинете у следака прессовали, мне тут старшина все и рассказал, чего ты на рынке наделал. Каратист, что ли, или боксер?

— Зубной техник, — ответил Краб, — вставляю и выставляю гражданам зубы.

— Ну-ну, давай, зубной техник, покедова, — обиделась на него проститутка и отодвинулась на другой конец нар. — Помяни мои слова — сядешь лет на десять!

Краб ничего не ответил проститутке на ее неоптимистичные предсказания его судьбы и прилег на нары. Где-то через полчаса Краба пересадили в отдельную камеру до утра. Хорошо, хоть наручники сняли. Проститутка была явно подсадной. Ему просто через нее намекнули, сколько нужно дать следователю, чтобы выйти отсюда без суда и следствия. С собой у Краба таких денег, естественно, не было, до утра их взять было негде, поэтому Краб решил по старой русской традиции, что утро вечера мудренее, лег на жесткие нары и, глядя в потрескавшийся и осыпающийся потолок, заставил себя ни о чем не думать.

Это сделать было трудно, потому как он вспомнил о том, что Татьяна сегодня поехала с олигархом кататься на яхте. До того, как его отсадили в камеру из-за этой идиотской карусели, ему и подумать о дочери было некогда, но сейчас он начал волноваться. И телефон у него отобрали, а Татьяна начнет звонить — у него мобильник отключен. Если бы Краб не владел техникой медитации, то он бы, наверное, не уснул до утра от всяких волнений, которые лезли в голову. Но он, по восточной методике, отключился от всех мыслей и постарался не пускать в сознание проблемы, которые ломились со всех сторон. Ему это удалось, опустошенный мозг быстро потянуло в дремоту, и Краб заснул.

Глава 19

Татьяна специально нагрубила олигарху, чтобы не давать ему поводов к более тесному знакомству. Но Сметанин на ее довольно резкую фразу не только не обиделся, но, наоборот, весело рассмеялся во все горло и сказал ей:

— Довольно редко я слышу такие вот прямые слова! Обычно мне все льстят, заискивают, пытаются понравиться. А я же не слепой, я все это вижу, и это противно. Знаете, как надоела ложь вокруг меня.

— Я вам сочувствую, — сказала Татьяна, — но мне пора уже идти за свой столик.

Татьяна бы ушла с этой яхты, уехала домой, но отец сказал ей, что в этой компании будет тот самый Магнит, который дергает за нитки «пиратского» бизнеса по всей России, и его нужно попробовать вычислить. Но как ей это сделать — тут вокруг одни знакомые по телепередачам лица ведущих политиков и самых богатых людей страны. Каждый из них может оказаться Магнитом, и как его вычислить, Татьяна пока не знала. Но и уйти не могла, хотя и очень хотела. Она повернулась и пошла к краю П-образного стола, где сидел Бальган и с напряжением наблюдал за диалогом Татьяны и Сметанина.

— Разрешите и мне за ваш столик? — попросился олигарх.

— Однако какой вы навязчивый, — ответила ему Татьяна, — садитесь куда хотите, это же ваш день рождения.

Бальган, который услышал последний вопрос олигарха, вскочил с места и кивнул подошедшему Сметанину.

— А-а, продюсер Бальган! — приветливо протянул ему свою руку олигарх. — Один из лучших продюсеров страны!